II. Сонет Уайетта. Серебряный век

Срнет Уайета. Поэты Серебряного века
Подборка
http://stihi.ru/avtor/psid3
Психоделика Или Три Де Поэзия

Николай МИНСКИЙ (1855-1937) – поэт, философ, публицист, переводчик, один из зачинателей русского символизма.

ПОРТРЕТ

Под низким дерзким лбом двойным каскадом
Взметнулся пепел вьющихся кудрей.
Глаза без век, в щелях  –  глаза зверей  –
То жгут холодным непрозрачным взглядом,

То резвым смехом леденят. А рядом
Округлость щек и девственность грудей
Твердят о сне желаний и страстей.
И детский рот не тронут знойным ядом.

Но вот, бледнея, села за рояль.
Преображенье дивно и мгновенно.
Весь мир любви, дотоле сокровенный,

Ей клавиши открыли и педаль.
Душа грозой проснулась в пальцах рук,
Горячей кровью бьет за звуком звук.

Фёдор Сологуб 1863-1927
Фёдор СОЛОГУБ (1863-1927) – русский поэт, писатель, драматург, публицист, видный представитель декадентского направления в русской литературе и русского символизма.

Люблю тебя, твой милый смех люблю,
Люблю твой плач, и быстрых слёз потоки,
И нежные, краснеющие щёки, –
Но у тебя любви я не молю,

И, может быть, я даже удивлю
Тебя, когда прочтёшь ты эти строки.
Мои мечты безумны и жестоки,
И каждый раз, как взор я устремлю

В твои глаза, отравленное жало
Моей тоски в тебя вливает яд.
Не знаешь ты, к чему зовёт мой взгляд,

И он страшит, как острый край кинжала.
Мою любовь ты злобой назовёшь,
И, может быть, безгрешно ты солжёшь.


***

Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману.
Макбету, Гамлету и Калибану.
Во мне зажёг ты яростный пожар,

И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
Корделии отвергнув верный дар.

В моё, труду послушливое тело,
Толпу твоих героев я вовлёк,
И обманусь, доверчивый Отелло,
И побледнею, мстительный Шейлок,

И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.

Владимир Шуф 1865-1913
Владимир ШУФ (1865-1913)- русский поэт Серебряного века, прозаик, журналист, военный корреспондент.

СПУТНИК.

Мой спутник странный, злая тень моя!
Смотри, как тих на море вечер ясный.
Плывем с тобой мы в южные края...
Чему ж смеешься ты, сосед опасный?

Наморщен лоб под феской темно-красной,
Грудь холодна под золотом шитья.
Ужель не радует нас мир прекрасный
И чуждо нам все счастье бытия?

Смеешься, бес? Красою неизменной
Блестит морская гладь, –  наряд вселенной.
Смотри, зажглась далекая звезда.

Она горит, как перстень драгоценный.
Ты говоришь, –  погаснет без следа?
Пророчишь ты?... не верю, никогда!

ОЛИМП.

Как жертвенник, где темный и летучий
От гекатомб несется к небу дым,
Олимп вставал видением седым.
Одетый в снег и сумрачные тучи.

Он был суров, пустынный и могучий,
Но луч, скользя по облакам густым,
Зажег вершин серебряные кручи
Божественным сиянием своим.

Как будто бы раскрылася завеса,
И видел я престол и храм Зевеса...
Нагорный снег был мрамора белей.

Но пуст Олимп... За далью скал и леса
В Фессалии, среди ее полей,
Лежал богов почивших мавзолей.


ЛАРИССА.

Гремит Олимп и снова мечет стрелы,
Течет волной кровавою Пеней.
Эдхем-паша в нем напоит коней,
Переступив Фессалии пределы.

Где ж клефты Греции? 3вучит слышней
Крик «…mutic loquuntur»*. Легки и белы
В рядах эвзонов веют фустанеллы.
Вдали блеснула линия огней.

В тумане туч, грозя, синеют горы.
Вот конные прошли карабинеры, –
Ларисса ждет известий и побед.

На раненых устремлены все взоры.
–  Что, патриот? – Уныл его ответ:
– Идут, идут, и счета туркам нет!


Вячеслав Иванов 1866-1949
Вячеслав ИВАНОВ (1866-1949) – русский поэт-символист, философ, переводчик и драматург, литературный критик, педагог, идеолог символизма, исследователь дионисийства. Одна из ключевых и наиболее авторитетных фигур Серебряного века.
Лучами стрел Эрот меня пронзил,
Влача на казнь, как связня Севастьяна;
И расточа горючий сноп колчана,
С другим снопом примчаться угрозил.

Так вечный сон мой жребий отразил
В зеркальности нелживого обмана...
И стал я весь одна живая рана;
И каждый луч мне в сердце водрузил

Росток огня, и корнем врос тягучим,
И я расцвел – золотоцвет мечей -
Одним из солнц; и багрецом текучим

К ногам стекла волна моих ключей...
Ты погребла в пурпурном море тело,
И роза дня в струистой урне тлела.

Ты в грезе сонной изъясняла мне
Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели
За гроздьем – в пищу нам, мы ж на постели
Торжественной их ждали в вещем сне.

Эфирных тел в божественной метели
Так мы скитались, вверя дух волне
Бесплотных встреч, – и в легкой их стране
Нас сочетал Эрот, как мы хотели.

Зане единый предизбрали мы
Для светлого свиданья миг разлуки:
И в час урочный из священной тьмы

Соединились видящие руки
И надо мной таинственно возник
Твой тихий лик, твой осветленный лик.

Венчанная крестом лучистым лань, –
Подобие тех солнечных оленей,
Что в дебрях воззывал восторг молений, –
Глядится так сквозь утреннюю ткань

В озерный сон, где заревая рань
Купает жемчуг первых осветлений, –
Как ты, глядясь в глаза моих томлений,
Сбираешь умилений светлых дань,

Росу любви в кристаллы горних лилий
И сердцу шепчешь: «Угаси пожар!
Довольно полдни жадный дол палили...»

И силой девственных и тихих чар
Мне весть поет твой взор золотокарий
О тронах ангельских и новой твари.

…………………………….Ad Lydiam

Что в имени твоем пленит?
Игра ль Лидийских флейт разымчивых, и лики
Плясуний-дев? Веселий жадных клики  –
Иль в неге возрыдавшая печаль?

Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?
И не затем ли так узывно-дики
Тимпан и систр, чтоб заглушить улики
Колеблемой любви в ночную даль?..

И светочи полночные колышут
Багряным полохом родные сны,
И волны тканей теплой миррой дышат...

А из окрестной горной тишины
Глядят созвездий беспристрастных очи,
Свидетели и судьи страстной ночи.

Клан пращуров твоих взрастил Тибет,
Твердыня тайн и пустынь чар индийских,
И на челе покорном – солнц буддийских
Напечатлел смиренномудрый свет.

Но ты древней, чем ветхий их завет.
Я зрел тебя, средь оргий мусикийских,
Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских,
Навстречу Ра лилеи нильский цвет.

Пяти веков не отлетели сны,
Как деву-отрока тебя на пире
Лобзал я в танце легкой той Весны,

Что пел Лоренцо на тосканской лире:
Был на тебе сапфиром осиян,
В кольчуге золотых волос, тюрбан.


Разлукой рок дохнул. Мой алоцвет
В твоих перстах осыпал, умирая,
Свой рдяный венчик. Но иного рая
В горящем сердце солнечный обет

Цвел на стебле. Так золотой рассвет
Выводит день, багрянец поборая,
Мы розе причащались, подбирая
Мед лепестков, и горестных примет

Предотвращали темнею угрозу, –
Паломники, любовь, путей твоих, –
И ели набожно живую розу...

Так ты ушла. И в сумерках моих, –
Прощальный дар, – томительно белея,
Благоухает бледная лилея.

Единую из золотых завес
Ты подняла пред восхищенным взглядом,
О Ночь-садовница! и щедрым садом
Раздвинула блужданий зыбкий лес.

Так, странствуя из рая в рай чудес,
Дивится дух нечаянным отрядом,
Как я хмелен янтарным виноградом
И гласом птиц, поющих: «Ты воскрес».

Эрот с небес, как огнеокий кречет,
Упал в их сонм, что сладко так певуч;
Жар-Птицы перья треплет он и мечет.

Одно перо я поднял; в золот-ключ
Оно в руке волшебно обернулось...
И чья-то дверь послушно отомкнулась.


ЖЕРТВА АГНЧАЯ

Есть агница в базальтовой темнице
Твоей божницы, жрец! Настанет срок:
В секире вспыхнет отблеском восток,
И белая поникнет в багрянице.

Крылатый конь и лань тебя, пророк,
В зарницах снов влекут на колеснице:
Поникнет лань, когда «Лети!» вознице
Бичами вихря взвизгнет в уши Рок.

Млеко любви и желчь свершений черных
Смесив в сосудах избранных сердец,
Бог две души вдохнул противоборных

В тебя, пророк, – в тебя, покорный жрец!
Одна влечет, – другая не дерзает:
Цветы лугов, приникнув, лобызает.


Незримый вождь глухих моих дорог,
Я подолгу тобою испытуем
В чистилищах глубоких, чей порог
Мы жребием распутья именуем.

И в гордости гасимой вот итог:
В узилищах с немилым я связуем,
Пока к тому, кого любить не мог,
Не подойду с прощеным поцелуем.

Так я бежал суровыя зимы:
Полуденных лобзаний сладострастник,
Я праздновал с Природой вечный праздник.

Но кладбище сугробов, облак тьмы
И реквием метели ледовитой
Со мной сроднил наставник мой сердитый.


Рыскучий волхв, вор лютый, серый волк,
Тебе во славу стих слагаю зимний!
Голодный слышу вой. Гостеприимней
Ко мне земля, людской добрее толк.

Ты ж ненавидим. Знает рабий долг
Хозяйский пес. Волшебней и взаимней,
Дельфийский зверь, пророкам Полигимний
Ты свой, доколь их голос не умолк.

Близ мест, где челн души с безвестных взморий
Причалил и судьбам я вверен был,
Стоит на страже волчий вождь, Егорий.

Протяжно там твой полк, шаманя, выл;
И с детства мне понятен зов унылый
Бездомного огня в степи застылой.


Константин Бальмонт 1867-1942
Константин БАЛЬМОНТ (1867-1942) – русский поэт-символист, переводчик и эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века.

ПОДВОДНЫЕ РАСТЕНИЯ

На дне морском подводные растенья
Распространяют бледные листы
И тянутся, растут, как привиденья,
В безмолвии угрюмой темноты.

Их тяготит покой уединенья,
Их манит мир безвестной высоты,
Им хочется любви, лучей, волненья,
Им снятся ароматные цветы.

Но нет пути в страну борьбы и света,
Молчит кругом холодная вода.
Акулы проплывают иногда.

Ни проблеска, ни звука, ни привета,
И сверху посылает зыбь морей
Лишь трупы и обломки кораблей.


БЕСПРИЮТНОСТЬ

Меня не манит тихая отрада,
Покой, тепло родного очага,
Не снятся мне цветы родного сада,
Родимые безмолвные луга.

Краса иная сердцу дорога:
Я слышу рев и рокот водопада,
Мне грезятся морские берега
И гор неумолимая громада.

Среди других обманчивых утех
Есть у меня заветная утеха:
Забыть, что значит плач, что значит смех, –

Будить в горах грохочущее эхо
И в бурю созерцать, под гром и вой,
Величие пустыни мировой.


БРЕТАНЬ

Затянут мглой свинцовый небосвод,
Угрюмы волны призрачной Бретани.
Семь островов Ар-Гентилес-Руссот,
Как звери, притаилися в тумане.

Они как бы подвижны в океане
По прихоти всегда неверных вод.
И, полный изумленья, в виде дани
На них свой свет неясный месяц льет.

Как сонмы лиц, глядят толпы утесов,
Седых, застывших в горе и тоски.
Бесплодны бесконечные пески.

Их было много, сумрачных матросов.
Они идут. Гляди! В тиши ночной
Идут туманы бледной пеленой.


БЛЕСК БОЛИ

«Дай сердце мне твое неразделенным», –
Сказала Тариэлю Нэстан-Джар.
И столько было в ней глубоких чар,
Что только ею он пребыл зажженным.

Лишь ей он был растерзанным, взметенным,
Лишь к Нэстан-Дарэджан был весь пожар.
Лишь молния стремит такой удар,
Что ей нельзя не быть испепеленным.

О Нэстан-Джар! О Нэстан-Дарэджан!
Любовь твоя была – как вихрь безумий.
Твой милый был в огне, в жерле, в самуме.

Но высшей боли – блеск сильнейший дан.
Ее пропел, как никогда не пели,
Пронзенный сердцем Шота Руставели.

27 июня 1916

НА ОТМЕЛИ ВРЕМЕНИ

Заклятый дух на отмели времен,
Средь маленьких, среди непрозорливых,
На уводящих удержался срывах,
От страшных ведьм приявши гордый сон.

Гламисский тан, могучий вождь племен.
Кавдорский тан – в змеиных переливах
Своей мечты – лишился снов счастливых
И дьявольским был сглазом ослеплен.

Но потому, что мир тебе был тесен,
Ты сгромоздил такую груду тел,
Что о тебе Эвонский лебедь спел

Звучнейшую из лебединых песен.
Он, кто сердец изведал глубь и цвет,
Тебя в веках нам передал, Макбет.


ПОСЛЕДНЯЯ

Так видел я последнюю, ее.
Предельный круг. Подножье серых склонов.
Обрывки свитков. Рухлядь. Щепки тронов.
Календари. Румяна. И тряпье.

И сердце освинцовилось мое.
Я – нищий. Ибо – много миллионов
Змеиных кож и шкур хамелеонов.
Тут не приманишь даже воронье.

Так вот оно, исконное мечтанье,
Сводящее весь разнобег дорог.
Седой разлив додневного рыданья.

Глухой, как бы лавинный, топот ног.
И два лишь слова в звуковом разгуле:
Стон – Ultima, и голос трубный – Thule.


МИКЕЛЬ АНДЖЕЛО

Всклик  «Кто как бог!» есть имя Михаила.
И ангелом здесь звался. Меж людей
Он был запечатленностью страстей.
В попраньи их его острилась сила.

В деснице божьей тяжкое кадило,
Гнетущий воздух ладанных огней
Излил душой он сжатою своей.
Она, светясь, себя не осветила.

Стремясь с Земли и от земного прочь,
В суровости он изменил предметы,
И женщины его – с другой планеты.

Он возлюбил Молчание и Ночь.
И лунно погасив дневные шумы,
Сибилл и вещих бросил он в самумы.


ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ

Художник с гибким телом леопарда,
А в мудрости-лукавая змея.
Во всех его созданьях есть струя –
Дух белладонны, ладана и нарда.

В нем зодчий снов любил певучесть барда
И маг – о каждой тайне бытия
Шептал, ее качая: «Ты моя».
Но тщетно он зовется Леонардо.

Крылатый был он человеколев.
Еще немного – и глазами рыси
Полеты птиц небесных подсмотрев,

Он должен был парить и ведать выси
Среди людских, текущих к Бездне рек
Им предугадан был Сверхчеловек.

2 июля 1916

ШЕЛЛИ

Из облачка, из воздуха, из грезы,
Из лепестков, лучей и волн морских
Он мог соткать такой дремотный стих,
Что до сих пор там дышит дух мимозы.

И в жизненные был он вброшен грозы,
Но этот вихрь промчался и затих.
А крылья духов – да, он свеял их
В стихи с огнем столепестковой розы.

Но чаще он не алый – голубой,
Опаловый, зеленый, густо-синий, –
Пастух цветов, с изогнутой трубой.

Красивый дух, он шел – земной пустыней,
Но – к морю, зная сон, который дан
Вступившим в безграничный Океан.


Внимательны ли мы к великим славам,
В которых-из миров нездешних свет?
Кольцов, Некрасов, Тютчев, звонкий Фет
За Пушкиным явились величавым.

Но раньше их, в сиянии кровавом,
В гореньи зорь, в сверканьи лучших лет,
Людьми был загнан пламенный поэт,
Не захотевший медлить в мире ржавом.

Внимательны ли мы хотя теперь,
Когда с тех пор прошло почти столетье,
И радость или горе должен петь я?

А если мы открыли к свету дверь,
Да будет дух наш солнечен и целен,
Чтоб не был мертвый вновь и вновь застрелен.


ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ

Погаснет солнце в зримой вышине,
И звезд не будет в воздухе незримом,
Весь мир густым затянут будет дымом,
Все громы смолкнут в вечной тишине, –

На черной и невидимой луне
Внутри возникнет зной костром палимым,
И по тропам, вовек неисследимым,
Вся жизнь уйдет к безвестной стороне, –

Внезапно в пыль все обратятся травы,
И соловьи разучатся любить,
Как звук, растают войны и забавы, –

Вздохнув, исчезнет в мире дух лукавый,
И будет равным быть или не быть –
Скорей, чем я смогу тебя забыть.

1919


ПАМЯТИ А. Н. Плещеева

Он был из тех, кого судьба вела
Кремнистыми путями испытанья,
Кого везде опасность стерегла,
Насмешливо грозя тоской изгнанья.

Но вьюга жизни, бедность, холод, мгла
В нем не убили жгучего желанья -
Быть гордым, смелым, биться против зла,
Будить в других святые упованья.

Держал он светоч мысли в черный день,
В его душе рыдания звучали,
В его строфах был звук родной печали,

Унылый стон далеких деревень,
Призыв к свободе, нежный вздох привета
И первый луч грядущего рассвета.
................................

Поликсена Соловьева 1867-1924
Поликсена СОЛОВЬЕВА  (1867-1924) – русская поэтесса, переводчица и художница; издатель детского журнала «Тропинка». Дочь историка Сергея Соловьёва, сестра философа и поэта Владимира Соловьёва.
ВОСКРЕСШИЕ ДОЛИНЫ

Семь знойных лет долины умирали.
И шумный дождь, и тихая роса
Забыли их. Ненужная коса
Заржавела во прахе и печали.

Но тучи с гор в долины снег послали,
И вихрей свист вонзился в небеса.
В дыму снегов гудели и вставали,
Как призраки, погибшие леса.

И остовы забытых городов
Вздымали к небу глыбные ступени
И кружево развеянных садов.

Сплетенные ползли и гасли тени,
И в звездной тьме вдруг стихнувших ночей
Рванулся гул проснувшихся ключей.
.................................

Александр Федоров 1868-1949
Александр ФЁДОРОВ   (1868-1949)   – русский поэт и прозаик, переводчик, драматург.

СТИХИЯ

И день и ночь в открытом океане.
Меж двух небес колышется вода,
И кажется, что мы уж навсегда
Заключены в сияющем обмане.
Все двойственно, начертано заране:
Пожары зорь, и тучи, и звезда,
И не уйти, как нам, им никуда:
Закованы кольцеобразно грани.
Порой нальются бурей паруса.
Волна корабль с голодным ревом лижет,
И молния упорный сумрак нижет.
Яви, Господь, воочью чудеса:
Окованный стихией бесконечной,
Мой дух направь к его отчизне вечной.

БАШНЯ БЕЗМОЛВИЯ

Есть в Индии, на выступе высоком,
Немая башня, вестница земли:
Ее далеко видят корабли.
Там смерть царит в безмолвии глубоком.
Чума и голод рыщут над Востоком.
И много трупов в башню принесли;
Над ними грифы тризну завели,
А кости дождь в залив умчит потоком.
Как изваянья бронзовые, спят
На древних камнях парсовой гробницы
Противные пресыщенные птицы;
Их головы змеиные висят...
А солнце жжет, от зноя воздух глохнет,
И на песке вода горит и сохнет.
1903

Иван Бунин 1870-1953
Иван БУНИН (1870-1953) – русский писатель, поэт и переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года.

КОНДОР

Громады гор, зазубренные скалы
Из океана высятся грядой.
Под ними берег, дикий и пустой,
Над ними кондор, тяжкий и усталый.
Померк закат. В ущелья и провалы
Нисходит ночь. Гонимый темнотой,
Уродливо-плечистый и худой,
Он медленно спускается на скалы.

И долгий крик, звенящий крик тоски,
Вдруг раздается жалобно и властно
И замирает в небе. Но бесстрастно
Синеет море. Скалы и пески

Скрывает ночь  –  и веет на вершине
Дыханьем смерти, холодом пустыни.
1902

Ра-Озирис, владыка дня и света,
Хвала тебе!  Я, бог пустыни, Сет,
Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,
В его стране царил пять тысяч лет.
Ты славен был, твоя ладья воспета
Была стократ. Но за ладьей вослед
Шел бог пустынь, бог древнего завета  –
И вот, о Ра, плоды твоих побед:

Безносый сфинкс среди полей Гизеха,
Ленивый Нил да глыбы пирамид,
Руины Фив, где гулко бродит эхо,
Да письмена в куски разбитых плит,
Да обелиск в блестящей политуре,
Да пыль песков на пламенной лазури.
1905

С ОСТРОГОЙ

Костер трещит. В фелюке свет и жар.
В воде стоят и серебрятся щуки,
Белеет дно… Бери трезубец в руки
И не спеши. Удар! Еще удар!
Но поздно. Страсть  –  как сладостный кошмар,
Но сил уж нет, противны кровь и муки…
Гаси, гаси  –  вали с борта фелюки
Костер в Лиман… И чад, и дым, и пар!

Теперь легко, прохладно. Выступают
Туманные созвездья в полутьме.
Волна качает, рыбы засыпают…
И вверх лицом ложусь я на корме.

Плыть — до зари, но в море путь не скучен.
Я задремлю под ровный стук уключин.
<1905>

БЕДУИН

За Мертвым морем  –  пепельные грани
Чуть видных гор. Полдневный час, обед.
Он выкупал кобылу в Иордане
И сел курить. Песок как медь нагрет.
За Мертвым морем, в солнечном тумане,
Течет мираж. В долине  –  зной и свет,
Воркует дикий голубь. На герани,
На олеандрах  –  вешний алый цвет.

И он дремотно ноет, воспевая
Зной, олеандр, герань и тамариск.
Сидит как ястреб. Пегая абая
Сползает с плеч… Поэт, разбойник, гикс.
Вон закурил  –  и рад, что с тонким дымом
Сравнит в стихах вершины за Сиддимом.
20. VIII.08

ОТЧАЯНИЕ

…И нового порфирой облекли
И назвали владыкою Ирана.
Нож отняли у прежнего тирана,
Но с робостью, с поклоном до земли.
В Испании  –  рев варварского стана,
Там с грязью мозг копытами толкли…
Кровоточит зияющая рана
В боку Христа. –  Ей, господи, внемли!

Я плакал в злобе; плакал от позора,
От скорби  –  и надежды: я года
Молчал в тоске бессилья и стыда.
Но я так жадно верил: скоро, скоро!
Теперь лишь стоны слышны. В эти дни
Звучит лишь стон… Лама савахфани?
1908

СОБАКА

Мечтай, мечтай. Все уже и тусклей
Ты смотришь золотистыми глазами
На вьюжный двор, на снег, прилипший к раме,
На метлы гулких, дымных тополей.
Вздыхая, ты свернулась потеплей
У ног моих  –  и думаешь… Мы сами
Томим себя  –  тоской иных полей,
Иных пустынь… за пермскими горами.

Ты вспоминаешь то, что чуждо мне:
Седое небо, тундры, льды и чумы
В твоей студеной дикой стороне.
Но я всегда делю с тобою думы:

Я человек: как бог, я обречен
Познать тоску всех стран и всех времен.
4. VIII.09

ПОЛНОЧЬ

Ноябрь, сырая полночь. Городок,
Весь меловой, весь бледный под луною,
Подавлен безответной тишиною.
Приливный шум торжественно-широк.
На мачте коменданта флаг намок.
Вверху, над самой мачтой, над сквозною
И мутной мглой, бегущей на восток,
Скользит луна зеркальной белизною.

Иду к обрывам. Шум грознее. Свет
Таинственней, тусклее и печальней.
Волна качает сваи под купальней.
Вдали  –  седая бездна. Моря нет.
И валуны, в шипящей серой пене,
Блестят внизу, как спящие тюлени.
6. VIII.09

ПОЛДЕНЬ

Горит хрусталь, горит рубин в вине,
Звездой дрожит на скатерти в салоне.
Последний остров тонет в небосклоне,
Где зной и блеск слились в горячем сне.

На баке бриз. Там, на носу, на фоне
Сухих небес, на жуткой крутизне,
Сидит ливиец в белом балахоне,
Глядит на снег, кипящий в глубине.

И влажный шум над этой влажной бездной
Клонит в дрему. И острый ржавый нос,
Не торопясь, своей броней железной
В снегу взрезает синий купорос.

Сквозь купорос, сквозь радугу от пыли,
Струясь, краснеет киноварь на киле.
14. VIII.09


ВЕЧЕР

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним…  Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
14. VIII.09

МОРСКОЙ ВЕТЕР

Морского ветра свежее дыханье
Из темноты доходит, как привет.
На дачах глушь. И поздней лампы свет
Осенней ночи слушает молчанье.

Сон с колотушкой бродит  –  и о нем
Скучает кто-то, дальний, бесприютный.
Нет ни звезды. Один Юпитер мутный
Горит в выси мистическим огнем.

Волна и ветер с темных побережий
Доносят запах ржавчины  –  песков,
Сырых ракушек, сгнивших тростников.
Привет полночный, ласковый и свежий,
Мне чьей-то вольной кажется душой:
Родной мечтам и для земли  –  чужой.
<8.VIII.09>


ПИЛИГРИМ

Стал на ковер, у якорных цепей,
Босой, седой, в коротеньком халате,
В большой чалме. Свежеет на закате,
Ночь впереди  –  и тело радо ей.
Стал и простер ладони в муть зыбей:
Как раб хранит заветный грош в заплате,
Хранит душа одну мечту  –  о плате
За труд земной  –  и вес скупей, скупей.

Орлиный клюв, глаза совы, но кротки
Теперь они: глядят туда, где синь
Святой страны, где слезы звезд  –  как четки
На смуглой кисти Ангела Пустынь.

Открыто все: и сердце и ладони…
И блещут, блещут слезы в небосклоне.
<1906–1910>

В СИЦИЛИИ

Монастыри в предгориях глухих,
Наследие разбойников морских,
Обители забытые, пустые  –
Моя душа жила когда-то в них:
Люблю, люблю вас, келий простые,
Дворы в стенах тяжелых и нагих,
Валы и рвы, от плесени седые,
Под башнями кустарники густые

И глыбы скользких пепельных камней,
Загромоздивших скаты побережий,
Где сквозь маслины кажется синей
Вода у скал, где крепко треплет свежий,

Соленый ветер листьями маслин
И на ветру благоухает тмин!
1. VIII.12

КОНЧИНА СВЯТИТЕЛЯ

И скрылось солнце жаркое в лесах,
И звездная пороша забелела.
И понял он: достигнувший предела,
Исчисленный, он взвешен на весах.
Вот точно дуновенье в волосах,
Вот снова сердце пало и сомлело;
Как стынет лес, что миг хладеет тело,
И блещет снегом пропасть в небесах.

В епитрахили, в поручах, с распятьем,
От скудного, последнего тепла,
Навстречу чьим-то ледяным объятьям,
Выходит он из темного дупла.

Трава в росе. Болото дымом млечным
Лежит в лесу. Он на коленях. С Вечным.
3. VII.16

ПОМПЕЯ

Помпея! Сколько раз я проходил
По этим переулкам! Но Помпея
Казалась мне скучней пустых могил,
Мертвей и чище нового музея.
Я ль виноват, что все перезабыл:
И где кто жил, и где какая фея
В нагих стенах, без крыши, без стропил,
Шла в хоровод, прозрачной тканью вея!

Я помню только римские следы,
Протертые колесами в воротах,
Туман долин, Везувий и сады.
Была весна. Как мед в незримых сотах,
Я в сердце жадно, радостно копил
Избыток сил  –  и только жизнь любил.
28. VIII.16

СРЕДИ ЗВЕЗД

Настала ночь, остыл от звезд песок.
Скользя в песке, я шел за караваном,
И Млечный Путь, двоящийся поток,
Белел над ним светящимся туманом.
Он дымчат был, прозрачен и высок.
Он пропадал в горах за Иорданом,
Он ниспадал на сумрачный восток,
К иным звездам, к забытым райским странам.

Скользя в песке, шел за верблюдом я.
Верблюд чернел, его большое тело
На верховом качало ствол ружья.
Седло сухое деревом скрипело,
И верховой кивал, как неживой,
Осыпанной звездами головой.
28. X.16.

Александр Лукьянов 1871-1942
Александр ЛУКЬЯНОВ (1871-1942) – русский поэт, переводчик, редактор и драматург

Я далеко от шума городского,
Вокруг меня лежит глубокий снег;
Но кони быстро мчатся на ночлег,
И я боюсь: тоска вернется снова!

Какая ночь... Нет сумрака ночного...
Ямщик, сдержи коней летучий бег, –
Хотел бы я не видеть целый век
Угрюмых стен покинутого крова!

Прочь от него, от шума и людей!
Люблю простор и тишину полей,
Мерцанье звезд на дальнем небосклоне...

Простив судьбе, не помню грустных дней,
Мечты летят за счастием в погоне,
Я вижу сон... О, тише, тише, кони!

Михаил Кузмин 1872-1936
Михаил КУЗМИН (1872-1936) – русский литератор (поэт, прозаик, драматург, переводчик, критик) и композитор Серебряного века. Первый в России мастер свободного стиха.

В густом лесу мы дождь пережидали,
По колеям бежали ручейки,
Был слышен шум вздымавшейся реки,
Но солнце виделось уж в ясной дали.

Под толстым дубом мы вдвоем стояли,
Широким рукавом твоей руки
Я чуть касался – большей нет тоски
Для сердца чуткого к такой печали.

К одной коре щекой мы прижимались,
Но ствол меж нами был (ревнивый страж).
Минуты те недолго продолжались,

Но сердце потерял я вмиг тогда ж
И понял, что с тобой я неразделен,
А солнце так блестит, а лес так зелен!

***
Запел петух, таинственный предвестник,
Сторожкий пес залаял на луну –
Я все читал, не отходя ко сну,
Но все не приходил желанный вестник...

Лишь ты, печаль, испытанный наперсник,
Тихонько подошла к тому окну,
Где я сидел. Тебя ль я жду одну,
Пустынной ночи сумрачный наместник?

Но ты, печаль, мне радость принесла,
Знакомый образ вдруг очам явила
И бледным светом сердце мне зажгла,

И одиночество мне стало мило.
Зеленоватые глаза с открытым взглядом
Мозжечек каждый мне налили ядом...