Баллада о хлебе

Семья в полесье до войны жила:
Аж десять душ – немного и немало…
Земля в ту пору щедрая была,
И голодом семейство не страдало.

Подворьем знатным славилось оно:
Всегда «от пуза» наедались дети!
Как вдруг все сгинуло в мгновение одно
Одним ударом лишь фашистской «плети».

И ту семью не минула беда:
Отца и мать в Германию угнали;
Вот, вмиг осиротевшие тогда,
Детишки цену хлеба и познали.

Найдя приют в заброшенном хлеву,
Ребята что попало ели:
Гнилой овес, свекольную ботву…
Но животы-то… хлебушка хотели.

А дальше – хуже: кончилась вода,
Что для скотины припасали в кадки;
Но что страшней – настали холода,
И смерть явилась…  нагло без оглядки.

Костлявая двойняшек забрала:
Сперва не стало крохотной Аленки,
А следом Настя душу отдала, –
Ей тоже стали саваном пеленки.

Боясь накликать новую беду,
Никитка,– старший брат,– дождался ночи
И под любимой яблонькой в саду
Младенцев схоронил, утерши очи.

Безумный страх обуял паренька:
Всего-то семь годов ему от роду,
А под ногой – ни кочки, ни пенька…
Где путь к спасенью? Где дорога к броду?..

Вдруг, вспомнив наставления отца,
Что вслед за ним глава семьи – Никита,
Забыв про страх, он был уж у крыльца:
«Вот отчий дом!». Но… настежь дверь открыта.

Перед мальчонкой леденящий мрак…,
Но он шагнул в могильную прохладу;
Озябшими руками кое-как
Затеплил он отцовскую лампаду.

«Как хорошо – за печью есть дрова.
Сейчас я нашу хату обогрею…»
От голода кружилась голова…
«Там братики… Я должен… Я успею…»

Собрав всю волю в маленький кулак
И боль морозную едва превозмогая,
Никитка, встав на ноги кое-как,
Добрел сквозь темень все же до сарая

— «Вставай, братишки, – хату я согрел!»
В ответ ему никто не отозвался…
— «О, боженька, куда же ты смотрел?!» —
Мальчишки голосок на плач сорвался.

И ничего не видящий от слез,
Уже неведомо ему какою силой,
Он в хату братьев нес… и нес
Оттуда, где «запахло» уж могилой.

 «Алешка, Мишка, Васька, Клим, Егор...—
Пожалуй, все…».  Укрыл он их накидкой.
«Дров подколоть бы…». Взялся за топор,
И вдруг… сознание простилося с Никиткой.

Почувствовав дыханье над собой,
Он разлепил глаза не без усилий
И ощутил, что льнет к нему щекой,
Обняв за шею, меньший брат, Василий

Последыш не по-детски голосил…
Братишки рядом сквозь слезу глядели…
Васятка хлебушка отчаянно просил!
И братья тоже… про себя хотели.

— «А ну-ка, Мишка, снега набери…
Егор и Клим, подбросьте в печь дровишек;
Алешка, в хате малость прибери;
Попробуем испечь съедобных пышек…

А ты, Васек, в сусек бы заглянул…
Туда фашист, быть может, не добрался…»
— «Тебя, Никитка, нюх не обманул:
Мешок муки целехонький остался!»

По старшинству Никита хлеб делил;
Досталось братьям по одной лепешке,
А от своей он… дважды отломил
И сжал кусочки в маленькой ладошке…

Мальчишка встал, из хаты вышел вон
И на могилки Насти и Аленки
Хлеб возложил под молчаливый стон:
«Покойтесь с миром, милые сестренки…»

За ним и братья: каждый отщипнул…
— «Не надо, хлопцы. Лучше ешьте сами.
От нас от всех сестричкам я «шепнул»…
Они простят, а нам держаться с вами!»

И продержались братья до весны;
До той весны, когда ушли все беды;
Когда сбылись все радужные сны
В лучах Великой радостной Победы!