Где падает закат

И падает закат, как алая чума,
На город, что молчит, не шелохнётся.
Судьба — не храм, а воронья тюрьма,
Где каждому на части разорваться.

Мы сами сторожа своих цепей,
Мы сами кормим тех, кто нас терзает.
В хрустальный шар грядущих, страшных дней
Уже никто из нас не заглядает.

И нету ангела с карающим мечом,
Лишь тень его скользит по крышам спальных районов.
Мы все в ответе за общий содом,
За чёрный хлеб, отравленный законами.

А Истина, что прячется за углом,
Уже давно смотрит на нас пустыми глазницами.
И мы кричим в своём безумном злом:
«Прости!» — но слышим только ветра стоны.

И по ветру летит проклятий пепел,
Клубится дымом над немой планетой.
Тот, кто сегодня торжествует и осмелел,
Уже стоит на краю бездны самой этой.

Мы думали — чума пройдёт стороной,
Что наша дверь с меткой судьбою не отмечена.
Но в доме каждом, ставшем стеной,
Горит свеча утраты безутешной.

И нету правых в этой басне про падение,
Лишь дети, что смотрят испуганно и немо.
И общее, всемирное падение
Связало палача и жертву темой.

А Истина... она давно уже не гостья,
Она — бродяга с пустым и ржавым котелком.
И шепчет нам: «Не надо больше злости,
Вы все умрёте...»
...Но мы не слышим всё равно.

И вот уже не видно ни зги,
Лишь тени ползают по стенам, как палачи.
Мы сами стали частью этой саги,
Где нет героев, а лишь молчанье и плачи.

Кто ищет виноватых — сам давно в цепях,
Кто ждёт спасенья — не дождётся рая.
Лишь эхо тонет в чёрных рвах:
«Вся ваша суть — одна большая ложь святая».

И содомский век смеётся до слёз,
Над нами, над нашей слепой верою в чудо.
Мы сами ту черту под собой подвели,
Где Бога нет, а есть лишь вечное «будь я не будь».

Но в этой тьме, что гуще самой смерти,
Горит одна-единственная свеча —
Не вера, не надежда, не «поверьте»,
А простое человеческое «Я ещё дышу».