Осенняя трилогия

птичий двор

Небо хмурится печально, лист простуженный ворчит,
стынут лужи на асфальте, в гнездах ежатся грачи.
Ткань ажурная мороза на стекло легла пером.
Мерзнет грустная береза под узорчатым окном.
Расчесал осенним гребнем кудри-звезды бравый клен,
расстелил ковер волшебный - в липу юную влюблен.
По двору шныряют птицы, прячась в пестрый виноград.
Три продрогшие синицы на забор уселись в ряд.
Голый вяз - зимы глашатай зябнет, стоя босиком.
Шелестят листки-цыплята, с ветром носятся гуськом.
Две вороны за сараем глаз каштановый нашли,
клювом тычут «самураи» в шоколадные зрачки.
Лютый враг хвостом укрылся на скамейке у стола,
нос укутал власяницей, видно, это неспроста.
«Это рыжая плутовка, с ней знаком весь птичий двор» -
- говорила мухоловка, севши рядом на забор.
«Ты смотри, сестра-синица, кот, как будто бы уснув,
так и ждет растяпу-птицу, чтоб схватить ее за клюв!»
Зябнет рядом с мухоловкой юркий зяблик молодой,
знает кошкины уловки - в парке, тоже, кот такой.
У собаки пахнет кашей из нагретой конуры,
кость грызет - мосол говяжий, нос не кажет из норы.
Миска полная собачья за порогом у двери.
«Посиди немного, спрячься, на заборе до зари.
Лучше уж не в лапы к Мурке, а к Трезору в конуру,
я, собакины ошурки поклевала бы к утру».
Старый ворон, каркнул с дуба, желудь бросил в пёсий корм -
чуткий нос оскалил зубы - в конуре случился шторм.
Прячет яркая рябина серьги ягод под листву.
Дуб оделся в белый иней - мерзнет, старый, на ветру.

пёсий рай

Кистью влажной мажет осень, разливая акварель,
хмарь по улице разносит под воронью канитель.
Мокнут лужи на асфальте, мерзнут в парках кобели.
Тучи слезы льют печально, ломит злой радикулит.
Лето пахло дымным грилем - мясо жарил шумный двор,
шашлыком меня кормили, под душевный разговор.
Нынче сырость из мангала охладила звонкий лай.
Шоколадный глаз каштана укатился за сарай.
На некрашеной скамейке не сидит уже никто.
Мурка, будто телогрейкой морду кутает хвостом.
Во дворе притихли птицы, по-осеннему скулят.
Три упитанных синицы рядом греют свой наряд.
Я дремлю один на страже, в конуре теплым-тепло,
да ещё в тарелке каша с недоеденным ребром.
Погрызу на сон грядущий от назойливой тоски,
чтоб жилось собачьим душам, как и людям - по-людски.

на пороге

Дверь в прихожей приоткрылась, льет промозглая капель,
хмарь по улице разносит под воронью канитель.
Небо хмурится печально, тучи выстроились в ряд,
мерзнут лужи на асфальте, галки жалостно галдят.
Клен в резном бордовом фраке, тополь - рыжий великан
и рябина в серьгах красных ткут из листьев сарафан.
Ветер школьным хулиганом треплет челки желтых лип,
шоколадный глаз каштана в чернозем промерзший влип.
Клен, сжигая листья-свечи осветил унылый дом,
голый вяз - зимы предтеча мерзнет, стоя голяком.
Во дворе шныряют птицы, долбят мерзлый виноград.
три продрогшие синицы клювом чистят свой наряд.
Дуб - столетняя детина, желудей рассыпал дробь.
Ветвь свисает балдахином - за окном цветная топь.
Пес дворовый нос не кажет - в конуре теплым-тепло,
да ещё в тарелке каша с недогрызенным ребром.
Мурка, будто телогрейкой нос укутала хвостом,
на обласканной скамейке не сидит уже никто.
Ткань ажурная мороза спеленала пестрый двор.
Мерзнет старая береза, гладит ветвями забор.
Белый иней лег на землю, как вуаль седой зимы…

Призрак снега сладко дремлет, смотрит северные сны…