Мишель Анше

Сегодня через транс я начал записывать первую прозу. Вот что получилось, когда я подумал о Мишель Анше.

Да, Шандель был не красив, но красив душою. И железной рукояткой он хватался за все, чтобы выжить. И это его стремление бросить курить говорило о многом, во-первых потому, что он любит меня и не хочет со мною расставаться не при каких условиях. Однако, в тот злополучный вечер я ткала настенную икону, а мой Шандель разговаривал с кем-то, но это было не серьезно. И вообще я понимаю, что любовь дана нам не для того, чтобы любить, а только для того, чтобы убивать в себе желание кому-то докучать и делать при этом выгоду. И я жила не в особняке, а в простом жилище, наполненном страхом жить и влечением к скрупулёзном магнетическом сеансе. Вы каждый раз смотрите как я прекрасна, но не находите в себе силы признаться, что я девственница и мое рукопожатие еще сильно серьезными отклонениями. В обытии я клялась тебе ровною болью в недосягаемости и неприхотливости, однако ты выбрал другую историю: просто меня выжить или сослать на другой берег зари или ночи. А я была простой и сногсшибательной девушкой, в которую влюблялись офицеры и не только. А потому ты мне пишешь досаждающе больно и мне все твои слова не нравятся, но травишься ты только потому, что ты не серьезный и обидчивый человек. В промаху повести об уединении лет я посвящу тебе главу моей не высказанной боли. И потому мне нравятся цветы подоконные: эти фиалки дотошные и лилии  цвелисовые, манящие запахи напротив и налево. Как предыдущее зелье, я принимаю тебя во всех твоих грехах и люблю жадно, до слез, в помехах времени и сердца. Как высоко ты берешь ноты и так бедно падаешь в моих объятиях, что я даже не покладешною стала куклой. И в силу безвозврата твоих действий, я выпью до тла тебя и твою наживу. Целясь крепко и утверждающе, я больна тобою и крещена непосильною ношею обрести покой хоть здесь или на Родине, где поют дифирамбы, и жажда их нескончаемо преступна. Обволакивая меня воедино, я тружусь над твоими запретами. Я пьяна и хочу спать, также как хочешь ты со мной спать в расставании и наперекор всему зыбкому. Хвастайся, я убит! Только кто тебе поверит, сонному твоему храпенью. Коли я не сумела тебя простить, я прошу не многого - быть со мною, пить и есть. А все остальное как по камушкам зарнистым, как по слезам утопающе, как по сердцу воединошну. Прячусь голая, как голая правда: вот-вот соскочит с крючка и в напасти опасностей брякнется поодаль твоих приметов погубить меня. Что-то обидное и желтое состраданием вымолвило и в бесконечную жадность опрокинулась. Может это моя голова, что "машет ушами" и правдиво разъяснит всем, что я жива и полна тобою, о мой Шандель. Глубокий и верующий, но сука продажный как стол матовый, обводишь меня по кругу как дурочку, в которую не влюбиться, не насытиться нельзя. А я скрещена тоскою по дому, по жезлу небесному. Упокой души моих врагов. Обвались весь мир тревогой. Жарко, я снимаю с себя  халат и кладу твою руку на мою. Вот и все: кончено, финал оправдал свои ожидания, я убита и выпита до тла. Сколько еще бед и горя предстоит пройти, чтобы меня понять. А я - любовь, и в самом слове не понятном переживания уходят, о, мой Шандель не надышавшийся и не накричавшийся впопусту и наотмашь твоего времени.