Старая дева

Мужчину характеризуют четыре ситуации:
как он дерется, как считает деньги, как смотрит на детей и как заканчивает отношения.


Лучшая месть человеку — это доказать, что ты можешь обойтись без него.



"Знал бы Ирод..."
Иосиф Бродский. «В Рождество все немного волхвы...»




Исабель было тридцать. Если бы её мама была жива, постоянный укор “старая дева” теперь безотказно следовал бы по пятам, как траурный шлейф несбывшихся надежд на семейное счастье с достойным мужем. Как можно догадаться, мамы уже не было, и традиция в данном случае тихонько помалкивала в углу кухни-столовой с электрическим очагом, который знал только один празднично-суматошный период в своем существовании  – Суккот. Прочее время отводилось разве что для небольшой турки для кофе и каких-то безделиц из овощей.

Сегодня осень давно миновала: за стеклами кафе и ресторанчиков поблескивали рождественские ели. Почему-то они пробуждали в памяти потаенные уголки, где когда-то принято было покупать дорогие стеклянные шары на елку и вырезать снежинки из салфеток для школьных украшений. Тогда это был настоящий праздник – Новый год. После смены места жительства Новый год стал наступать в сентябре, и елочный “фетиш” трансформировался в Старый Новый год. Вспомнилось, как у православных тоже отмечали два Новых года, с разницей в пару недель. А на второй Новый год по квартирам часто ходили дети с колядными песнями, и за это полагалось угощать их конфетами и печеньем. Исабель помнила, что многие на этот вечер специально отключали звонки, хотя карамельки и стоили не очень дорого. Но все приравнивалось к запрещенным пасхальным куличам и крашеным яйцам, а никто не хотел неприятностей.

Девочкой Исабель тоже хотела пойти с другими за конфетами. Но мама была категорически против. “Это чужие обычаи, Белла, – говорила она, не поясняя больше ничего, – и ты останешься дома”.

Теперь граница исчезла: в легком пальто и небольшой шляпке в крупную черно-белую полоску, сшитой наподобие мужской, Исабель прогуливалась по предрождественскому городу. Она не испытывала душевной теплоты к импровизированным яслям с бутузами, имитирующими сына бога, или даже самого бога – грань казалась ей неясной. Синтетические ели имели такой же синтетический запах, как и солома в яслях. Он ведь родился среди домашних животных, среди скота. Запахи путались. Отчего Старый Новый год теперь выглядел как старая дева, которой давно пора, но на которую никто так и не позарился. Или наоборот.

Декабрьское солнце обманчиво: постепенно стало зябко, особенно в старых кварталах, где камень стынет быстрее. И чашка кофе, соблазнительно мерцающая на вывеске, заставила Исабель сделать заказ в одной из кофеен. Пока официант занимался небольшим заказом — яблочным пирогом и кофе по-восточному — Исабель достала сигареты и только тут обнаружила, что нет зажигалки. Пожав плечами на безрезультатные поиски, девушка машинально прикурила от рождественской свечи, горящей возле искусственных фарфоровых яслей с младенцем. Эти ясли, установленные в знак праздника прямо на столике возле белоснежных салфеток, были точь-в-точь такими же, как те, из которых делали снежинки на уроках труда.

Когда сигарета наконец разгорелась и Исабель подняла голову, первое, что попалось ей на глаза, — перепуганно-возмущенные лица за соседним столиком. Девушка оглядела себя, не находя дефектов в одежде. Она снова подняла взгляд: теперь в глазах соседей читалась почти открытая ненависть. И тут до нее дошло: ясли с младенцем. Она прикурила от предмета, который эти люди так фетишировали. От рождественской свечи. “Скажите, какие же мы фанатики, – подумала она. – Это же просто кафе. Не храм. Не культовое заведение.  Христиане с Нагорной проповедью в богом забытом кафе.”

Исабель оплачивает заказ и, не в силах больше оставаться под таким душевным напряжением, выходит на улицу. “Счастливого Рождества”

Кутаясь в шарф от промозглого ветра, который, казалось, возвращался на круги своя, Исабель тоже возвращалась, возвращалась с прогулки домой. Её взгляд зацепился за одинокие ворота с гравировкой на греческом: ‘TALITHAKUMI’. Когда-то за ними находился дворик разрушенного временем детского дома для девочек.

Вспоминается старый рассказ о женщине, которой пришлось искать огонь для сигареты в церкви. Правда, безуспешно. Свечи на ночь в целях экономии денег прихожан гасили. Другого открытого огня, чтобы прикурить, там не было. Героиня так и не исполнила своего желания, зато исполнила другое – чужое. Святой отец, встреченный ею в храме, без колебаний пригласил прихожанку к молитве. И она не смогла отказаться.

Сегодня как раз о ней самой вполне можно  написать благодарственный рассказ: “Спасибо за огонёк”.


(отредактированная версия)
© Copyright:  2015
Свидетельство о публикации №215110200959