Пределы выразимого безрифменный сонет и поиски язы

.




#школа_сонета_критические_обзоры_2025
#антология_русского_сонета
#белый_безрифменный_сонет





ПРЕДЕЛЫ ВЫРАЗИМОГО: безрифменный сонет и поиски языка для не-поэтической реальности и его компенсаторные эквиваленты



Проводя критический анализ «белых» сонетов в рамках методологических установок, изложенных в статье «Неоканонические стратегии: белый сонет и диахроническая эволюция твёрдой формы» http://stihi.ru/2025/09/29/2123, в этом случае четыре рассматриваемые текста предстают как рядоположенные эксперименты в области версификации, и одновременно с этим, как единый и напряжённый метатекстуальный диалог, ведущийся на разных уровнях поэтического языка и ставящий своей конечной целью исследование тех фундаментальных категорий, которые определяют человеческое существование в мире – пространства, времени, памяти, языка и веры, – исследование, которое, в силу своей глубины и сложности, не может быть адекватно выражено в рамках канонической, рифмованной формы, т.к. требует для своего воплощения той самой аскезы и той самой интеллектуальной концентрации, которые и составляют сущностное ядро феномена белого сонета, превращающегося в руках автора из строгой стихотворной формы в инструмент философского познания, когда каждый синтаксический период, каждая интонационная волна и каждый компенсаторный фонетический призвук становятся носителями смысла, замещающего собой легкость и игровую природу рифменного ожидания.


***

Начаться вновь, как сон в пределах сна,
где улица – широкая река,
а комната – огромный тёмный камень,
лежащий посреди её теченья,
непомнящий движение, и Бог –
не тот, кто смотрит с берега, а тот,
кто в самой гуще мутного потока
из лиц, имён, телег, автомобилей,
потерянных ключей, газет, и слёз
преобразует хаос в стройный лад,
чью музыку не слышит ухо, но
воспринимает дух, как слышит корень
шум ливней, не пролившихся с небес,
но данных в первом Слове, в обещанье.

_______________
Схема рифмовки: aaBCddFGhijKlM 



Первый из рассматриваемых сонетов, чья формальная структура с её парной рифмой в исходном дистихе («сна»/«река») и последующим погружением в безрифменное пространство, представляет собой модель диалектического взаимодействия канона и его преодоления, где начальный, почти что архаизирующий, жест узнаваемости – «Начаться вновь, как сон в пределах сна» – мгновенно сменяется радикальным размыканием поэтического универсума, превращающего улицу в «широкую реку», а комнату – в «огромный тёмный камень», что позволяет интерпретировать данный текст как поэтическую рефлексию на саму возможность творения ex nihilo (из ничего), будь то творение мира или творение стихотворения, где Творец предстаёт не трансцендентным наблюдателем, а имманентной силой, пребывающей «в самой гуще мутного потока» повседневного хаоса и преобразующей его в «стройный лад», чья музыка, подобно платоновской гармонии сфер, доступна не физическому слуху, а духовному слушанию, уподобленному тому, как «корень» слышит «шум ливней, не пролившихся с небес», – сложнейшая метафизическая конструкция, выстроенная при помощи развёрнутых сравнений и синтаксического параллелизма, который и берёт на себя роль организующего ритмико-смыслового начала, полностью компенсируя отсутствие рифмы и превращая сонет в лирико-философское высказывание о предустановленной гармонии, сокрытой в самой сердцевине дисгармоничного эмпирического опыта.


***

я, отрешённый от скрижалей, от
грамматики причин, не знаю букв,
чьи крючья-клещи впились в плоть сознанья;

я – голос, чье ауканье есть первый
гортанный крик и первая мольба;

я обретаю прочное, как вечность
всех трещин, всех осколков, – оправданье,
разорванные связи всех начал,
ведь целое, не знавшее дробленья, –
гипотеза, чертеж в уме Творца
до акта претворенья Мысли в Слове;

я должен помнить целое иным,
не как утрату – обретенье в малом –
распятой бесконечности пути.


_______________
cхема рифмовки: abC De FGhIjK lMn


Второй сонет, углубляет и драматизирует эту тему, перенося её в плоскость личного, почти исповедального переживания, в котором лирическое «я», «отрешённое от скрижалей» и «грамматики причин», позиционирует себя как первичный, дограмматический «голос», чьё «ауканье» есть одновременно и «первый гортанный крик», и «первая мольба», что отсылает  к архетипическим мифологемам о возникновении сознания и языка из первозданного хаоса, а также к философским концептам дорефлексивного опыта, когда целое – «гипотеза, чертеж в уме Творца» – ещё не подверглось трагическому «дробленью», и задача поэта-первопредка заключается в том, чтобы «помнить целое иным», обретая его не как утраченный рай, а как «обретенье в малом» – в той самой «распятой бесконечности пути», чей образ становится квинтэссенцией экзистенциального напряжения между конечностью человеческого удела и бесконечностью его духовных устремлений, что на формальном уровне находит своё выражение в предельно усложнённом, гиперинтеллектуализированном синтаксисе, с его инверсиями, разрывами и многоступенчатыми подчинительными конструкциями, моделирующими сам процесс мучительного кристаллизации мысли из первоначального языкового и экзистенциального хаоса.


***

Окно – твой взгляд в ничто, в сырую мглу,
что до рожденья дней хранила холод,
который ныне спит в груди любой
привычной вещи, ожидая свой
черёд, – ты видишь: улица, как рельса,
как линия судьбы, пронзает плоть
тех стен, что не берёт ни кисть, ни краска,
ни отблеск фар, а ты стоишь на ней, 
на зыбком перекрёстке двух сомнений
и слышишь, как в ушах больных от ветра
молчанье обретает резонанс
плотней хорала Преждеосвященных
Даров в обратной перспективе веры,
покуда звук на паузе замолк.

_______________
 
cхема рифмовки: aBccDeF gHIjKLm 



Третий сонет, возвращаясь к мотиву улицы-реки из первого текста, но переводя его в иную, более трагическую и сюрреалистическую тональность, фокусируется на проблеме восприятия границы, воплощённой в образе окна, которое есть одновременно и «взгляд в ничто», и точка соприкосновения с «сырою мглой» до-временного хаоса, «холод» которого дремлет «в груди любой привычной вещи», ожидая своего часа для возвращения в небытие, – концепция, глубоко родственная хайдеггеровскому понятию «ничто» как фундаментальной основе бытия, а также русской философской традиции, с её вниманием к пограничным состояниям сознания, когда «молчанье обретает резонанс / плотней хорала Прещеосвященных Даров в обратной перспективе веры», где совмещение сакрального (хорал) и эстетико-богословского термина («обратная перспектива») создаёт эффект предельного смыслового сжатия, выявляя кризисное, «больное» состояние духа, стоящего «на зыбком перекрёстке двух сомнений» и вслушивающегося в звенящую тишину распавшейся связи между человеком и абсолютом, что формально подчёркивается использованием парной рифмы в третьей и четвёртой строках («любой»/ «свой»), которая, подобно краткой вспышке света в кромешной тьме, лишь оттеняет последующее безрифменное пространство, превращающееся в акустический эквивалент пустоты.


***

вот улица – она течёт сквозь стену,
не разрушая камня, зная – камень
– безмолвный призрак, и стена – лишь плод
воображения и форма мысли,
заброшенная в пустоту, как сеть
но возвращающаяся с уловом
не рыбарей, а памяти понятий
«снаружи» и «внутри»; мир – ложный след,
оставленный  тем языком, что мыслит
холодной мерой стен, самим же им
масштабно возведенных в цвет и твердь
существованья на краю сознанья,
и комната распахана дыханьем
сквозных путей, что учат забывать.

_______________
cхема рифмовки: ABcDeFGeHIeJJk 


Четвёртый сонет, являющийся кульминацией данного цикла, осуществляет окончательный демонтаж оппозиции «внутреннего» и «внешнего» через образ улицы, «текущей сквозь стену / не разрушая камня», т.к. сам камень объявляется «безмолвным призраком», а стена – «лишь плод / воображения и форма мысли», что позволяет интерпретировать весь эмпирический мир как «ложный след, / оставленный тем языком, что мыслит / холодной мерой стен», – радикальный философский жест, восходящий к традициям платонизма и немецкого идеализма, но доведённый здесь до логического предела, когда сама «комната распахана дыханьем / сквозных путей, что учат забывать» о самой иллюзии разделённости, причём эта идея находит своё  формальное воплощение в уникальной схеме рифмовки, где одна и та же рифма («сеть», «след», «твердь») пронизывает текст на разных уровнях, подобно тому, как сквозные пути пронизывают комнату, а пара строк в заключительном фрагменте с её созвучием «сознанья» / «дыханьем» окончательно стирает границу между внутренним и внешним, материей и духом, являя собой торжество неоканонической стратегии, которая, отказавшись от внешних украшений, обретает смысловую и структурную сложность, превращая сонет в чистое умозрение, развёрнутое в четырнадцати строках и утверждающее победу поэтической мысли над косностью материи и ограниченностью восприятия.

В результате, представленная тетрада сонетов, предстаёт не как набор разрозненных текстов, а как целостный художественно-философский проект,  реализующий основной пафос белого сонета как формы, находящей свою силу не в следовании внешним предписаниям, а в радикальной внутренней свободе и бескомпромиссной работе мысли, при которой отказ от рифмы становится знаком требовательности к слову, обретающему в этом аскетическом пространстве свою изначальную, почти сакральную весомость, а диахроническая эволюция твёрдой формы достигает нового уровня, демонстрируя неисчерпаемый потенциал сонета для выражения самых сложных и трагических интуиций современного сознания.







==========
Анекдоты по теме от ШС:

Приходит белый сонет к психотерапевту и жалуется: «Я чувствую такую пустоту, такую неполноценность без рифмы». Тот ему в ответ: «А вы развивайте аллитерации! Работайте с синтаксическими параллелизмами! Совершенствуйте анжамбеман!» Через месяц сонет возвращается сияющий: «Доктор, какое счастье! Я обнаружил, что моя пустота – это и есть высшая форма полноты!»
 
Улица-река встретила на берегу Реальную Улицу. «Я – метафора», – скромно сказала первая. «А я – метонимия», – фыркнула вторая. С тех пор они текут параллельно, никогда не смешивая свои воды.

Поэт спросил у корня дерева: «Правда ли, что вы слышите шум ливней, не пролившихся с небес?» Корень, не отрываясь от земли, прошелестел: «Я слышу даже те стихи, которые вы ещё не написали. И, поверьте, им лучше остаться ненаписанными».

«Я отрешён от скрипа скрижалей и грамматики причин», – заявил Поэт. «Но от сослагательного наклонения ты всё ещё не свободен», – съехидничал его Внутренний Критик.

Стена, узнав, что она – всего лишь плод воображения и форма мысли, возмутилась: «Как так?! Я ведь так старалась быть монолитной, непроницаемой, вещью в себе!» Архитектор пожал плечами: «Ничего не могу поделать. Поэзия сильнее бетона».

Классический рифмованный сонет пришёл в кафе, в коттором сидел белый сонет. «Фу, какая вычурность, – сказал классик, – ни одной рифмы, один синтаксис на весь лист». Белый сонет допил свой эспрессо и ответил: «Зато я знаю, что такое «обратная перспектива веры». А ты?»

Два филолога читали сонет про «распятую бесконечность пути». «Знаешь, – сказал первый, – это гениально». «Знаю, – ответил второй, – но я до сих пор не понял, куда же мне в итоге идти?»

Студент пытался разобрать один из  сонетов на составляющие. Через три часа он в отчаянии воскликнул: «Да здесь же каждый образ ссылается на другой, а тот – на третий! Это чёрный ход из русской поэзии прямиком в дурную бесконечность!» Преподаватель улыбнулся: «Поздравляю, вы наконец-то поняли принцип неоканонической стратегии».

Сонет Бродского встретил в лимбе одного из белых сонетов. «Я слышал, ты тоже борешься с временем через синтаксис», – сказал Бродский. «Борюсь, – кивнул тот, – но у меня ещё и комната сквозными путями распахана. Усложняю задачу».

Комната, которую распахало дыханье сквозных путей, пожаловалась психоаналитику: «Я больше не чувствую своих границ!» «Поздравляю, – сказал тот, – у вас началась поэтическая шизофрения. Это лечится только написанием следующего сонета».

Подводя итог, можно сказать, что все белые сонеты объединяет одно: они доказывают, что самый сложный, многоступенчатый синтаксис – это порой единственный способ сказать всего лишь одно: «Смотри, как улица течёт сквозь стену, а мы всё ещё верим в прочность камня». И в этом – главный анекдот о природе человеческого сознания.

========
) и пока перерыв на некоторое, неопределенное время (дела, до 10 ноября нужно с «0» снять короткометражный фильм)