Полковник Петренко. Свой среди чужих

Полковник Иван Сергеевич Петренко шагал в свою однушку в хрущёвской пятиэтажке Ногинска. Половицы скрипели, кофейник пыхтел, телевизор гундосил «Мента в законе». На продавленном диване, укрытая пледом, спала больная мама, Анна Степановна. В углу — выцветшее фото сына Димки, уведённого пятнадцать лет назад женой Светкой. Петренко жил для Родины, презирая западную дрянь.
 —Американцы мозги пудрят, — ворчал он, увидев рекламу сериала с подмигивающими мужиками в цветастых шмотках.
Вечерами он варил пельмени,наливал «Столичную» и засыпал под сериал, ухаживая за мамой.
— Ваня, сынок, — кашляла Анна Степановна, поправляя очки, — в наше время телевизор про заводы показывал, а нынче одна заграничная муть. Береги себя, Ваня, от этих содомитов!
—Мам, я их прижму, — буркнул Петренко, туша «Приму». — Родина под ударом.
 Утром Петренко вернулся в отдел. Бумаги громоздились, запах «Примы» и кофе витал в воздухе. Коллеги, майор Ковалёв и опер Зайцев, жали руку.
—Сергеич, герой! Медаль твоя! — гудел Ковалёв, хлопая по плечу.
 —Дело делай, а не трепи, — рявкнул Петренко, листая отчёты о наркоманах и мошенниках. — Сергеич, что за кипиш? Старухи опять ноют? — спросил Зайцев, поправляя кепку.
—Зайцев, содомиты в городе! — прорычал Петренко. — Молодёжь сериалы смотрит, в розовое рядится, Родину продают!
—Да ладно, Сергеич, просто мода, — хмыкнул Зайцев, но Петренко заметил, как тот украдкой листал стриминг на телефоне. Ногинск захлестнула беда. Банда содомитов, как звали их старухи, промывала мозги юнцам американскими сериалами про «свободную любовь». Парни носили розовые кофты, красили волосы, девки пели про «Голливуд». На заборах писали: «Netflix — сила!»
Петренко сплюнул: —Западная содомия! Гады Родину растлят!
 Петренко поднял притоны на уши. Тряс подвалы, где юнцы смотрели сериалы на ноутбуках, допрашивал старух у подъездов.
—Баб Нюра, видала этих содомитов? — рычал он, туша окурок.
 —Ой, Ваня, ходят, как девки, в блестящем! — крестилась бабка. — Один, иностранец, с татуировкой, флешки раздавал, сериалы про любовь толкал!
 —Флешки? — прищурился Петренко. — Где он?
—У рынка, Ваня! С рожей заграничной! — пищала Нюра.
В отделе Петренко прижал барыгу Сеньку: —Сенька, кто флешки толкает? Говори, или в КПЗ сгною!
—Сергеич, клянусь, какой-то Гламур! Иностранец, с акцентом! — заскулил Сенька. — Сказал, сериалы — для свободы, молодёжь за ним бегала!
—Свобода? — рявкнул Петренко. — Родину продали за сериалы! Зайцев, что молчишь?
 —Да я… ничего, Сергеич, — пробормотал Зайцев, пряча телефон. — Ищем, значит, ищем. Камеры у рынка показали типов в цветастых шмотках, раздающих флешки с надписью «Queer Show». Банда ускользала, а содомитов становилось больше. По телику Петренко заметил, что ведущие начали делать женские ужимки, подмигивать и носить блестящие пиджаки.
 —Зараза! — шипел он, стуча кулаком по столу. — Скоро вся страна в розовых кофтах будет!
Дома Анна Степановна, вязая носок, вздохнула: —Ваня, в наше время за Родину в окопах лежали, а нынче сериалы эти… Береги Зайцева, молодой он, глупый.
 —Мам, я этих содомитов выловлю, — отрезал Петренко, наливая чай. — Иначе Родина не простит.
Ночью Петренко заманили на заброшенный склад у вокзала. Банда содомитов — пятеро в ярких кроссовках и цветастых кофтах, ведомых типом по кличке Гламур, с акцентом, татуировкой Netflix и розовым шарфом, — схватила его, связав верёвками. Гламур, поправляя тушь на ресницах, гоготнул:
—Мент, вот ты и попался! Сериалы и свобода любви — наше оружие! Зайцев наш, он уже с нами, фанат «Квир-шоу»!
Из тени шагнул Зайцев — в розовой кофте, с накрашенными ресницами, держа флешку. Петренко, сжав зубы, ахнул: —Зайцев, ты?! Предал мундир, содомит проклятый?
 —Сергеич, я… это не то, что вы думаете, — пробормотал Зайцев, теребя кофту. — Сериалы… они про любовь, про свободу…
—Свободу? — заорал Петренко. — Ты Родину на американскую дрянь променял?
 Гламур, хихикая, рявкнул: —Зайцев, докажи преданность! Покажи менту мужскую любовь! Покажи своё естество!
Содомиты гоготали,размахивая флешками и цветастыми шарфами. Один, с серьгой, прошипел: —Давай, Зайцев, будь как в сериале! Любовь побеждает!
 Другой,с крашеными волосами, поддакнул: —Мент, твой патриотизм — отстой! Зайцев наш, он уже в тренде!
Петренко, дёргая верёвки, заревел: —Зайцев, очнись! Вспомни долг, честь, мундир! Зайцев,дрожа, смотрел то на Петренко, то на Гламура: —Сергеич, я… сериалы эти… они красивые, про чувства…
—Зайцев, за Родину бейся, а не за американскую содомию! — орал Петренко. — Ты мент или кто?
Гламур, поправляя шарф, хмыкнул: —Зайцев, решай! Пореши мента, или мы тебя в следующем сезоне закопаем!
Зайцев, сжав кулаки, вдруг выхватил из-за пазухи «Макаров» и десятью выстрелами уложил содомитов наповал. Гламур рухнул, прижимая флешку с надписью «Season 5». Зайцев, задыхаясь, развязал Петренко: —Сергеич, я… запутался. Сериалы эти… мозги пудрят, проклятый Netflix!
Петренко,вставая, врезал Зайцеву по морде до кровавых соплей: —Дурень, за Родину бьются, а не за розовые кофты! Предатель, а ещё мент!
В отделе Петренко сдал Зайцева профессору Покровскому, психиатру с суровым взглядом. Покровский, осмотрев Зайцева, хмыкнул: —Содомитская зараза в голове, американская дрянь! Электрошок выжжет.
 —Делайте, профессор, спасите парня, — буркнул Петренко.
 —Спасём, полковник, — кивнул Покровский. — Но мозги ему перетряхнём. Санитары связали Зайцева, и месяц его лечили током, изгоняя содомию. Зайцев вышел молчаливым, роняя слюну, но с чистым взглядом, без розовой кофты. 

 В хрущёвке Петренко и Зайцев пили водку.Анна Степановна, вязала носок, вздыхая: —Ваня, в наше время за Родину жизни клали, а ты парня из западной мути вытащил. Горжусь, сынок.
 —Мам, содомитов прижал, Родину спас, — хмыкнул Петренко, наливая рюмку. Он поднял её к портрету Президента: —За Родину! За Президента! Запомни, Зайцев, русский человек никогда жопу американцам не подставит! Зайцев кивнул,уронив слюну на стол. Телевизор гундосил «Мента в законе», кофейник пыхтел. Петренко уснул на диване, сжимая фото Димки. Родина была спасена.