7. глава из поэмы Их разлучила война

Столетний юбилей района
сегодня празднуете вы.
Шумит сосна, ей вторят клёны,
касаясь летней синевы
верхушками, а люди в счастье
гуляют парами в саду.
Глаза добром у них лучатся,
я с ними разговор веду.

Они меня не понимают…
…с Оксаной, мол, поговорим –
главой района. Принимает
решения она – из прим
чиновников в районе сельском
всё замыкается на ней,
а остальных слова – довески,
решенье стало чтоб полней.

Всё получается банально,
слова их отговорки и
становится от них печально,
без слова главного ни-ни.
Наташа совершила подвиг –
он женской верности пример.
Напомнить молодым не поздно
и без чиновничьих химер.

Военный комиссар вступился,
чтоб в “Сквере памяти” сиял
любовью подвиг-верность, взвился
из прошлого и прославлял
надёжность, женское величье,
на все невзгоды несмотря.
Так поступает только личность –
в народе говорят не зря.

“Обещанного ждут три года” –
пословица сия звучит.
Чиновников во всём порода
в душевный колокол стучит.
И возмущаются народы
под гнётом власти роковой,
над ней темнеют небосводы.
Забюрокраченный молвой

вот и Арон – ваш председатель –
той бюрократии субъект,
народных чаяний предатель,
он представитель властных сект
на уровне села за лесом,
где Обь стремится в океан.
Смотрю на это с интересом
сквозь бюрократии туман.

И вижу в нём я очертанья
свободной истины полёт,
где власти прекратят метанья.
Надеюсь, всё-таки поймёт
необходимость воздаянья
любви и верности бойцам
чрез годы битв и расстоянья
к в бою ушедшим к праотцам.

Быть обязательным не сложно,
когда не свищет пустота,
мозги не заняты сплошь ложью.
Необязательность – черта
снабжённых струнами обманов,
всех лодырей, прохвостов всех –
конёк объезженный приматов –
пообещать и вызвать смех

при оправдании: “Не слышу!” –
ответ безнравственно-тупой
произнести, сказать не лишне,
пройдя змеистою тропой.
Поняв бессмысленность компашки
под ветхой изморозью лет.
Слова в обмане, словно пташки,
из уст взлетают. Хода нет

ни в уши слушателю, с ложью
в обманные уста лгуна.
На славу вход закрыт надёжно.
Терпенья лопнула струна.
Гранитный камень в том же виде –
не обработанный – лежит…
…на тупость вашу не в обиде…
…но телефон пчелой жужжит.

Решается в архитектуре:
не разрешить иль разрешить?..
Вопрос не из литературы,
мол, некуда, зачем спешить.
У автора в обрез осталось
и надо всё-таки успеть,
преодолев свою усталость,
всю песню памяти пропеть.

О верности, любви без счастья –
быть рядом и идти вдвоём
в погожий день, в войны ненастье,
когда любовь вся под огнём
бесчувственных страданий века, –
жить в неизвестности, что с ним?
Нет весточки от человека,
какими бурями гоним?!

Когда допросы длятся ночью,
а днями беспрерывный труд,
когда уже и жить не хочешь –
под белы рученьки ведут.
По новой задают вопросы:
“Каким он человеком был?!” –
назойливо ведут допросы…
…и отвечать уж нету сил.

Подруги отвернулись дружно.
Любовь спасает от петли.
Доказывать любовь не нежно –
глаза её полны любви.
Поступок верности с победой,
как символ женский, воссиял.
Ты, знающий финал, поведай,
чтоб каждый бы о нём всё знал.

Предстанет символ ожиданья
и женской верности в селе.
И станет истинно преданье
великой правдой на Земле
о чистоте душевной грусти
с фамилиею на века,
что женские сердца не гнутся,
хоть ноша-верность не легка.

На беспечальном повороте
я встретил собственный закат
с печальной нотой в позолоте,
как будто в чём-то виноват.
Я был осмеян и овеян
невероятностью степной,
к тому же был слегка растерян
не ранней, раненой весной.

Суровой истиной по жизни
ударил бесприютный гром,
чтоб были к жизни укоризны,
где не отчаливший паром
покачивал настилом в такте
второго от пришествия числа.
И сногсшибательные факты
сложили за спиной крыла.

Я падал в пропасть откровенья
зари на небе и в Душе,
где затаились все мгновенья –
одеты были в неглиже
деревья, травы и печали.
Из-под позёмки на ветру
невероятность посчитали,
всю сумму, звёздную зарю,

что пенилась на небосводе,
волной светились облака.
Рассвет стоял уже на взводе,
плыла за паузой тоска.
И расправляли крылья снова
давно забытые слова,
и серебрилась вновь подкова,
и вновь кружилась голова

не от успеха в пораженье,
от переменчивой волны,
бежавшей вдоль без отраженья
невероятной тишины
в тенистых зарослях тревоги
за состояние Души,
когда вовсю шуршат подлоги,
как в ветер звонкий, камыши.