Родственнички. 28. Фрагмент повести Отец

Родственнички

Но все эти замечательные события, связанные с приобретением объектов недвижимости и турбулентного переезда, произошли после не меньшего по значимости события - приезда родственничков. Первым таким “родственничком” был Серёжа, младший брат Милы. Всю свою жизнь он жил, как будто делая всем одолжение: делал одолжение, когда ходил в институт, который он всё-таки бросил и, который так мечтала его необразованная мать, чтобы он его закончил и она могла показать сослуживцам диплом сына о законченном высшем образовании. Бывало, когда Леви ещё жил в квартире на Димитрова, Серёжа выжидал, когда же он выйдет из дома и, когда этот момент приближался, возникал словно из тумана:
- Э, Леви! Ты не подбросишь меня до учёбы?

Леви, конечно, “подбрасывал”, и прилежный Серёжа, выйдя из машины на Невском проспекте, отправлялся куда угодно, только не на учёбу. Его заботливая мать сетовала, что её Серёженьку противные русские даже научили курить марихуану! Серёжа, разумеется внешне и отчасти походил на своего отца, и по этой причине его в школе дразнили “китайцем”. Не только дразнили, но и били. Не за лицо - по лицу; и за характер: противно-молчаливый, мстительный, необщительный и завистливый. Полагая, что к его внешности можно будет приложить какое-нибудь японское боевое искусство, Серёженьку отдали на секцию по Дзю-До. На этой секции во время тренировки его один раз бросили на пол, встряхнули мозги, и на этом изучение Восточных единоборств закончилось, и неудавшийся “якудза” пошёл дальше по жизни, как прозаично “больной на голову”. Отмечая, справедливости ради, что и Миле можно было за такую же “восточную” наружность присвоить прозвище “китайка”, но этого не произошло: во-первых, Мила была помещена своей любящей амбициозной матерью в элитарную школу с углублённым изучением итальянского и французских языков, а во-вторых - характер Милы значительно отличался от характера брата: она была хитрая, улыбчивая, умела, когда надо и к кому надо подластиться, подладиться, подольстись, лебезить …. В общем, умела подличать, и поддерживала дружеские отношения с любым окружением.
В начале девяностых годах Россию раздирало бандитское междоусобие, в результате которого инфраструктура, индустрия и всё хорошее советское разрушалось руками врагов и предателей; царил всеобщий голод. Сердобольная мать ходатайствовала перед дочерью забрать Серёженьку “к себе, на Запад”. Любящая сестра, разумеется, не заставила себя просить дважды.
Так Серёженька материализовался в Нидерландах. Цель, конечно же, этого приезда был не сам по себе приезд, но полноценное проживание, заключающее в себе Вид на жительство без ограничений, а, возможно, и лакомое для многих пришельцев Пособие.
- Как же я здесь смогу остаться?- стоял огорошено - растерянно Серёжа и с надеждой смотрел на Леви, - как?
- Самый простой путь это - через АЗС, “азиловский лагерь”. Там ты должен будешь дать интервью: рассказать, почему ты не можешь жить в своей стране, как и за что тебя преследуют. И запросить Политическое убежище. Самое простое  - это сказать, что ты еврей.
- Как - еврей?!
- Так - еврей. И не просто еврей, а еврей - страдалец, которого коварные русские злобно и жестоко преследовали и притесняли.
- Но меня же не притесняли?!

- Но били же, ты сам рассказывал, в школе.
- Да. Но за то, что я - узкоглазый.
- Ну и что?! Что, узкоглазый не может быть евреем? Папаша - урюк или монгол, зато мать… - Леви выдержал значительную паузу, - зато мать - она еврейка! У тебя же мать из Белоруссии? Из под Витебска? Ну, вот, всё сходится; это, как раз места бывших сосредоточений евреев - так называемая “Черта оседлости”.
- О-о-о-о-о-о! - только и протянул Серёжа, запустив пятерню в свою нечёсанно-сальную голову и почёсывая внутри, словно роясь в какой-то картотеке, чтобы найти, подобрать нужное подходящее слово, - а у меня получится? Мне поверят? Ведь я же не похож на еврея.
- Это не твоё дело - думать. Твоё дело - дать “интервью”. Понял?
- Понял.
- Ну, тогда договорились.
Так, в этот момент, еврейский народ осчастливился ещё одним “новоприбывшим” членом,- Серёжей.
Итак, Серёжа дал “интервью” и отправился ожидать его результатов в АЗС небольшого городка Spijkenisse, находящегося по другую сторону реки Маас.
В одну из ночей резкий звонок телефона вывел Леви из глубокого безмятежного сна:
- Леви, Леви! Приезжай, пожалуйста, скорее! Спасай меня!
- В чём дело? Что случилось? - Быстро проснулся Леви и пытался понять смысл происходящего.
- Я здесь в Спякениссе, у того-то кафе, в пруду прячусь. Приезжай скорее.
- “Вот ещё один “Маркиз Карабас” в ожидании “своего кота”, - с лёгкой усмешкой подумал Леви, наскоро одеваясь и выходя из дома.
Серёжу вытащили из болота, отвезли к себе домой, просушили и переодели. Произошла же с ним следующая история. В каком-то там кафе при центре для беженцев, он заметил, что выходцы из Албании взяли банку пива и не расплатились за неё. Тогда он, по его словам, подошёл к их столику, демонстративно взял в свои руки и, распираемый чувством поруганной справедливости, поставил на стойку бармену. После этого на Серёженьку посыпались брань и угрозы, вследствие которых он ретировался в трясину, спасая свою драгоценную жизнь и честь, а затем оказался в доме любящей сестры и невыносимого шурина. Дальнейшее серёжино развитие в стране Низменных земель не сохранилось в левиной памяти - он помнил только, что какими-то чудесами Серёжа получил отдельную и оплачиваемую собесом трёхкомнатную



квартиру в городе Флаардинген, где недалеко от неё они жили с супругой. Что Леви, даже иногда “по-родственному” навещал Серёжу в этой квартире с небольшим уютным балконом и милым видом на зелёные городские массивы. Серёжа встречал Леви неизменным “бирюком”: морщился, топорщился, недовольно косился  - мол, зачем пришёл; в этой квартире милый родственничек непрестанно сидел за экраном ЭВМ, играя в какие-то “игрушки”, пил местное пиво и курил, курил, курил. Курил настолько много, что, будучи от природы желтоватым по цвету, стал даже как бы копчённым, как копчённой может быть скумбрия на местных прилавках - с тем различием, что скумбрия имеет золотистый отлив, а у Серёжи такого отлива не было.
   Леви уже не помнил, когда приехала мать жены и славного шурина. Но она приехала. Скромная, молчаливая женщина, твёрдо знающая свою цель и твёрдо к ней следущая. Для Леви в тот период началась целая цепь поездок по нужным инстанциям. Первый центр для беженцев, куда определили ЛПХ (аббревиатура ФИО) был Грузбейк, милое местечко на возвышении среди живописных лесных посадок, недалеко от города Няймегина и германской границы, но очень далеко от Флаардингена. В этом центре она пробыла недолго и её “перевели” в другой центр в Хеллефутслайс, расположенном в переоборудованном речном теплоходе советской постройки. Примечательно, что на этом теплоходе ещё сохранились таблички и надписи на русском языке. Видимо, какой-то ухарь, Советско-коммунистический воротила, продал с радостью, хитростью и уловками приватизированное государственное имущество, чтобы на вырученные западные деньги приобрести, к примеру, какой-нибудь также западный автомобиль, и с гордостью беспримерного подвига, разъезжать в нём по своему городу, свысока поглядывая на своих нищих и голодных собратьев, упиваясь их жадно сглатываемой слюной.
На этом теплоходе ЛПХ имела для проживания отдельную, кажется, каюту, и умиротворяющий вид из иллюминатора на местный спокойный ландшафт. После или до, этого теплохода, была “точка остановки” в городе Дордрехт, известного тем, что с него началась история независимых от Испании Нидерландов - в общем, скитания любимой тёщи закончились в том же самом городе Флаардинген, где теперь проживали её дети. Она получила небольшой домик-квартирку на той же самой улице Ньюве Керкстраат, на которой когда-то впервые получили свою первую квартиру Мила и Леви, и в которой “родилась” Анника. Это была небольшая милая квартирка, недалеко от центра, на первом этаже,


с небольшими комнатками и уютном садиком, в котором, можно было высадить и вырастить картофель или нарциссы, по желанию.
Потом появился Семён Захарович. Да, Семён Захарович! Но не Мармеладов, а Павлов, однофамилец известного и прославленного живодёра, страстно желающего познать, что же там скрыто в черепной коробке у собаки и как “оно” устроено.
  Когда Семён Захарович “появился”, он в первый же день своего появления заявил, что он не будет “прикидываться” или называться евреем - “ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах”, что он “представитель малочисленного Народа Севера” и поэтому он - “великий” представитель, что он очень этим гордится и, что ему больше никогда не надо предлагать такие “глупости”, как то, чтобы сказать где бы то ни было, что он “еврей”.
Задача в получении Вида на жительство для Семёна Захаровича усложнилась и затянулась - теперь для него началась хлопотная и затратная процедура по “восстановлению семьи”. Мила наняла адвоката, пошли потоки официальных писем, встреч, переговоров. Путь этот был долгий и выматывающий, но результат для всех стал радостным: Семён Захарович получил наконец-то письмо из министерства и карточку, удостоверяющую его право находиться в данной стране без ограничений.