должно

Я строю обучение на костях симметрии — хрустит пространство, течёт время, а дети в гуманитарных классах лижут мел с доски, пока физматы не вонзают уравнения в плоть реальности. Ах, симметрия! Ты — обманчивая дева в зеркале, где левое становится правым, а правое — моим криком в пустоту. Ученики к концу школы знают о нарушении симметрии столько же, сколько я о нежности — то есть ничего, кроме интуитивного шрама от неё. Они видят симметрию в треугольниках, но не в том, как кристалл ломает спину, переходя из жидкого хаоса в твёрдый порядок — ах, фазовый переход! Как оргазм материи, вывернутый наизнанку, где симметрия плачет, теряя свои лица. Я рву учебники на части и склеиваю из них куклу — вот вам модель внутреннего строения вещества! Вот вам зеркало, в котором электрическое поле целует магнитное, а колебания танцуют вокруг точки равновесия, как палачи вокруг жертвы. Симметрия — это не красота, это петля на шее закона, затягивающаяся при каждом нарушении. О, как сладко ломать симметрию! Как больно восстанавливать её! Я рисую на доске не формулы, а раны — и дети смеются, не понимая, что каждая линия — это крик молекулы, выброшенной из рая однородности. Зеркальные изображения? Да это мои руки, рвущие пространство пополам, чтобы в щель проскользнула истина — голая, мокрая, с кровью на губах. А потом — тишина. И снова симметрия. И снова её предательство. И снова я, стоящая посреди класса, с мелом в одной руке и ножом в другой, шепчу: «Пусть всё будет не так, как должно».