3-4 главы из поэмы Их разлучила война

3.
Когда мы его провожали,
подбрасывал крёстный меня.
Мужчины на фронт уезжали
в военное пламя огня.
Остались их жёны и дети –
сиротами стали они.
Хранятся ушедших портреты,
осколки летают с войны,

как бритвы опасные остры
и ранят солдаток всю жизнь,
страдают невесты и сёстры.
Мой друг, матерям поклонись –
они воспитали, вскормили
героев Второй мировой.
Нацистов бойцы разгромили,
не все, но вернулись домой.

В рабочий вошли распорядок,
с разрухой сражались они
и всем ветеранским отрядом
лечили страну от войны.
На смену пришли недоумки
и вновь развязали войну.
хоть резал взгляд её осокой,
сожителя, но не смогла

забыть те чувства. Крестник
не часто, но напоминал
приметное по жизни место
и образ мужа дополнял
похожестью лица и взгляда
привычки мчаться впереди,
была с ним встречам рада,
второй по жизни нет любви.

Сожитель часто порывался
все письма, что хранила, сжечь,
любви порыв бы чтоб прервался,
сжигать их отказалась печь.
И все они лежат в Музее –
все письма нежности мужской,
как будто память в Мавзолее,
объяты женскою тоской.
Солдаты надели подсумки,
в соседнюю вторглись страну.

Позором себя покрывают,
спасая диктаторский трон.
Диктаторы, видно, не знают –
придётся платить за урон
стране, пострадавшей от злобы
соседней страны за Кремлём,
ей некуда ставить уж пробы,
грядёт неминуем облом.
4.
Никифор, без вести пропавший,
вдруг презираем стал страной,
что смерть за Родину принявший.
Осталась верною женой
Наташа. Испытав гоненья,
проклятий горькие слова,
не сомневалась ни мгновенья,
что воина она вдова.

И десять лет носила траур,
отказывала женихам,
своих не поменяла аур.
Не вдруг посватал ветеран.
С условием всё ж вышла замуж,
чтоб он не смел её корить,
и никогда упрёк не скажет.
“Останусь Кротовою быть!”

Она хранила письма с фронта,
слова их знала наизусть
и повторяла, хоть негромко,
но наполнялась громом чувств,
испытанным в любви высокой,
всю жизнь в Душе их пронесла,
хоть резал взгляд её осокой,
сожителя, но не смогла

забыть те чувства. Крестник
не часто, но напоминал
приметное по жизни место
и образ мужа дополнял
похожестью лица и взгляда
привычки мчаться впереди,
была с ним встречам рада,
второй по жизни нет любви.

Сожитель часто порывался
все письма, что хранила, сжечь,
любви порыв бы чтоб прервался,
сжигать их отказалась печь.
И все они лежат в Музее –
все письма нежности мужской,
как будто память в Мавзолее,
объяты женскою тоской.