Муму

 По одноимённому рассказу Ивана Тургенева.

Глухонемой Герасим, богатырь-мужчина,
Был дворником у старой барыни-вдовы,
Что доживала век свой в доме с мезонином,
На самой отдалённой улице Москвы.

Она взяла его из нищей деревушки,
Где он отдельно жил от братьев и сестёр,
Один в своей убогой небольшой избушке,
И так пахал – всё в нём притягивало взор.

В начале сшили дворнику кафтан на лето,
Купили на зиму тулуп и сапоги.
Герасиму житьё не полюбилось это,
Он так скучал – сжималось сердце от тоски.

Стал привыкать к житью Герасим понемногу.
Два раза в день он бочку привозил с водой,
Колол дрова, поленья подносил к порогу,
Дом охранял, попробуй сунься, кто чужой.

Поймал Герасим двух воров однажды ночью
И стукнул друг о дружку лбами их, да так,
Что сразу разлетелись проходимцы в клочья,
Себя собрали по кусочкам кое-как.

Кровать себе соорудил собственноручно,
Построил сам в своей каморке стол и стул.
Так в доме целый год прошёл благополучно,
Но неприятный случай всё перечеркнул.

Во вдовьем доме находились лекарь, прачки
И был один башмачник, Климов Капитон,
Которого нашли опять у водокачки:
Обиженный на жизнь, напился с горя он.

Вдруг речь зашла о нём у барыни с дворецким,
С утиным носом, озабоченным лицом,
Гаврилой, человеком несомненно светским,
Самой судьбой сюда назначенный притом.

– Гаврила, глянь, башмачник постоянно пьяный,
Как думаешь, а не женить ли нам его?
Чтоб протрезвел, пусть он посватает Татьяну!
Я послезавтра жду доклада твоего!  –

Татьяна, прачка, нравилась глухонемому.
Дворецкий этим озадачен был всерьёз.
Как выполнить приказ хозяйки по-иному,
С богатырём Герасимом решить вопрос?

Поймёт: Татьяну выдают за Капитона –
Переломает леший в доме всё, ей-ей.
Представив всё, вздохнул Гаврила обречённо:
“Башмачника мне нужно вызвать поскорей”.

Когда явился тот и фыркнул беззаботно,
Он пальцем постучал по косяку окна:
– Вот, Капитон, в чём дело, барыне угодно,
Чтоб ты женился. – А невеста, кто она? –

– Татьяна. – А за что же участь мне такая? –
Безумно вытаращил Капитон глаза:
– Ведь он меня убьёт, кикимора степная.
Прихлопнет, словно муху, вот и сказка вся. –

– Я знаю, знаю, не расписывай, башмачник. –
– О, Боже мой! О, Господи, когда конец? –
– Пошёл вон, ваша свадьба будет однозначно.
Ты лично поведёшь Татьяну под венец.

Задумался дворецкий, замер неподвижно,
Велел Татьяну вызвать он на разговор.
Спустя минуту в зал она вошла чуть слышно.
Гаврила тут же на неё взглянул в упор.

 – Ты вижу, хочешь замуж то идти, Танюша?
Тут барыня тебе сыскала жениха.
Он легкомысленный и часто бьёт баклуши,
Но согласись, кто в этом доме без греха? –

– Гаврила Пантелеевич, да, я согласна.
Кого они мне назначают в женихи? –
– Башмачника. Ох, не волнуйся ты напрасно.
Твои желания не так уж и плохи.

– Одна беда... глухарь, глухонемой Гараська,
Ведь он, медведь, ухаживает за тобой.
Ему и барыня, пожалуй, не указка.
Убьёт тебя, глянь на него, силач какой! –

– Убьёт, Гаврила Пантелеевич, уж точно. –
– Он не имеет право, посуди сама.
Тут нам придумать нужно эдакое срочно,
Чтоб этим опечалить лешего весьма.

– Ступай, а мы ещё поговорим с тобою. –
Подумал вслед ей: “Безответная душа.
Эх, надо ж деве быть смиренницей такою.
А может быть, про всё забудет госпожа”?

Но не сбылись все ожидания Гаврилы.
Вдова о свадьбе говорила допоздна.
С одной из лучших компаньонок так решили,
Что насладятся этим зрелищем сполна.

Недолго занималась барыня делами,
Ей после ночи нездоровилось в обед.
Узнав, дворецкий по двору ходил кругами,
К себе вернувшись, в комнате созвал совет.

Собравшиеся начали тут думать думу,
Задумался буфетчик старый, дядя Хвост.
Как поступить им так, чтоб не наделать шума?
Секрет, как кстати, оказался очень прост.

Все знали, что терпеть не мог Герасим пьяниц.
Татьяна притворится быстренько хмельной.
Пройдёт так мимо лешего, шатаясь рьяно,
Чтоб в это всё поверил сам глухонемой.

Она пошла походкою витиеватой,
Из всех углов за ней следили все тайком.
Герасим тыкал в землю у ворот лопатой,
Её увидев, повернулся к ней лицом.

К ней быстро подошёл, схватил её за руку,
Как страшный ураган, помчал во вдовий дом
И, не издав при этом никакого звука,
Толкнул Татьяну к Капитону прямиком.

Они женились, не прошло и полнедели,
Происходило в доме это всё весной.
Двенадцать месяцев так быстро пролетели,
Что Капитон обузой стал, да и какой.

Башмачник, никуда не годный, спился с кругу.
Поэтому был наспех выселен вдовой.
Отправлен спешно вместе со своей супругой
В деревню дальнюю с повозкой небольшой.

Герасим подошёл к Татьяне в день отправки,
На память щедро подарил платок цветной,
Им купленный ещё давно в ближайшей лавке.
Татьяна прослезилась. Он махнул рукой.

Затем пошёл сперва с её телегой рядом,
Но вдруг остановился резко у воды.
Осматриваясь, проводил повозку взглядом,
К реке свернул, как будто знал куда идти.

Давно с ним не было такого и в помине,
Он тихо шёл и вдруг увидел в камышах
У берега барахтается что-то в тине.
К нему помчался и нагнулся второпях.

Пытался выбраться щенок, дрожа всем телом.
Одной рукой он подхватил его стремглав,
За пазухой согрел собачку первым делом,
Принёс в дом, никому ни слова не сказав.

Герасим положил собачку на кровати,
Прикрыл её своим тяжелым армяком.
Затем дал молока ей, радостью объятый,
Заснул каким-то радостным и тихим сном.

Собачка оказалась редкостной породы,
С ушами длинными и беленьким хвостом.
Так он, как мать, ухаживал за ней полгода,
Лелеял нежно, согревал своим теплом.

Она к Герасиму так привязалась страстно,
Что от него не отставала ни на шаг.
Назвал её Муму спаситель не напрасно:
Все знают, что мычание – прекрасный знак.

Её все полюбили, кликали Мумуней.
Она ласкалась радостно ко всем подряд.
Вот так и лето в дом пришло, и накануне,
Хозяйка встала у окна, взглянув на сад.

Увидела Муму под розовым кусточком,
Она на самой средней клумбе грызла кость.
– Подайте мне хорошенького ангелочка.
О, Боже мой! Какой красивый пышный хвост! –

Лакей Степан, услышав, проявил сноровку,
В саду схватить Муму пытался, как орёл,
Но тщетно всё, собачка вывернулась ловко.
С усмешкой к ним Герасим сразу подошёл.

Степан поспешно жестом объяснил, краснея, –
Хозяйка требует собаку в кабинет.
Герасим понял, передал Муму лакею.
Тот в зал её принёс, поставил на паркет.

Хозяйка стала звать её, но всё плачевно.
“Хочу тебя погладить, подойди ко мне”.
Нагнулась к ней, Муму, оскалив зубы гневно,
Внезапно повернула голову к стене.

Досадливо нахмурилась хозяйка сразу,
В испуге отошла, насторожилась враз.
“Ах, ах”! – все приживалки закричали разом:
– Не укусила ли собака эта вас? –

Руками дружно замахали на Степана.
Тот взял Муму и выбросил её за дверь
К ногам Герасима. Пришла беда нежданно
Средь бела дня. Что делать дворнику теперь?

Гаврилу вызвала хозяйка не случайно:
Всю эту ночь ей спать мешал собачий лай.
Она была возбуждена необычайно:
– Скажи, что это за собака? Отвечай! –

– Собака, а какая? Может быть, немого. –
– Зачем нам столько на дворе держать собак?
Я не желаю слышать ничего другого.
Чтоб завтра не было её. Всё сделай так!

Гаврила вышел, приказал Степану что-то.
В ответ тот у крыльца застыл, как часовой.
А тут, в сопровождении Муму, у входа
Немой с огромною вязанкой за спиной.

Муму осталась ждать Герасима в сторонке.
Когда немой ввалился в дом с вязанкой дров,
Он на неё напал, как коршун на цыплёнка,
Схватил, сел на извозчика, и был таков.

Налётчик точно знал, где рынок есть торговый.
С Муму, довольный, поскакал в Охотный ряд.
Продал покупщику собачку за целковый,
Вернулся тотчас он, чему был очень рад.

Герасим кликать стал Муму, искать повсюду,
Такого не было с собачкой никогда.
Искал её в каморке, обратился к людям,
Вновь выскочил на улицу – туда-сюда...

Он только через сутки вышел на работу,
В обед поел немного и ушёл опять.
Пришёл под вечер, не было такого сроду,
Отправился на сеновал Герасим спать.

Вдруг кто-то дёргает его за край рубашки.
Немой вскочил... Вертелась перед ним Муму.
От радости по телу поползли мурашки.
Обрывок был на шее – ясно почему.

Схватив её в охапку, очень осторожно
Слез с сенника, принёс в каморку, дал еды.
Понять опасность было дворнику несложно,
Собачку спрячет он, чтоб избежать беды.

Держать её в каморке днём не так опасно,
А ночью можно выводить гулять во двор.
Визг в доме слышали и знали всё прекрасно.
Так и не смог понять глухой: план – сущий вздор.

Один дворецкий был всем этим озадачен,
Потом махнул рукой: “Авось и пронесёт”.
Зато Герасим ликованием охвачен,
Очистил от травы и двор, и огород.

Два раза днём ходил к затворнице украдкой,
Когда настала ночь, лёг спать в каморке с ней.
Всё в доме поначалу шло довольно гладко,
Он вышел погулять с любимицей своей.

Какой-то пьяный человек бродил в потёмках,
Всё под забором шарил и искал приют.
Муму залаяла пронзительно и громко.
Хозяйка, задремавшая, проснулась тут.

Протяжно простонала: “Девки, лай знакомый!
Опять собака эта, умираю! Ох”!
Гаврила сгоряча велел поднять всех в доме.
Вот так наделал лай Муму переполох.

Глухонемой, беду почуяв моментально,
Влетел в каморку с ней, закрылся на засов.
Он понимал – спасти собачку нереально,
К нему сейчас спешили все со всех концов.

Когда увидел тени, сделал вдох глубокий.
Гаврила стукнул в дверь: “Герасим, отвори”!
Он вышел, замер неподвижно на пороге,
От горя бурно клокотало всё внутри.

Дворецкий жестом показал, что будет с нею,
Мол, требует Муму вдова, а то – беда.
Поняв, Герасим сделал знак рукой у шеи.
Тот подтвердил, кивая головой: “Да, да”.

Немой ударил в грудь себя. Всем стало ясно,
Что он собачку уничтожит сам сейчас.
Уж коли обещает, значит не напрасно.
Толпа утихомирилась и разошлась.

Никто не ожидал такого поворота.
Увидели все праздничный кафтан на нём.
Немой вёл на верёвочке Муму к воротам.
Они направились к трактиру прямиком.

Войдя, Герасим заказал себе щей с мясом,
Когда их принесли, поставил всё на пол.
Муму поела, не прошло и получаса,
Он заплатил за щи, её к реке повёл.

Увидев лодочку у ветхого причала,
Немой схватил под мышки пару кирпичей,
Вскочил в неё с Муму и стал грести сначала,
Чтоб увезти её отсюда поскорей.

Потом остановился и, добившись цели,
Он бросил вёсла, головой к Муму приник.
Глаза у дворника от горьких слёз блестели.
Герасим сознавал – настал тот страшный миг.

Немой окутал кирпичи верёвкой плотно,
Приделав, сунул в петлю голову Муму.
В последний раз поднял её над гладью водной...
Прощальный быстрый визг не слышен был ему.

Вернувшись в дом, Герасим уложил пожитки
В попону старую, связал её узлом.
Взвалив всё на плечо, он вышел из калитки,
С мешком пошёл к себе на родину пешком.

Шёл по шоссе с несокрушимою отвагой,
Глаза его глядели радостно вперёд.
С ржаных полей тянуло ароматной влагой.
Что там теперь его в родной деревне ждёт?

Так тридцать вёрст Герасим отмахал порядком,
Спустя два дня в избу вернулся навсегда.
Там встретила его смущённая солдатка,
Совсем недавно поселённая туда.

Герасим к старосте отправился поспешно.
Опешил тот, но начинался сенокос.
Он дал косу ему – работник ведь прилежный.
Вот так и был решён с глухонемым вопрос.

В Москве решили, что немой утоп с собакой.
Но всё узнав, вдова устроила разнос:
“Не нужен больше в доме ей такой трудяга,
Который доводил всегда её до слёз”.

Так трудится в деревне до сих пор Герасим,
По-прежнему работает за четверых.
Недаром говорят – труд человека красит.
А сколько на Руси богатырей таких!

Из уст в уста молва о нём летит по свету.
Хотя немой живёт в своей избе один,
Всё чаще чудится ему в лучах рассвета,
Что наяву Муму всплывает из глубин.