ламанческо-кихотское

* * *
Я был закутан в старый плед,
ступал неверными ногами,
хрустел ледок под каблуками,
ломая мой нечёткий след.
Немного голова кружилась,
я воздух с жадностью вдыхал,
но шум в ушах не затихал,
а сердце учащённо билось......
(Людмила Шустрова)



Плед пушистый…
чай и книжка…
подле спит довольный кот…
А сквозь негу – еле слышно –
время в ходиках идёт…
Сладкий сон тягучей дрёмой
погрузил в небытие́,
в коем, грёзами влекомой,
я на парусной ладье
проплываю мимо пастбищ,
где Сервантес проживал…
Кот мурлычет, шибче ластясь,
и сквозь ватность одеял
чую руку... Дон Кихота?
Тихий шёпот: «Хватит спать...»
Поцелуй прервал зевоту,
стала узенькой кровать…
Смесь абсурдности реалий
с миражом пленяет вновь, –
восходящий вихрь спиралей
называется… любовь!
Слышу-вижу звучный голос,
светлячки смешливых глаз, –
приспустил завесу хронос
и замедлился для нас…
Путешествие в Ламанчу!
Дамбы... мельницы... луга́!
И.… плечо Филона-"Санчо",
подуставшее слегка, – 
плен иллюзий нереальных
разнесёт в момент один
без предъяв на уникальность
мой «вассал и господин».
Нежный, сильный мой идальго
не стыдится быть слугой, —
мой реально не печальный,
самый добрый и родной…





Post scriptum:
Белла Ахмадулина "Нежность"

Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.

Старинной вазою зелёной
вдруг станет на краю стола,
и ты склони́шься удивлённый
над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
— Откуда появилась ваза? –
ты строго спросишь у жены. –

И антиквар какую плату
спросил? – о, не кори жену —
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.

И сле́зы мо́и так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,
а видно — так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,
как в горних высях повелось.
Ты закричишь: — Мне нет покою!
Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестья́нин,
не бойся, «чур» не говори —
то нежности моей кристаллы
осели на́ плечи твои.

Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после́ меня.

(1959 год)