Воспоминания архангельского мужика

День сегодня пасмурный, голова болит,
Дел полно обыденных, но сердце не лежит.
Эх, тоска тоскливая, что мне делать с ней,
Не убежишь, не спрячешься, цепкая, как клей.

Лет не так уж много мне, только пятьдесят,
И как будто силы есть, но что-то тяготят,
Кое-как до вечера, всё из рук на пол,
В голове буравчик, и сразу пот пошёл.

Быстро так темнеет, а лестница крута,
Я наверх поднялся, там комната моя.
Всё казалось мрачным, и бардак кругом,
Пытаюсь улыбнуться, но в груди комком:

Что-то, паря, хрястнуло у тебя внутри,
Но в грязи ты не жил, возьми хоть пол протри.
Взял ведро и тряпку, в ванную зашёл,
Кран открыл холодный, сам к зеркалу пошёл.

Бледное от пыли, как копия моя.
Что напоминают мне овальные края?
Трагическая маска на стене висит,
Как приглашенье в прошлое,
Но вход туда закрыт.

Немытою рукою протёр тончайший слой,
Внимательно всмотрелся, портрет лица не мой,
Мне надо было влажною тряпочкой стереть,
А я размазал пальцами.
Ну сколько ж мне терпеть?..

Вода шумит, беснуется, льётся через край,
Ведро давно наполнилось, бери, не вспоминай.
Но память многорукая облапала меня,
Ударила в колени, и долго плакал я.

Я не считал, что баба я, всегда был мужиком,
Но этот неподвластный, в груди печёт комком,
И боль та нестерпимая, а слёзы так кричат,
Как будто месть за годы, за все, за пятьдесят.

С надрывом бьёт по кромке забытая вода,
Она здесь соучастница, с надрывом плачу я,
И так до истощения, до полного конца,
Распялся я Иисусом в холодный пол крыльца.

И нету больше силы из комнаты уйти,
Порог границей жизни, его не обойти.
Бесформенною тенью к воде я подошёл,
Лицо умыл холодною, как будто отошёл.

Ах, зеркало ты, зеркало, портрет души моей,
Размазано ты пальцами трагических ролей.
Я вытру тебя насухо чистейшей бахромой,
А ты за это правдою откройся предо мной.

Откройся мне дорогою, холодной глади сталь,
Детством, дымкой лёгкою, печальная вуаль.
И потянулись руки, приоткрыв края,
За краем долгой памятью стояла мать моя.

Далёкая и близкая, ах, сердце ты моё,
Да разве мог забыть я весёлый смех её.
Как будто вот вчера ещё, и мать почти девчонка,
А рядом ловит бабочек ушастенький мальчонка.

Как я любил в колени ей уткнуть своё лицо,
А мама, чуть задумавшись, крутила мне кольцо.
Но непослушный волос всегда был только прям,
Да и характер с детства был острый по краям.

Нас не смущала старая, убогая землянка,
Квадрат забора редкого и скал больших стоянка,
Одна скала нависла, фуражки — козырьком,
Другая, чуть повыше, размашистым орлом.

Аул мой Хумара, ты пласт черкесской доблести,
А я лишь малым деревцем с Архангельской области.
Вот так смешались вместе холод и жара,
Два разных темперамента, две разных буквы — я.

Был у меня братишка, чуть старше по годам,
Ходил он уже в школу, и вечно: мам да мам.
Отец же был шахтёром, тот уходил в забой,
Был светлый день — получка,
Был чёрный день — запой.

Но мне с братишкой весело, детство беззаботное,
И ели мы, и пили, еды хватало всем.
Отцова карусель всегда была двухместная,
Меня, ребёнка малого, он больше всех любил.

Ах, мама, моя милая, везде ты успевала,
С отцом старалась ладить и нас не забывала.
Всегда мы были новые, большие «две игрушки»,
И щёки наши дулись, как сытные пампушки.

Недолго мы прожили во временном жилище,
Отец и мама строили саманный новый дом.
Он был большой и светлый, вокруг же — пепелище,
Кустарник дикий выжжен, здесь будет сад потом.

Аул наш был большой: Салам Алейкум, братья,
Готовьте-ка телеги, завтра переезд.
Мы жили возле кладбища, и это край селения,
Теперь с другого края, и к речке там подъезд.

Мельканье спиц колёсных вдавливает обод,
И вдавливает время неукротимый ход.
Казалось, только въехали, а сад уже цветёт,
Всё быстро изменилось, и мне десятый год.

Не поменять устои внешней атрибутикой,
И жизнь идёт по правилам, заложенным в корнях.
Когда и кем заложены, отцу не подсказать,
От стройки отдышался и начал пить опять.

Отец высокий ростом, нос крупный, чуть с горбинкой,
И сильно он на горца всем видом походил.
Да так оно и было, двенадцать лет он — горец,
По горным венам вздутым киркою молотил.

А пласт был не из лёгких, порою меньше метра,
Комбайн с мотором сильным там не проходил.
Там мой отец с лопатой, кирка остра, как бритва,
Стране Советов уголь он в поте находил.

Страна за то молчала, в фанфары не стучала,
Ей нужен чёрный уголь, но белый человек.
И белых отмечала, от чёрных отличала,
Отец всегда был чёрный и гордый человек.

Двенадцать лет в подземке он прятал свою гордость,
А уголь чёрный пылью в душе, как накипь, сел.
Он загнан был в те шахты судьбой послевоенной,
Об этом с откровеньем он говорил со мной.

Отцу было за сорок, не сразу всё сложилось,
Он был не очень молод, когда мне жизнь дарил.
Теперь мне уже десять, и я всё понимаю,
А он всё чаще, чаще и пил, и говорил.

Он участь свою горькую гранёными стаканами,
На раскоряку лезшую, внутри себя давил,
И страшен был он в гневе в те чёрные моменты,
И мать, и брата старшего, и в доме всё крушил.

Устав, уединялся, меня с собой тащил,
Там пил с остервенением, глазами воротил,
Потом сказал: «Не бойся, иди к отцу поближе»,
И изливая душу мне, кому-то всё грозил.

С войны он был обижен, награды все забрали,
Семья была другая, всё хрупкое сломали.
Потом он встретил маму, вдвоём они зажили,
А с первой не сложилось, а с мамой оживал.

Вот так он, бедный, мыкался, искал вначале правду,
И длинные страницы он отправлял в Москву,
Что, мол, обижен зря он, что, мол, оклеветали,
Но время было строгое, его не понимали.

Теперь вот я страницы, как продолженье повести,
Исписываю нервно, и много в том причин.
Виной, быть может, памяти невидимые нити,
Они с душою дружбу с годами завели.

Я слышал их и раньше, их тихое шептание,
Не обращал внимания, мне не мешали жить.
Потом они, увлёкшись, отчаянно кричали,
И мне пришлось их в клетку сознанья посадить.

Ах, молодость ты, молодость, ты так нетерпелива,
Ведь клетку раньше строил да забывал открыть.
Душа и память требовали временной прогулки,
Но я, не понимая, мог ветрено забыть.

Теперь я стал мудрее, своё гнездо свиваю,
Смотреть стараюсь глубже, стараюсь не тужить.
Опорой мне природа, людей не забываю,
Когда приходит время, я клетку открываю