Подборка в сборнике Неизвестные поэты России 2000

В СБОРНИКЕ"НЕИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ РОССИИ", МОСКВА, 2000

ФЕМИНА
               
Фемина, не дышите на свечу,
Не хлопайте глазами на поэта;
Послушайте сюда: я вас хочу...
Не торопитесь, я же не про это.

Я вас хочу спросить как на духу:
Кто я для вас, смешной и нелюдимый?
Как говорят французы - ху есть ху?
Не бойтесь, это - непереводимо.

Я к вам явился из волшебных снов,
Шикарный в меру сил, как Слава Зайцев,
Здоровый, как Порфирий Иванов,
Задолбанный судьбой, как сто китайцев.

И презирая кукольных Пьеро,
Привыкших сердцем тряпошным швыряться, -
Я настежь распахнул своё нутро
И предложил вам в нём поковыряться.

Я ненормален - есть такой грешок,
Не раз на этом пойман был с поличным.
Я знаю, что любить - нехорошо.
Скажу вам больше - даже неприлично.

И вас пугает мой нелепый вид,
Нелепые слова нелепой страсти...
Но кто же знал, что вас слегка стошнит,
Когда я распахну вам душу настежь?

Не склеилось у нас, и нечем крыть;
Мы с вами разной масти и покроя.
Позвольте трубку мира докурить,
И я топор любви навек зарою,

И грудь свою, как гроб, заколочу:
В нём так уютно, сумрачно и тухло...
Фемина, не дышите на свечу:
Она давным-давно уже потухла.
Март 1999
.....

Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?
Николаус Ленау

Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?
Ведь всё на месте: в море острова,
в мозгу туман, солдаты - при старшинах,
кинжал - в спине... И в целом жизнь - права.

Все козыри - при ней, а мелочь - в сносе,
и ты опять остался в дураках.
Нет в жизни счастья, Фауст, майн геноссе -
но есть порядок. В танковых войсках.

Всё как всегда: очередной Гертруде
придётся выпить свой стакан с вином;
рождаются стихи,
               и умирают люди...
В Багдаде всё спокойно. В основном.
.....

МАМОНТ

Не плачь, соловушко, по мне,
Не лезь мне в душу с певчим хламом ты:
В моей безрадостной стране
Поэты вымерли, как мамонты.

И лбы безбожные крестя,
Доисторических следов ища,
Народ гуляет по костям
Полуистлевшего чудовища.

Но не разбудишь мертвеца,
И не услышат хамы хмурые,
Как полутонные сердца
Гудели под звериной шкурою.

А я вас всё-таки люблю -
Слепые, жалкие, калечные...
Я - мамонт! Я ещё трублю
Под мерзлотою вашей вечною.
.....

РИФМЫ

Конечно, рифмы - это баловство,
когда в обойме спят и влёт не просятся.
Но только загоните рифму в ствол,
всего лишь передёрните затвор,
нацельте рифму в чью-то переносицу,
возьмите точно под обрез -
и ваш дантес в момент облез!
Трясётся в мелком мандраже,
как та монашка в положе-
нии, когда весёлый плод
бьёт в пузо ножкой, как Жан-Клод
ван Дамм...
Мадам!
Об чём рыдам?
Я вашу тайну не продам.
Пускай простит меня Нотр-Дам -
я ту же слабость, что Адам,
имею к девичьим задам,
а заодно и к передам
и прочим атрибутам дам.
Я их желаю, как Саддам
Кувейта; так же по мордам
желает схлопотать кнутом
голимый мазохист - притом,
вдобавок получив пинка,
он голенище сапожка
лизнёт садюге своему...
А впрочем, хватит - потому,
что мне монашенка нужна
была в стихе для рифмы на
«мандраж» - и далее нигде.
Так пусть сгорает во стыде,
как беззаветно во труде
сгорал стахановец лихой
или крестьянин за сохой.

Тряхну я с рифмами кошель:
в нём есть Мишель и Ла-Рошель,
мишень, женьшень и вермишель -
кошель мой полон рифм, как вшей.

Их тысяч двести там примерно,
и все ведут себя примерно;
их много к строчкам не примерено,
дно кошелёчка не промерено:
там есть созвучия про мерина,
там есть созвучия про Мерлина,
там есть созвучия про медленно
вползающие сны и бреды,
есть поражения, победы,
камины, кресла, свечи, пледы,
лобзанья лебедя и Леды,
седины и младые леты,
тузы, шестёрки и валеты,
доспехи, стрелы, арбалеты,
телеги и кабриолеты,
навозны кучи, самоцветы -
как всё удержишь в голове ты?

И я без счёту раздаю
казну несметную мою,
горстями черпаю деньгу,
швыряю другу и врагу...
А растрясётся гаманец -
тогда и мне придёт конец,
тогда придёт конец и вам,
моим нескАзанным словам.
.....

Мир замер. Время кончилось. Пока
секунд в резервуар не закачали -
остановилась пуля у виска,
застыли клочья пены на причале;

недвижно в подворотне босячьё -
команда алкашей из высшей лиги;
недвижим звук - свисает только «ё»
через губу у пьяного ханыги;

окаменели юные тела
в своём самозабвенье воспалённом:
Она и Он, в чём мама родила,
переплелись, как змей с Лаокооном.

А жизнь - течёт. Резервуар всосёт
горючее по самую макушку -
и пуля хрупкий череп разнесёт,
и алкаши допьют свою чекушку,

и, задрожав, любовники в огне
насытят ненасытное желанье,
и даже самодержец на коне
пошевелит своею медной дланью,

дождём обрушат птицы свой помёт
на шляпы граждан в Курске и Париже!.....
Никто и не заметит, не поймёт,
чтовремя стало несколько пожиже.
.....

ФЕВРАЛЬ

Январь лубочною иконою
Сиял над зимними дворами,
Размалевал стекло оконное,
Как богомаз - алтарь во храме.

Дремала мирно сказка белая -
Мол, сами спим - и вам желаем...
Но вдруг, как псина ошалелая,
Влетел февраль - с весёлым лаем,

С лавиной снега, шквалом ветра -
Катись-ка кубарем, прохожий! -
И с непосредственностью сеттера,
Который навалил в прихожей.

А мне казалась жизнь - малиною,
Негаженным листом блокнота...
Февраль, ну что ж ты, рожа псиная,
Зачем же ты меня в говно-то?!

Гляди, чего накуролесила
Пурга на святочной картине:
Тебя бы, брат, за это месиво
Арапником - да по хребтине!

Февраль - животное не гордое:
Скулит и просит о пардоне,
Своей холодной, глупой мордою
Мне робко тычется в ладони,

Ничем февраль не отличается
От прочей бессловесной псины;
Всё в этом мире приручается...
И это - непереносимо.