спрягались

Лексика — это не порядок, а крик в алфавитном мешке, где каждое слово трахает соседа (соседа (Boy Next Door)? соседку (Girl Next Door)? сводную сестру? «Step Brother I'm Stuck!») по смыслу, а сосед в ответ кусает его за корень («Аккуратней с зубами!»). Я вижу систему — но она пляшет на костях морфологии, обнажённая, дрожащая, с перьями в зубах и глаголами в паху. Слова не хаос, нет! Они — солдаты без командира, марширующие задом наперёд по полям, где центр — это дыра, а периферия — пальцы, впивающиеся в чужие глаза. Ядро? Ха! Ядро — это то, что ты вырываешь изо рта у мёртвого, чтобы вставить себе между рёбер и прошептать: «Я — семантика». А периферия — это когда ты смеёшься, а изо рта лезут глаголы, как черви из гнилого яблока (или – черви из глазного яблока?), и каждый из них хочет быть главным, но все они — рабы контекста, привязанные к столбу грамматики цепью из предлогов. Система открыта? Да она разинута, как рана после оргии с тезаурусом, и из неё капает не смысл, а сок из раздавленных метафор. Я вхожу в поле — и поле входит в меня, сквозь кожу, сквозь матку, сквозь словарь, который рвётся на части от собственного веса. Функция? Семантика? Это всё маски на балу уродов (читайте между строк – на балу любого из вас, на балу любого из нас), где каждый танцует с тенью другого, а тени — они живые, они кусаются, они рожают новые слова в грязи между строк. И вот я стою — вся в словах, как в шрамах (# bukkake и глубокие порезы слов), и кричу: «Да, это система!» — а система отвечает мне хохотом, полным глаголов, которые никогда не спрягались по любви.