Детский мир

Девочка вставляет длинный ключ в замочную скважину и долго-долго-долго возится, пытаясь уговорить дверь в коричневом дерматине. Замок вечно заедает. Дверь просто издевается, не внемля увещеваниям ребенка. Иногда девочке приходится стоять под дверями часами, пока какой-нибудь усатый сосед не поможет. Иногда нервы сдают, и она идет «сидеть к подруге», где можно и поесть - мама подруги работает в продуктовом магазине, что значит сытую жизнь благодаря талонам на еду практически в неограниченных количествах. У подруги хорошо, много мебели и ковры, и большой аквариум со сверкающими маленькими телами – золотые, серебристые, неоновые… Волшебство, одним словом. У нее собственный письменный стол, а в углу комнаты удивительная лампа, внутри которой огромные пузыри то всплывают, то ложатся на дно. На окнах этой квартиры не только занавески, но еще и тюль – вещь неконкретного предназначения, потому и притягательная.
В спальне подруги есть шкаф – ее собственный шкаф! Подруга всегда кормит девочку супом. Удивительно, что у них всегда есть суп. Это потому что папа алкоголик, а алкоголикам всегда нужен суп, говорит подруга. Суп и молоко. Единственное неприятное в квартире – запах в туалете, очень странный запах... «Это потому что папа – алкоголик», говорит подруга.

Когда девочка все-таки возвращается домой, уже темно. Всегда усталая мама спрашивает «Где была»? Девочка всегда отвечает «У Лили».

Они живут втроем: Девочка, ее младшая сестра и их вечно уставшая мама. Папа в тюрьме уже третий год, и девочка пишет ему письма и открытки – регулярно, раз в месяц, иногда чаще – не из любви к папе, а из любви к писанию и еще из любви к чувству ответственности. Письма наивны и глупы.

Здравствуй, дорогой папочка Валера!
Получила твои письма.
Я совсем не переживаю что ты там. Потому что я знаю что ты делал не на зло кому нибудь, не специально. Папа обязательно напиши когда ты приедешь, я очень жду твоего приезда!
Ты прав, твое письмо пришло после Бориного дня рождения. День рождения Борин прошел весело. Сначала мы ходили в кафе мороженое есть мороженое «Казан утлары». Пили коктейли. Потом ходили в парк Горького, но там было слишком много людей и мы ушли. Дома играли и дарили подарки. Мы подарили Боре киску вырезанную и кораблик. Еще подарили цветы и конфеты. Дядя Володя подарил Боре кролика! Боря назвал его Черныш! У них есть еще киска как наш Макс. Его зовут Маркиз.
Потом мы пошли на Казанку купаться, было очень весело.
Дядя Владик и тетя Неля уехали, а Илья остался.
К нам в Казань приехал Воротников, вручил орден. Передаю от всех привет! Досвидания! Целую! Вероника, твоя дочка очень любящая тебя.
 
Девочка аккуратно выкладывает из портфеля учебники и тетради. Большую часть домашней работы она сделала у Лили, но теперь надо приготовиться к завтрашнему дню. И еще немного почитать. Учится девочка посредственно, она боится математики и историчку с выпученными глазами. Но школу любит, потому что там есть музыка, литература и рисование. А еще физкультура, которая даже не предмет, а чистая радость – что может быть трудного в том чтобы бегать, прыгать или лазать по канату? Кроме лыж. Лыжи – это ее ужас. Эти две непослушные палки, с хомутом посередине, в которые следует запихнуть ноги в сапогах, чтобы они все время вывалились оттуда. Что за нелепое изобретение! И потом пыхтеть несколько кругов по болоту, постоянно поправляя то тяжелое пальто, то сползающую на глаза шапку и без конца слезать с накатанного, потому что в спину копьем врезается «Лыжню»!

Она идет в зал пялиться на книги сквозь стекло книжных шкафов. Фоном всегда телевизор, где после «В сказке можно покататься на луне, и по радуге промчаться на коне» музыка Свиридова толкает вперед время, и вступает вечное «генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев, а так же члены правительства (в анекдоте при перечислении членов делался характерный жест: ладошки вверх при Зайкове, одергивание воображаемого воротничка при Воротникове, при других членах правительства - жест рукой от пупка к коленям).
Огромный – во всю стену – книжный шкаф – это и есть дом. Это синоним дома. В доме есть и вечно заваленная грязной посудой мойка, грохочущая когда девочка к ней брезгливо прикасается, чтобы растопить под горячей водой этот айсберг. В доме есть и вечно текущий кран (кап-кап-кап как звуковой фон бытия), образующий в ковше под ним белый мерзкий сталагмит. Есть вечные черно-белые куски газеты в туалете, стены которого разделены надвое - в белое и зеленое. Куски газеты «Правда» девочка читает, пока какает – члены правительства немного скрашивают этот скучнейший процесс. Есть и маленький аквариум, в котором плавают рыбки, отбракованные подругой. В основном это гуппи, но есть и меченосцы. Рыбки постоянно дохнут и их пускают в последнее плавание – в унитаз.
Но главным в доме является коричневый шкаф, припрятанный на время конфискации у родственников. Конфисковали буквально все, пытались даже детские кроватки, но маме девочек как-то удалось их отвоевать. К счастью, уцелели книги. Возможно потому что среди нормальных книг торчали кумачовые книжки из ближайшего книжного – антологии съездов партии, в которых самым содержательным были вынесенные в скобки бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овации.
В те времена никто не знал, что читать - хорошо. Что это полезно. Что это следует делать. Читали все. Ну а что еще было делать – не прислушиваться же к товарищам с поверхности черно-белого экрана, вещающим про членов партии без маломальской жестикуляции. После программы «Время» – кино. Пока нет кина, девочка лежит читает. А когда слышит знакомую мелодию прогноза погоды, вскидывает на экран взгляд, и видя что в Эстонской ССР +15 +21, в Латвийской +20 +22, а в Литовской +24, придерживает обложку книги маленькой ручкой с растрескавшейся кожей и изгрызенными ногтями, принимая решение читать ли дальше или смотреть «Место встречи», которое она уже видела. Большие каштановые глаза никогда не знают что предпочесть – кино или книгу: черно-белое и там и тут, истории там и тут, и там и тут – ты Там, а не Тут. И книга и кино - единственные комфортные места на земле.
Мама всегда предпочитает кино, литературы ей и на работе хватает – она преподаватель сценической речи. Маленькая тоненькая женщина спит, не раскладывая дивана. Она укладывается головой напротив экрана, предварительно покрутив ручку настройки звука на теле телевизора. Если мама ложится, не выключив свет, девочка одновременно и читает, и смотрит в экран – это идеально. Знакомое Место встречи и незнакомая Королевская аналостанка встречаются в ее маленькой каштановой голове.

Ближе к лету у мамы с тетей вызревает идея сделать детям незабываемый подарок – свозить их в Москву.
У девчонок от этой новости в зобу дыханье спёрло. В Москву! В Москву! (как у Чехова в той книжке, которую девочка терпеть не может, даже не дочитала).
Москву девочка видела много раз - по телевизору. При слове Москва в каштановой башке вспыхивают красные звезды и место на мавзолее, с которого тов. тов. Брежнев, Воротников, Зайков и Алиев и прочие члены исторически важно кивают дланями проплывающей внизу реке с транспарантами. Еще Москва ассоциировалась с зелеными бананами, которые оттуда и привозили: половинку зеленого банана иногда давали на полдник в пионерском лагере им. Мусы Джалиля. Есть это было практически невозможно, овощ вяз во рту – слава богу, что эту гадость давали редко. Но в Москве много другой вкусной еды, не обязательно покупать бананы. Они поедут туда на поезде в плацкартном вагоне, где будет очень весело, потому что их брат Илюша из Новосибирска поедет с ними!
«Девчонки прыгают заране», девчонки предвкушают бал.

Дальше по памяти девочки прогулялся ластик, настоящая советская "стирашка", которая не только удаляет неправильно написанное, но и оставляет дыру в клетчатой странице ненавистной математики. Последнее, что она помнит из этой поездки – огромный магазин игрушек и волны реки, облизывающие тело теплохода.
 
Детский мир потряс сразу. Станция метро под странным названием Лубянка.  Грандиозных размеров здание с колоссом Дзержинского напротив. Господи, неужели такие гигантские ларцы с игрушками возможны??
«Дети, держитесь за руки, чтобы не потеряться!»
Прилавки, прилавки, за которыми продавщицы, продавщицы, игрушки, игрушечки, гомон, возня, праздничные повизгивания детей, люди, люди, голова кружится… Поездка в Детский мир – событие каждого советского детства. Кому-то не повезло попасть – так же как и в пионерский рай Артек. Девочка кажется рада, что ей удалось, они с братом прикованы к одному прилавку, они рассматривают недоступное счастье под стеклом, пока мамы с младшей сестрой удалились в поисках туалета. Их нет долго – видимо стоят в очереди. Велено не отходить никуда. Да куда же она денется от этой сказки?? Ее теперь за уши не оттащишь!
У прилавка становится слишком тесно, девочка понимает что не может отклеиться от него, чтобы перейти к другому – кто-то прижал ее всем телом, аж дышать трудно. Она ждет некоторое время пока это чурбан неотесанный не соблаговолит удалиться. Но он не благоволит. Как-то даже уже неприлично долго не благоволит. Такое странное ощущение, что он нарочно. Девочка пытается высвободиться, но это невозможно - все равно что мыши пытаться шевелиться под слоном. Она смотрит по сторонам в поисках своих, встречается с глазами брата, который стоит у соседнего прилавка. Глаза его испуганны. Она спрашивает его глазами «что? что это?». Он не отвечает, только начинает ломать руки и оглядываться по сторонам в поисках мам. Брат младше ее на 4 года и похоже напуган сильнее девочки. В то же время она чувствует что мужчина не просто давит на нее, но и гуляет руками по ее телу. Но поскольку это непостижимо, она не верит. Девочка еще раз пытается вырваться, но это похоже на сон, когда хочешь бежать, но не можешь, когда кричишь, а голоса нет. Она чувствует, что что-то горячее уперлось ей между лопаток и двигается, и двигается, она ищет глаза брата – но брата нет, его нигде нет, и никого нет, только она одна в огромном здании Детского мира и чудовище, которое навалилось сзади. Чудовище не имеет лица, голоса, у него только горячие змеи, снующие по ее маленькому телу. И вдруг она чувствует что между ногами по ее трусикам лазит червяк пальца: туда-сюда, туда-сюда…

Всё - на этом ластик закончил свое работу. Он очень старался стереть. Что успел, то успел.

Память девочки, уцелевшая от ластика: теплоход, каюта, мама, неуклюже утешающая девочку, ибо в арсенале её педагогических знаний нет ничего, что могло бы помочь в этом случае. Все подавлены, поэтому тишина.

За бортом чайки клянчат хлеба, но внезапно повзрослевшая девочка не смотрит на них и не слышит. Она смотрит в волны и слышит пружину мысли: прыгнуть, прыгнуть, прыгнуть. Давай, прыгни, прикончи этот кошмар! После того, что было не стоит жить. Жизнь не стоит того, чтобы ее жить. Она ничтожна, убога, чудовищно гадка. Ты всегда будешь ощущать эти жаркие лапы на теле – ты не сможешь жить, не помня об этом. Давай, прыгни, ну же, трусиха!

Она часами стоит у бортика теплохода, ветер ласкает ее каштановые волосы и осушает влагу на длинных ресницах. Но она не прыгает.

Я прыгну ночью, чтобы не разбудить маму, - думает девочка, - и чтобы не видеть воду, убегающую из-под корабля. И чтобы не думать о винте в конце теплохода, об которой меня размотает.

Жизнь захлопнулась громко, как крышка рояля. И звон этого грохота стоял в ушах девочки всю оставшуюся ей жизнь.