Книга роман Королева 16 часть 18 глава

Анабель стояла перед графиней Изольдой, и чувство непонятного, но глубокого беспокойства сжимало ее сердце. Вопрос, который только что слетел с алых губ графини, завис в воздухе, словно невидимое заклинание, и от него по коже Анабель пробежал холодок. Что именно спросила графиня, было окутано мраком предчувствий, и Анабель чувствовала себя пойманной в паутину невысказанного. Изольда же лишь невесомо коснулась ее щеки, и это прикосновение, легкое как крыло мотылька, вызвало целый вихрь ощущений – от едва уловимого страха до странного, магнетического притяжения, которое невозможно было объяснить.

"Люди говорят", – начала Анабель, ее голос был чуть дрожащим, почти шепотом, – "что вы продали свою душу за вечную молодость". Слова эти эхом отдавались в тишине комнаты, неся с собой отголоски сплетен, которые уже давно витали вокруг загадочной графини. Истории о ее неестественной красоте и неувядающей юности передавались из уст в уста, обрастая все новыми, пугающими подробностями. Говорили, что ради бессмертной красоты она заключила сделку с силами, не подвластными смертным, и Анабель не могла отделаться от мысли, что в этих слухах таится зерно истины.

Графиня Изольда ответила смехом – низким, мелодичным, словно шелест осенней листвы или струящийся шелк. "Да, так и говорят обо мне. Это лишь слухи, моя дорогая, пустая болтовня, рожденная завистью и невежеством". Но в ее глазах, глубоких как древние озера, плясали искры, которые, казалось, подтверждали каждое слово этих слухов. Ее взгляд был полон какой-то первобытной силы, что заставляла Анабель верить и не верить одновременно, погружая ее в состояние смятения и очарования.

Анабель не могла отвести взгляда от лица Изольды. "Но ведь вы не стареете", – вырвалось у нее. Это была не констатация факта, а скорее изумленное восклицание, вопрос, требующий ответа, который мог бы объяснить необъяснимое. "Ваша кожа... она безупречна, без единой морщинки, словно фарфор, не тронутый временем. Лицо свежо и молодо, словно вы только вчера достигли расцвета. Как такое возможно? Время не властно над вами, оно обходит вас стороной". Анабель чувствовала себя перед необъяснимой загадкой, которую ее разум отказывался принять, но глаза видели неоспоримое доказательство.

Графиня снова, на этот раз более уверенно и глубоко, коснулась ее щеки, а затем, наклонившись, поцеловала Анабель в уголок губ, легко и обволакивающе. Ее дыхание было сладким, с привкусом чего-то древнего и терпкого, словно осенний мед, собранный тысячу лет назад. "Ты любишь меня, не так ли?" – спросила Изольда, и в ее голосе слышалась не просьба, а утверждение, проникающее в самую душу, не оставляющее места для сомнений.

"Да", – ответила Анабель, ее собственное "я" словно растворялось в этом моменте, подчиняясь невидимой воле. Она чувствовала, как ее собственная привязанность, возможно, даже влюбленность, вспыхивает с новой силой под этим пронзительным взглядом, под этим пьянящим прикосновением.

"Тогда люби меня сквозь века наших дней", – прошептала графиня, и в ее словах звучала вечность, обещание, что выходило за рамки обычного человеческого существования. Это было требование, от которого невозможно было отказаться, и Анабель чувствовала, как ее собственная жизнь, такая короткая и хрупкая, меркнет перед этой безграничной перспективой.

"Я столько не проживу", – Анабель ощутила укол отчаяния. Ей казалось, что она ничтожна и мимолетна по сравнению с этой вечной женщиной, словно мотылек перед пылающей звездой.

Изольда улыбнулась, и эта улыбка была одновременно нежной и властной, предвещающей неизбежность. "Ты проживешь столько лет, сколько мне будет угодно. Моя любовь к тебе безгранична, она не знает ни начала, ни конца, ни пределов времени или пространства. Моё сердце – твоё, без остатка. А моя тень... это лишь отражение моего существа в тебе, моя суть, что проникает в твою душу, делая нас одним целым, неразрывными". Эти слова, произнесенные с такой убежденностью, словно высеченные в камне, заставили Анабель почувствовать, что ее судьба теперь неотделима от судьбы графини. Она чувствовала себя не просто объектом любви, но частью Изольды, ее продолжением, ее эхом.

"Я нравлюсь тебе такой?" – спросила графиня, ее глаза испытующе вглядывались в Анабель, словно пытаясь прочесть все ее мысли, все ее сокровенные желания. В ее голосе слышалась необычная, почти детская уязвимость, которая лишь усиливала ее власть, делая ее еще более притягательной.

Анабель не ответила словами. Она лишь осторожно коснулась пальцев графини. Это прикосновение было легким, но от него по всему телу Анабель пробежала дрожь – не от страха, а от глубокого, нарастающего желания, от странного осознания собственной податливости. Ее собственное стремление к этой женщине, это темное, непостижимое влечение, было сильнее любого разума и любых опасений. Она чувствовала, как ее воля тает под этим взглядом, под этой рукой.

Графиня Изольда, словно почувствовав ее внутреннюю борьбу и начинающуюся капитуляцию, обняла Анабель крепко, но нежно, прижимая к своей груди, от которой исходил тонкий, дурманящий аромат ночных цветов и старых пергаментов. "Никогда меня не бойся, моя дорогая", – прошептала она, ее губы почти касались нежной кожи за ухом Анабель. "Я никогда, ни при каких обстоятельствах не причиню тебе боль". Слова эти были бальзамом для ее встревоженной души, но в то же время обещанием полного подчинения, словно она навсегда попала в плен этой вечной любви.

Затем уста графини, мягкие и ласковые, медленно опустились, касаясь нежной кожи у выреза платья Анабель. Они скользнули чуть ниже, по изгибу шеи, затем к ложбинке между грудей, обжигая каждый миллиметр кожи, вызывая мурашки. От этого обжигающего прикосновения, от этой искусной ласки, Анабель ощутила, как по ее телу разливается волна нестерпимой страсти, сметающая все на своем пути. Все ее сомнения, весь страх испарились, растворившись в этом вихре. Она отдалась ее рукам, ее чарам, ее древнему, всепоглощающему влечению, позволяя себе погрузиться в бездну чувственных ощущений, в полную и безоговорочную капитуляцию перед таинственной и вечной графиней Изольдой.