Москва-Париж

1. В парижском зное воздух душен,
но ветер – флейта Клода Дебюсси –
ерошит гладь вчерашней лужи,
и чуть колышет в окнах жалюзи.
Жара столичного июля
возводит в степень заскорузлый шум,
и обморок тишайших улиц
смакуешь, словно в булочке изюм ...
Распахнутые настежь ставни,
под ними в глиняных горшках герань,
и кажется реальность плавно
со стариною растворяет грань ...
И ты, переполняясь чувством,
с какой-то странной тайною един,
вбираешь весь бальзам искусства
живым мгновеньем созданных картин ...
Облупленная штукатурка,
архитектура в стиле рококо,
застывшие во сне фигурки,
очнутся, только прикоснись рукой ...
И, показное безразличье
всем видом демонстрируя сейчас,
химеры в оперенье птичьем
с тебя не сводят впалых глаз …
Казалось бы, бездушный камень,
но возбуждающе тревожен миг,
когда касаешься руками,
и понимаешь, ум твой не постиг
чего-то важного… твой разум
упёрся в кем-то заданный предел ...
И снова ищешь, раз за разом,
ту истину, которую б хотел …
Найти. Искать и не сдаваться,
пройти безоговорочно свой тест,
три разных жизни, три – по двадцать ...
Как в алгебре: от перемены мест,
слагаемых и прочих разниц,
куда направит модуль вектор сумм,
неправды медленною казнью
разбудоражив изощрённо ум?..
Мостами скованная Сена,
Монмартр, Сакре;-Кёр, в Тюильри – дворец,
Виктор Гюго, стихи Верлена,
и Сен-Жермен-де-Пре здесь, наконец ...
А женщины в толпе прохожих,
как вина из провинции Бордо,
и за игрой красивых ножек
следят месьё с полуоткрытым ртом ...
И ангел на кресте собора,
и птица- коршун с головою льва
хранят в ночи призренный город,
как для заклятий тайные слова ...
Париж – нечитанная книжка,
но не забудешь никогда, Мишель,
Москву ... в которой жил мальчишкой ...
Где палех – осенью, а в зимы – гжель ...
2. А если выйти на дорогу
подальше от московской кольцевой,
не отзовётся ль памятью далёкой
седая деревенька под Москвой?
Под Истрой, Тулой или Тверью,
где ты удил из речки окуней,
и жарил на костре, не верю,
что ты не помнишь этих дней ...
Когда с малиной у дороги,
под грозный окрик: шухер, пацаны,
со всеми вместе делал ноги,
и раздирал об острый гвоздь штаны,
а, встретившись с соседским дедом,
прищуриваясь нервно, с хитрецой,
ты не поддерживал беседы,
а дед, грозясь, махал вослед рукой ...
Как много счастья в этом доме,
где радость детства было не унять!..
В Мытищах, Дедовске, Коломне …
не – суть, когда твой возраст пять плюс пять,
и эскимо – предел мечтаний,
когда обещан был велосипед
за все учебные старанья
в твой день рождения на десять лет...
И лето проносилось быстро,
как тройка нарисованных коней,
в рязанской деревушке, Истре,
без разницы... для школяров детей.
Так день за днём, и год за годом,
линяло солнце, лета хохлома,
и прижималась непогода
к пятиэтажным маленьким домам.
И осень заходила в скверы,
тряся, как бабка, рыжей головой,
и было холодно и скверно,
и тучи проносились над Москвой ...
А ты, склонившийся над книжкой,
старательно выучивал урок,
пока не доносилось: Ми-и-ишка...
идём гулять, – звал детский голосок.
Москва предпраздничная, ёлки,
девчонки скачут на одной ноге,
ура-ура, им не умолкнуть,
каникулы и шоколад в фольге,
а снег крахмалистый, скрипучий,
спускаешься на Площади в метро,
а там народа просто – тучи,
снуют, как в муравейнике нутро ...
А помнишь, как в начале марта,
влюбился в девочку, вы с ней потом
сидели за одною партой,
и танцевали вальс на выпускном?..
Шушукались: жених с невестой,
ребята, шустро выскользнув за дверь,
всё – в первый раз, всё – интересно,
не знаешь, где она живёт теперь?
3. Весна Москву меняла резко,
по желобкам во льду текли ручьи,
сосульки висли, как подвески,
и, разбиваясь, издавали чих,
всё было радостно и юно,
конфеты монпансье и лимонад,
и веселил Джордано Бруно
серьёзностью каких-то там монад ...
Краснели и горели уши,
и ярко рдели щёки без румян,
как куклы дымковских игрушек,
кружил шальной весёлости дурман,
о, молодость... – когда всё ново,
над головой мерцают звёзды и луна,
и ночь сиреневой основой
ложится нежно в изголовье сна ...
Прижавшись телом откровенно,
как молоток, любовь стучит в висок,
и страстью обжигает вены,
и увлекает в вихревой поток.
Давая первые уроки,
откупорит бутыль соблазнов жизнь,
и, оказавшись в водостоке,
одно поймёшь однажды: удержись ...
Выравнивая ритм дыханья
и перепрыгивая через ров,
ты сдашь очередной экзамен
без опрометчивых, ненужных слов ...
Пока беспечно храбр и молод,
и в буйной голове одна халва,
Москва была такою школой,
какою только может быть Москва ...
Изрыта, в сумраке бардачном,
как клумба жирным дождевым червём,
умаявшись, молилась, плача,
но шла безгрешная за палачом.
И выставленная, как шлюха,
срамно под гнётом власти наклонясь,
месила лаптями разруху
и смачно кровью политую грязь ...
Шальное время девяностых,
не извиняясь, ударяло в пах,
и разложило по погостам
не выдержавших в пиленых гробах ...
И мать оплакивала тризну,
того, кто поплатился головой,
но поднимался в гору бизнес,
и самый рейтинговый – гробовой ...
И, не выдерживая плача,
стыдясь, в церквях на свечках таял воск …
Но разрастался кукарача,
и экскременты разъедали мозг ...
Ты не один, кто в бег сорвался,
и, вытирая кровь, от боли выл,
определяя ветром галсы,
ты не один такой был, Михаил ...;
4. Лютеция ... обозначало
учтиво чтящим древнюю латынь
сиё немного, и немало,
как – грязь... Но племя кельтов взрыло стынь,
и галл был братом паризея,
когда пошёл войной Тит Лабиен.
Имперский Рим, мощь Колизея,
Гай Юлий Цезарь в ней благословен ...
Был римлянами взят в осаду,
но позже галлами сожжён дотла,
и вместо пламя с едким чадом
ссыпалась в руку чёрная зола,
когда под утро в тёмном небе
в потугах зарождался новый день,
осел на воду Сены пепел,
как дня минувшего былая тень ...
Вот зрелище для ротозеев:
дороги, акведук, амфитеатр,
отстроен вновь, стал – Паризея,
в трёх термах ручейки воды скворчат ...
Но молот ведьм уже написан,
уже горят в огне еретики,
ты называешься Парижем
с монаршей лёгкой хлодвигской руки.
Париж-Париж – ты станешь адом,
но смерть вне времени, отсрочь!..
вонзает в спину нож нещадно
твоя Варфоломеевская ночь …
Как много крови здесь пролито,
как много за свободу отдано,
вот голова, холщовкой свита,
Антуанетта, в жилах – не вино!..
Стяг мятежей и революций,
долой Луи, трещит по швам камзол,
внутри утробных реституций
престол, республика, опять престол ...
Коммуна и бонапартисты.
Мольер. Его театр, Пале-Рояль,
застлав проходы дымкой мглистой
горел, как спичечный, одна деталь:
отстроенный намного раньше,
для кардинала Ришелье, теперь,
в пример достоинств величайших,
для всех желающих открылась дверь,
Филипп Эгалите, владелец,
и герцог Орлеанский – тоже он,
свой замок для увеселений
открыл для всех, народ был поражён ...
И если дальше продвигаться,
то интересным кажется момент,
дымком от табака с плантаций,
окуривая мутный лунный свет,
старуха с Мартиники скажет,
покачивая головой, всерьёз:
ты станешь королевой даже,
и больше королевы, Мари Роз ...
5.…проворно пальцем тыкнув в карту,
отдал приказ трубить в военный горн,
Наполеону Бонапарту
к лицу был императорский бикорн,
и тут наметилось схожденье,
Бородино, и выстрел роковой,
смешались кони, люди, тени,
пересеклись в огне Париж с Москвой ...
С тех пор уж минули столетья,
и был историей давно прощён,
как шалость непослушным детям,
француз Буонапарт Наполеон ...
но всё же, всё же, всё же, всё же …
порою что-то засвербит внутри,
когда представишь в горле ножик,
и кровь, стекающую из ноздри ...
Какой-то мальчик желторотый,
и жизни не изведавший юнец,
шёл против конницы пехотой,
и смерть заманивала под венец ...
Как может личность много значить
в истории народов и времён,
как рок, подбрасывают мячик,
и словно ставят судьбы стран на кон.
Ну, кто же этот всемогущий,
кто изощрённей выдумать бы смог
основу матрицы в грядущем,
учитывая прошлого урок?..
Когда династия Бурбонов
на трон воссела после Валуа,
то дважды революционный
вздымался флаг, республика звала!
И поднимался дух мятежный,
призвав пойти на улицы народ,
и шёл вперёд последний грешник,
и нищий праведник бежал вперёд.
И дух мужал, и крепла вера,
и возмущённый разум, словно шквал,
под лозунгами Робеспьера
сознанием республики крепчал.
В Париж стекались из провинций
потоки из рабочих и крестьян,
и клич на флагах якобинцев
был беспощадно смел, неистов, рьян.
И неожиданный рисунок,
как на рубашке проступает кровь:
мятеж, парижская коммуна,
к команде пли ружьё готовь!..
Ты захлебнёшься в плаче вдовьем,
кто на кого пошёл – не разберёшь,
Париж, ты весь забрызган кровью
в борьбе за справедливость, что ж ...
Тщедушно дождь забарабанил
по черепице раскалённых крыш,
плющом увитым стенам зданий ...
ну, расскажи мне о Париже, Миш!