Ночные похождения доктора Ватсона. Рассказ по моти

Я, доктор Джон Ватсон, никогда не помышлял о том, что туман Дартмурских болот станет свидетелем столь постыдной главы моей жизни. Вся Англия знает меня как спутника и верного хроникёра великого сыщика Шерлока Холмса. Но есть тайны, которые я бы предпочёл унести в могилу. Увы, Холмс оказался слишком наблюдателен, чтобы позволить мне скрыть свою слабость.

I

С первых дней пребывания в Баскервиль-холле меня терзала тоска и тревога. Ночи были холодны, ветер стонал в трубах, а туман ползал по окнам, будто живое существо. Чтобы усмирить дрожь, я всё чаще прибегал к помощи бутылки виски, которую предусмотрительно привёз с собой.

Вначале один стакан помогал уснуть. Затем требовались два, три… И вскоре мои ночи превратились в череду зыбких провалов памяти.

Наутро же Холмс — а он, как оказалось, давно подметил всё — с едва заметной усмешкой говорил:

— Ватсон, мне не известны никакие лечебные свойства виски, кроме как для больного желудка. Но, по моим наблюдениям, ваши исследования этой жидкости зашли гораздо дальше медицинских предписаний.

Я смущённо отшучивался, но пятна на моём сюртуке и грязные сапоги выдавали больше, чем любые слова.

II

Виски вызывало во мне странные сны и ещё более странные поступки. Я просыпался в три часа ночи и ощущал непреодолимое желание выйти наружу. Луна и туман манили, а внутри всё кипело. Иногда я выл в пустоту, и эхо моего голоса отражалось от каменных холмов, превращаясь в вой чудовища.

Наутро же я находил на своей одежде следы болотной жижи, а в ботинках — глину с пустошей.

Сэр Генри дивился:

— Поразительно, Ватсон! Кажется, ночью по болотам рыщет сама собака Баскервилей! Слышал вой своими ушами!

Я молчал, уткнувшись в чашку утреннего чая, и не смел признаться, что то чудовище был я сам, доктор медицины, спутник великого Холмса, превращённый виски в пьяного оборотня.

III

Однажды Холмс подошёл к моей тумбочке и, открыв ящик, обнаружил там полупустую бутылку. Он поднял её к свету и холодно заметил:

— Ватсон, я всегда подозревал, что легенда о собаке Баскервилей — дело рук человеческих. Но чтобы этим человеком оказались вы… признаюсь, это превзошло все мои ожидания.

— Холмс! — воскликнул я в отчаянии. — Поверьте, я не хотел! Туман, тоска, это проклятое болото — они сводят меня с ума!

— Болото, — сухо заметил он, — не имеет свойства переливаться янтарным цветом в стакане.

IV

Кульминация случилась в ночь, когда сэр Генри отправился на прогулку и услышал тот самый ужасающий вой. Это был я. Спотыкаясь, с бутылкой в кармане, я шатался по пустоши и во всю глотку исполнял роль проклятого чудовища.

Туман делал меня огромным, луна рисовала зловещую тень, и сэр Генри, будучи человеком впечатлительным, был близок к обмороку.

Когда же Холмс вытащил меня обратно в дом, поддерживая за локоть, он прошептал так, что только я услышал:

— Ватсон, если бы дьявол пожелал придумать лучший способ погубить расследование, он не нашёл бы ничего более надёжного, чем ваш стакан виски.

V

Развязка наступила быстро. Холмс спрятал все бутылки, нашёл поставщика в ближайшем городке и приказал прекратить всякие поставки «для доктора». Я, сгорая от стыда, поклялся больше не пить.

Истинный преступник — Стэплтон — был разоблачён, и легенда о собаке Баскервилей осталась всего лишь легендой. Но я-то знаю: часть этой легенды вышла из моей глотки, пропитанной спиртом, и из моих шагов по туману, оставивших грязь на сюртуке.

С тех пор, рассказывая другим о «Собаке Баскервилей», я тщательно опускаю некоторые подробности. Ведь гораздо страшнее любой мистики — человеческая слабость.