Воздух полон твоего тепла

Акт первый. Роковая случайность.

Я сижу на тротуаре, прикрывая лицо руками. Надо мной, подобно дереву нависает бабушка. Ее голос всегда наполнен теплом, но сейчас он совершенно разбит.
С минуту назад, не отдавая себе в том отчета, я бросил камень через дорогу. По случайному стечению обстоятельств мимо меня пронесся автомобиль. Алая вспышка, треск тормозных колодок и звон бьющегося стекла — все смешалось. Я сижу на тротуаре и отказываюсь верить в произошедшее. 


Акт второй. Комната

Мы с братом поднимаемся по скрипучей лестнице. Я думаю о дереве, что гнется и стонет под нами, и мне вспоминаются морские раковины, что еще хранят память о море.
Мы двигаемся тихо на цыпочках и доходим до той самой комнаты. 
Внутри все кажется неестественно выпуклым: дальная стена оскалилась книжными полками; зеркало, глупо висящее на стене, нагромождало и без того изрезанную множеством линий перспективу. На одной из книжных полок, мы замечаем пистолет. Он покоится на подставке, черный, блестящий, почти как новый. 
Брат осторожно снимает его с подставки, и пока мы его разглядываем, дверь приотворяется. Входит он: рослый, короткостриженный, совсем взрослый. От его громоподобного голоса обои приобретают красноватый оттенок. Бледнея от ужаса, мы сжимаемся до размера горошин, удачно вписываясь в сложный убористый узор ковра. Он отнимает пистолет и выставляет нас за порог. Дверь перед нами защелкнулась. Мы оказываемся в темноте, по ту сторону вседозволенности. 


Акт третий. Кафе

Мне приходилось обжигаться, тем не менее, я прижимаюсь к шерстяной пряже, огненной при свете нависающей лампы. Она производит впечатление бархатного, мясистого облака. И все бы ничего, да только насрать мне на ее свитер, будь он хоть золотыми нитками шит.
Я хочу только ее и она конечно же это понимает.
— Если уж возьмешься за это с головой, то позаботься сперва о том, чтобы твои книги не простаивали на полках. 
Я киваю и мы расходимся. Больше я ее не увижу.


Акт четвертый. Она

Впереди меня маячит румяное пятнышко. Я пытаюсь угнаться за ним, но раз за разом сваливаюсь в ледяную воду. Стоило ей нацепить тот купальник, как она сама того не подозревая, стала моим тореадором. Во мне вспыхивает сильное чувство, нечто смежное между любовью и ненавистью, между желанием и бессилием. Я начинаю грести с двойной силой, но расстояние между нами лишь нарастает. Оно продолжает расти, даже когда мы сходим на берег. Мы так далеко друг от друга — принадлежим к разным полюсам. Наконец я обнимаю ее, но любовь в нас уже навсегда отчаялась. 


Акт пятый. Братья

Погода выдалась на удивление солнечной. Мы сидели в беседке и чистили картошку. По всему столу были разбросаны пучки таволги, подмаренника и зверобоя. Запах переносил нас в детство. 
— После смерти дяди Серёжи я боюсь, что кто-то из близких уйдет внезапно.  Одно мгновение и тех кого мы любим уже нет. 
После его слов я вдруг вспомнил о маме. Той зимой мы катались на озере, когда она вдруг подскользнулась и приложилась головой о лед. 
— Может это наше общее семейное проклятие? — продолжил он. — Некая совокупность качеств? Мы преисполнены заботой о других, а стоит нам самим оказаться на краю пропасти, и вместо того, чтобы смиренно просить помощи, мы поддаемся внутреннему импульсу, отдаем себя власти ветра и волн. Видишь эти маленькие складки в уголках глаз? Маленькие такие складки.. Есть в них что-то..
Я был с ним одного мнения, но неожиданно для самого себя съязвил. 
— Ага и волосы на груди не растут.
— Да нет, я серьезно. 
— И ветры пускаем как-то через чур осторожно, как на первом свидании.. 
— Иди ты.. 
— Вот даже эти слова мы воспринимаем с глубоким трепетом, нам они сродни благословлению. — опершись на локоть, я торжественно встал из-за стола и изрек: «Встань и иди на***!».
Не знаю, чтотна меня тогда нашло и почему в иные минуты я напрочь лишаюсь этой тонкой душевной дипломатии. Вероятно, я был движим братской несолидарностью: стоило одному из нас пуститься в сентиментальность, быть может, из желания стать любимчиком Бога, как другому приходилось примерять на себя роль Каина. 

Возвращаясь в дом, я еще раз окинул взглядом беседку. Что-то важное ускользнуло от моего внимания. Было нечто странное в этой старой и осевшей беседке, ютившейся под неприлично голубым небом. Они состояли в тайном сговоре, проникнуть в который мне не представлялось возможным. Эту тонкую связь можно было объяснить закономерной несправедливостью, той, что порой способна объединить два совершенно различных по духу предмета. В каком-то смысле, они стали неотделимы друг от друга так же, как счастье неотделимо от испытываемой нами боли. И как бы ни было больно, я все еще дышу этим воздухом, воздухом полным твоего тепла,,,