По ту сторону Альп, пер. стихотворения Р. Лоуэлла

Пока газеты трубили, что даже швейцарцы сдались,
и Эверест, как всегда, к себе не пустил гостей,
наш поезд в Париж понемногу взбирался ввысь,
украдкой взрыхляя скрипучий альпийский снег.
О, дивный Рим! Вокзалом расплескан свет.
Проводник сойдет на перрон и ударит в гонг.
Жизнь превратилась в пейзаж. Враг самому себе,
я оставляю город, в котором ютится Бог.
И гнездился диктатор, Цезарем себя мнивший,
и ни единой юбки не пропускавший мимо.
Просто один из нас. Предки из века прошлого,
оставив лишнюю скромность, себя открывали миру
богатством трастовых фондов и нарочитой роскошью
двора королевы Англии, зависть даруя ближнему.

Догмат подтвердил успение, и толпа на Сан-Пьетро
хором воскликнула: «Папа!». Понтифик, видавший виды,
выронил щетку из рук. Мурчала электробритва
и канарейка на левом плече раздавала советы.
Светила науки были не в силах приглушить пламя
свечи Девы Марии, плавным руки движением
вознесшейся к небесам, словно на крыльях ангела,
точно тропической птицей. Хоть кто-то этому верил?
Паломники целовали подошву Святого Петра,
и череп казненного дуче, казалось, еще орал,
подвешенный верх ногами. Бог торопил народ,
ведя его на убой. Швейцарцы склонили пики,
встречая людскую давку. Таков у них фронт работ.   
Просто один из нас - ты все это видел, Пий.

Но альпинистский поезд спускался с небес на землю.
Стучали колеса, вращаясь, и эго на верхней полке
боролось само с собой. Камнем застыло время,
и, посреди него, я видел, как из осколков
белесых горных вершин сложился торс Аполлона,
ногами вросшего в грунт. Он проводил зарядку
для его окружавших и уже покоренных,
канувших мирно в лету высот человечьей расы.
Будь то хоть Парфенон, выжженный глаз циклопа,
бог знает, что еще. Бурьян заволок все тропы
ведущие к тем вершинам, где до сих пор осталась
память о древних греках, философах и богинях.
Выкидыш мозга, Минерва, дай же ответ на загадку,
где наша вечная классика, кроме как не в руинах.