Валерий или римские зарисовки

1. Весна прошла, становилось жарко,
И душной ночью Валерий вышел
Из дома, тенью пройдя под аркой,
На холм взошел, и казалось, выше.

Сказал себе и рабу, что рядом:
"Я долго жил и искал основу
Всего, что можно окинуть взглядом,
И верил только живому слову".

А раб, ошейник в мечтах снимая,
Подумал: "Буду отпущен к идам".
Он ошибался. К излету мая
Валерий новых сентенций выдал.


2. Коснувшись тогой волны прибоя,
Тряхнув кудрями, взмахнув рукою,
Изрёк Валерий: "Сдаюсь без боя,
Вверяюсь в руки души покою".

Писец заёрзал, по воску стило
Куда-то мчалось, доска кончалась.
На горизонте, где в тучах сила,
Галера с хлопком в волнах качалась.

Писцу ипотека едва по силам,
Жены эмфитевзис пророс долгами,
А тут горемыку тоска скосила,
Жируй Валерий, сучи ногами...

3. "Патриций я или вошь в прожарке"?
Валерий сел и отпил из чаши.
"Я чую, статуей в старом парке
Я стану, Марса с Плутоном краше".

Он выпил море, пленил вандала,
Он был сенатором при Траяне,
И знал, что Юлия так рыдала,
Себя жалея, при всех, по пьяни.

Валерий - прах и отец латыни,
Оставив нам километры свитков,
Дождись, уже скоро вулкан остынет,
Уймется лава, узор свой выткав.

4. Я видел это, эпоха гасла,
А мы стояли часами, днями,
Урвать надеясь и хлеба с маслом,
И свитков с траченными краями.

Бубнила в очереди старуха:
"Вверяюсь в руки души покою..."
Посмотришь - миру кругом поруха,
Послушаешь - странное все такое.

И где-то там, в саркофаге тесном,
Валерий спит и слагает строки.
Другое время, другое место,
Но все патриции одиноки.