Странник I

Мимо пустых серых стен и холодных кладбищ,
мимо скупых мужиков, неуютных пристанищ,
и лиц, полных траура,
мимо гнилых площадей и пустых тротуаров

я иду одиноко под сводом собора,
ветхого, пыльного, старого,
где скрипят в пустоте ветхозаветные двери,
и запах ладана вьётся, как тление веры.

Там — в глубине, под сводами мрачными,
в чёрных углах, где лица не значимы,
голос раздался, гулкий, как вой:
«Кто вершит твою жизнь, чем начертан закон твой?»

И я, опустив колени на камень,
шепнул: «Что вершит мою жизнь, что души моей пламень?»
И голос сказал: «Я вершу. Я один.
Я хозяин и для всех закон мой един».

И я отвечал: «Если в устах твоих — пламя,
возьми в ладони свечу и раздели её с нами.
Чтобы каждый, как я, на дороге в ночи
нёс огонь из храма, прямо в груди».

И вышел я к алтарю, где свеча одинока,
тонкая, воск её врос в каменистые своды,
дрожащая, бледная, будто живая,
но так же, как я, — сирота мировая.

Я снял её с места, в ладони прижал,
и в сердце моём загорелся великий пожар.
Я вышел из храма. За дверью — дожди.
И огонь мой дрожал. Но я шёл. Донести.
Донести. Донести.