Семнадцать посмертных

Я - тень за портьерой, солдат из пластмассы,
Я часть этой серой больной биомассы,
Из пыли, асбеста, в гнилом и неярком,
Что бродит в подъездах, по трассам и паркам.
Я - зеркало бездны, они - как нарывы,
Они бесполезны, глупы и червивы.
Достаточно. Аут. Так скажут зануде
Как их называют? Наверное, люди.

Где небо заклеят у райского сада
Я прячусь в толпе от случайного взгляда.
Фигуры раскисли. Погода сквозная.
Я знаю их мысли. Я многое знаю.
В любой подворотне с убогим коллажем
Я фотоохотник. Мой Canon заряжен.
В футляре из дымки, как лезвие в ножнах.
Я делаю снимки. Навылет. Надёжно.

Я знаю так много о вашем укладе
От строк некролога до точки в тетради,
От фирменной речи до техники в кранче,
С кем были на встрече, что ели на ланче,
Что больше не в тренде спешить на работу,
Что выпили бренди в четверг и субботу,
Что в школе любили примеры и дроби,
Что автомобили - часть вашего хобби.

Залита цементом вся прелесть пейота
Вся жизнь по фрагментам, обрывкам и фото.
А фото по бланкам, а бланки по полкам,
Высокая планка обтянута шёлком.
Я режу покровы, я точен и гибок
Я сборщик грехов и блудливых ошибок.
Я лето в неоне, я осень седая.
Слежу и шпионю, смотрю, наблюдаю.

Влюблённая пара. Такси. Перекрёсток.
Дорога у бара из стразов и блёсток.
Шоссе из эмоций и снежного меха
Она всё смеётся. Ему не до смеха.
Решения, леммы, всё тонет в болоте
Быть может проблемы в семье? На работе?
В угрюмой утробе без слов и декора,
Их страсть их угробит. И, кажется, скоро.

Помада и тонер. Манто меховое.
Гостиничный номер. Заехали двое.
Обрывки гипюра, Дионис, Менада
Оплата купюрой. Нет, сдачи не надо,
Фамилии взяты из утренней прессы
Ошибки чреваты. Две чашки эспрессо,
Блаженство момента до полного шквала
Два "Moet & Chandon", два тонких бокала

Мгновения тают, но камера помнит
Пустынный блэкаут простреленных комнат
Улыбку Мадонны, любовное престо,
Объятия, стоны, движения, жесты,
Чулки и колготки, пикантные встречи,
Наручники, плётки, и скобы и свечи,
Всё ближе и ближе прицел объектива:
Я знаю. Я вижу рождение взрыва.

Я вижу эпоху картинами Босха:
Животную похоть, под каплями воска,
Соитите петель, помаду на коже.
Мой Canon свидетель, а я лишь прохожий,
Мне всё любопытно. Мне всё интересно,
И сбивчивость ритма, и чёрная бездна,
И тайное в дымке, и Морзе пробела,
И грязные снимки, пришитые к делу.

И кадры случайны, как серость бетона
Бесценные тайны в квадратах картона
Как крики, как лица, как сердце на блюде,
Ваш рай разгорится. Эдема не будет.
Нет, я не в обиде. Все просто, о Боже!
Никто ненавидеть сильнее не может,
И дальше, и ближе, в мечтах и шаблонах,
Чем я ненавижу благих и влюблённых!

В иконе искусства моя фототека
Убей в себе чувства. Убей человека.
Солги. Имитируй последний нокаут
Пустые квартиры всегда угнетают.
Исчезни, как эхо, как жизнь в оверпрайсе.
Сплошная потеха. Умри. Притворяйся.
Всегда, год от года цветут эдельвейсы.
Все люди подводят. Не верь. Не надейся.

От пламени фальши расплавились свечи,
Я знаю, как дальше пройдёт этот вечер:
Под фотопейзажем не место нагому:
Всё будет, так скажем, совсем по другому.
Он держит в ладони огни орбитали
Полоску агоний сверкающей стали.
Опасная бритва? А может быть, спица?
Спасёт ли молитва? Кому помолиться?

Удар за ударом без смысла и цели -
Стекает нуаром мечта на прицеле,
Она не хотела. Она - антитеза
Чьё хрупкое тело кромсает железо.
Сомнительный почерк - прибить к изголовью
Железо клокочет, насытившись кровью
Надежда и счастье убиты сначала:
Он резал на части. Она не кричала.

Мне нравится лично смотреть на забавы:
Слегка эротично, не слишком кроваво.
Стеклянные свёрла, железная кобра
Он держит за горло и метит под рёбра.
И грохот и скрежет, и алое ложе
И лезвие режет жемчужную кожу,
Ведь где-то, у края, мечта близорука:
Она умирает почти что без звука.

Бессильный и робкий, как первое слово
Я щёлкаю кнопкой - почти всё готово,
Размыта граница до точки отчёта:
Есть труп, и убийца. Семейное фото.
Я знаю, что время уходит сквозь сито
Абсурд эпиреммы в цветах антрацита
С гротескным минором и пеплом тротила
Я щёлкнул затвором. И время застыло.

Где небо заклеят у райского сада
Я прячусь в толпе от случайного взгляда.
Фигуры раскисли. Погода сквозная.
Я знаю их мысли. Я многое знаю.
В сырой подворотне с убогим коллажем
Я фотоохотник. Мой Canon разряжен.
Такая работа не дарит престижа:
Я делаю фото. И я ненавижу.

Луна задремала в упавшей портьере,
На фото финала открытые двери
Он выйдет беззвучно, натянет перчатки
Привычно и скучно сотрёт отпечатки,
На ручку от "Enger" в молчании стылом
Повесит дорхенгер с бесцветным посылом.
Среди вариаций есть что-то такое:
"Не нужно стучаться" и "Не беспокоить".

Она остаётся в измятой постели.
А ветру неймётся. Рыдают метели.
Здоровые, психи, бесцельно инертны
В ней пять ножевых, и семнадцать посмертных.
Ещё час разменян на путь к эшафоту,
Есть снимки. Мой "Canon" закончил работу.
В мареновой луже, в лучах перламутра
Её обнаружат.
Но только на утро.