лишь пересохших губ коснись

А помнишь, это был июль,
что нянчил август на подходе.
Дремали тучи в небосводе,
а ты ко мне с улыбкой льнул… –
в духмяном сене на подводе…
шепча: «Побудь со мной. Молю...»

Но поцелуй с вкрапленьем слёз
под бисер дождика-пустёги
устои смёл – да ну их к богу! –
игрой, сжигающей насквозь… –
…в алькове хвои и берёз,
приют нам давших, босоногим.

…среди застенчивых берёз
заслоны рушил недотроги.

Ой-ёшеньки, и мнилось мне,
что дождь-повеса в том виновен…
ведь он, воркуя, нам позволил
отведать рай наедине… –
где бархат стона в вышине
с гурьбой бубенчиков был вровень.

…ведь разомлевшим нам позволил
вдыхать смолистых снов еле́й.

Податливость нагих грудей, 
упругой пышностью манящих,
так неперечаще-пьянящих,
теснилась в вырезе щедрей.
А ты, во вкус входя вольне́й,
дразнил меня всё глубже… слаще…

и было ль что-то горяче́й
движений сладостно-молящих…

_____

…Ах, выцветшие грёз касанья –
в багряном осени сиянье…
где каждый миг влеченья – высь! –
лишь пересохших губ коснись…
Продли минуты утром ранним…
Прижмусь к плечу… Слеза с ресниц…

Продли мгновенья – обернись…

_____

*** Дождь-пустёга – в данном контексте – пустяшный дождик.