Книга о любви, сокращенная версия

Сокращенная "КНИГА О ЛЮБВИ" /2025/
/Полезная формула добротУшки/

Отличное название - Книга о любви. Оно только что пришло мне в голову, и я сразу понял, что в такое всеобъемлющее понятие можно уместить всё, хотя бы немного касаемое чего бы то ни было. То есть - всего, как я люблю.

Человек не знает другого мира, кроме того, что вертится вокруг него, и все остальное - просто слова. Вот это уж действительно странно. Читатель, и ты сам, и твой скутер, и твои электроползунки могут оказаться лишь выдумкой, причем, только твоей! Ты вообще один можешь оказаться в этой системе, да ты и есть один.

Птички поют, радость-то какая. Впрочем, может, и не поют, это я так, к слову приметил. Машину кто-то обгадил, конечно, но не хотелось бы сразу все решать "с кандачка" и кидаться с обвинениями. Ни птиц, ни каких-либо событий в жизни страны я не заметил, и если не взлечу на воздух случайно, то и не замечу, да и в оном случае вряд ли.

ХОРОШО, ЧТО Я НАЧАЛ ТАК ДОБРО, ПОТОМУ ЧТО СЛЕДУЮЩИЙ ЭПИЗОД ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ ЖЕСТОК:

Вот такой леденящий душу случай. Однажды мой товарищ Виталий Печерский организовал поход на футбол. На матч местных не скажу кого с каким-то еще аутсайдером. Надо сказать, что данную команду ее фанаты просто боготворили и, наверное, только во сне видели, как она забивает кому-нибудь гол. В основном, обычно эти игроки проигрывали или играли вничью, что было особенно скучно. Выглядело это так: под восторженный рев болельщиков "ребята" долго и тупо прорывались по флангу к воротам, там у них отбирали мяч и выпинывали его далеко-далеко. Или к зрителям, или к противоположным воротам. И все игроки вновь бежали за ним. Думаю, что за игру они порядочно наматывали на своем внутреннем счетчике безумно-бесплодных забегов. Но дело не в этом. Многие ходят на этот стадион - "Стадион", расположенный в районе ..и так далее, так вот - многие ходят ради самого события. На трибунах весело, все пьяны и шумны. Флаги, сопелки, хорошее настроение. Чтобы насладиться матчем, не обязательно даже любить футбол - сама атмосфера располагает, эдакий клубный бардачок с друзьями повсюду. Потому мы с чувством радости приблизились к стадиону... Так, теперь для пущего восприятия надо накуриться. Покурить шишманов, макух, как говорится. Надо найти САМОЕ УКРОМНОЕ МЕСТО. Вот оно - неприметная щель в серой стене сзади стадиона. Поблизости - ни одной живой души. Только кузнечики. Забились в темный ангар, раскурили папиросу, поперло - первые теплые волны в глазах - стало уютно моргать, плюс долгожданная щекотка в легких и мало-помалу расползающаяся ни к чему не обязывающая улыбка. Половина еще не докурена, а уже на сердце веселье. Вдруг - прямо перед нами в пустоте, тишине, темноте - широко-широко из ниоткуда распахиваются ОГРОМНЫЕ ДВОЙНЫЕ ВОРОТА, в которые может войти истребитель, распахиваются ворота и вслед за ними врывается в ангар, в наше сознание сноп света - на дворе день! Светло-светло стало в ангаре, и по команде, строем, маршем, ать-два, ать-два - заходит - взвод милиции! Ать-два - становится в трех метрах от нас. Мы - по центру тридцати человек в серо-голубой одежде. Слева - командир.
-А-ря-а-а-а, ап!!
-Ап! Ап! - дружно скандируют ребята. Мы прячем косяк за спину и трясемся от страха. Папироса дымит, наши лица искажены непониманием и неприятием ситуации.
-Аря-я-я, оп!!
_Оп! Оп! - повторяют бойцы, разворачиваются и уходят восвояси, кто-то закрывает ворота обратно. На все-про-все ушло две минуты времени и два-три года нашей жизни. *** знает - что это такое - укромное место, блять, нашли.

Возмущенный, перескочу на что-то более доброе...

Извинительная вставка: обращение печени к своему хозяину.

"Прости меня, если можешь, прямая и правильная моя димы миронова печень, я знаю, что ты меня не подведешь, потому что ты еще и добрая. Такая сильная и добрая печень, наверное, могла бы быть только у Брюса Ли или у Арнольда. И, прямо скажу, сам бы я на этом нелепом ипподроме достижений молодости и поиска совершенства  не оценивал бы шансы именно этой печени никак вообще; прости, что говорю с тобой в третьем лице, тебе, наверное, все равно. Такую печень можно было бы отправить на олимпиаду терпения и работы работ. За такую печень не стыдно перед друзьями".

Итак, Книга о любви: с нами на связи Секретарь, которую представил на секунду, чтобы показать вам, и снова остаюсь один перед компьютером:

..Ты улыбнешься так сладко, что мир уснет, очарованный весной, и, за отсутствием зрителя, ты тоже пойдешь со страниц домой, чтобы дать мне подумать, а с первым удивленным вздохом бурундука вернешься на рассвете, и мы продолжим.

-Да, мой добрый начальник, я, догадавшись о вашем намерении секундой раньше, смоталась на тот конец времени и обратно, чтобы застать нужный миг и, перевоплотившись в образ олицетворения безмятежности, смирения и послушания, исчезнуть вновь согласно вашему мимолетному пожеланию, как того требует мое изрядное воспитание и ваша неоспоримая воля.

(Беги, лирический герой,
Как автор этих безобразий,
Я знаю, трудно жить со мной
И быть плодом сиих фантазий.

Беги, пока не околел,
Покуда разум твой, в натуре,
Случайным образом всецел,
Ещё содержится в структуре
Твоих делишек. С корабля
Игр беспокойных и напрасных,
Беги за книжные поля
Со строк моих небезопасных!

Беги, а впрочем, не беги,
Тебя везде поймать сумею,
Дождись, пока мои мозги
В тупом экстазе онемеют,
И ускользай, меняй фамиль,
Попробуй "Ихтя Хендехойя",
иль "Ожегов-Скрипач-Фазиль"
(не догадаюсь ни за что я).)

ИСТОРИЯ ПРО ТО, КАК ОДИН ЧЕЛОВЕК УТОНУЛ, НО НЕ УМЕР

Эту страшную и правдивую историю мне рассказал Некто Максимов. Компания самарских приятелей выпивала на склоне небольшой речушки. Выпивала она уже много лет, и потому участники мероприятия были немногословны, немного обособленны и равнодушны к окружающей действительности. Потому никто не обратил особого внимания, когда некий Пенкель исчез из поля зрения. Нет, сначала он долго барахтался на земле и пытался расправиться на нетвердых ногах, но делал это так вяло, безынтересно и однообразно, что остался незамеченным посреди грустной притихшей компании. Он поползал-поползал, и про него забыли.
В компании всех развезло, и все же нашелся один мудрец, который лениво протянул: "А где этот-то?", после чего все оглянулись вокруг и убедились, что на ровной поверхности земли исчез человек, испарился или был украден небом. И другой мудрец живо вскочил и не говоря ни слова кинулся по склону к реке и, жадно прыгнув туда, начал нырять и шарить. Члены компании недоуменно следили за его действиями, думая, что он сошел с ума. Но вот показалось тело, и за уши из воды был вытащен некий Пенкель.
Оказывается, он, как пластмассовая курица-игрушка сбежал к глади озера под действием наклона и упал в него (в озеро) и утонул. Никаких особых действий предпринимать не стал, так как обессиленно спал. Его вытащили, он полежал-полежал и открыл глаза, проснулся. Значит, сначала утонул, а потом ожил. И чего тут удивляться словам одной моей знакомой дамы, плавающей с ребенком на матрасе посреди лягушатника, которая в ответ на мой осторожный вопрос: "А умеешь ли ты плавать, такая смелая, с книжкой на матрасе с ребенком?", - сказала просто: "Нет". "Но ты же можешь упасть в воду...", - "Ну да", - "Это опасно!", - "А что - под водой дышать нельзя?", - "Нет.", - "Нисколько нельзя?", - "Нет.", - "Ну... хоть чуть-чуть-то можно дышать", - "Нет, нисколько нельзя, тонешь, и всё". Мне кажется, она мне не поверила, как не поверит мне некий Пенкель. который упал в воду и уснул, из-за чего утонул, но был спасен и остался жив.

Однако, вернемся к настоящему времени.
На дворе потное и прекрасное лето, людей на земле все больше, но лучше она от этого не становится, 2015-й год. Некоторые изменения, конечно, есть: однажды, во время перекура связавшись с братом из Москвы, я вдруг услышал от него: "Ты вообще понимаешь, что мы в будущем живем?"
А ведь он прав. Алиса Селезнева давно уже реальный персонаж, если кому-то из детей придет в голову посмотреть фильм про нее, ребенок не поймет, что речь идет о несбыточных достижениях науки - ну да, видеофон, летающая тарелка - что тут такого? И, если я в десять лет был рад цветному телефизору, то сейчас у меня в кармане купленный за копейки коммутатор, по которому можно соединиться с любым городом на планете Земля. Папуасы в счет не идут, но это их косяк. Посмотрите на окружающих - среди них однозначно есть космические пираты. То есть герои фильма даже еще не состарились, а время догнало их, и невероятные выдумки фантастов уже в деле. "Мы живём в будущем". Это звучит круто. Даже наркотики становятся синтетическими, не говоря уже о помидорах с огурцами.

Сквозь тонкую толщу лет, сквозь звезды случайных удач, взываю к чувству самосохранения и прошу считать мой редакционный забег чисто спортивным, хотя это, конечно, не так.
Мне нечего сказать хорошего о редакции роснефти в своем энске. Нечего сказать хорошего и про еще одну – редакцию. Но если в первом случае мой интерес мгновенно теряется, то вторая – с названием «Всем обо Всём», не так-то просто может стереться из памяти, даже при частично убиенном бесконечными экспериментами мозге. Этот красивый Дом N. стоял прямо за моим любимым домом, в котором я провел почти все детство и почти всю юность – домом бабушки. Так что я не мог туда не зайти ни разу в жизни. Что это за редакция такая?
Весь коллектив газеты «Всем обо всём» сидел за столами: розовощекая Васечкина, главарь этой банды, толстая и прекрасная Вера Михайловна, «девочки» - молодые телки лет на десять помладше меня. Находились они в довольно-таки большом кабинете с камином и закаминным пространством.
-Я хочу к вам - делать газету, у вас есть верстальщик?
-Есть, но нам кажется, что он у нас не работает. Валерий Николаич, вы уходите от нас?
-Да-а.
-Короче, Дима пусть попробует. Все, Дима, ты работаешь с нами, давай свою трудовую, Галя, ты принесла, что я просила?
-Да, - девушка с большим ртом показала грудью на камин, на нем лежал пакет.
-Дмитрий Федорович, пойдемте пить! – раздался голос директрисы из-за камина.
-Да я…, не пью, - задумчиво соврал.
-КАК!?!?!?!!!! – начальница выскочила из-за камина с тревогой в глазах, в глазах ее читалось: нихуя себе, взяла на работу, а пьет-не-пьет спросить забыла! – увольнять значит надо всех кто не пьет!
-Да вы не беспокойтесь, я прекрасно пью, - пришлось заговорить успокоительным тоном, - просто не люблю делать газету и пить, а сейчас я занят именно газетой.
-Ну тогда ладно, - а то заходи за камин!

Месяцы работы шли вдохновенно: все, кроме меня, пили и нахваливали мою не очень умелую работу. Ну, я, конечно, тоже «заходил за камин», чтобы не быть белой вороной, но все остальные оттуда вообще «не вылазили». Благодаря пройденному фейс-контролю, работать было легко. Косяки и возникающие вслед за ними финансовые недочеты вызывали у всех веселое недоумение: как же Вы, Дмитрий, сумели так запороть? Ну Вы даете!

-Что? Реклама неправильная?
-Ругается N.
-А что у нас с тиражом?

-Тот еще не распространили. А новый уж лежит. Итого двадцать тысяч номеров по восемь полос а-три.

-Сжечь!

-Но ведь в газете есть и другие заказчики, они же деньги заплатили!
-Сжечь-сжечь, ничего. А то N может расстроиться, там его телефон без кода города написали.
-Да! Заодно и плакаты сожгите.

Плакаты были размером метр на метр двадцать из добротной толстенной бумаги, такая бумага весит грамм восемьсот в квадратном метре, очень красивые дубовые постеры банка. Их прислали в наш город из какого-нибудь крупного города России, для нас все крупные, в общем-то. Коллектив редакции взялся осуществить наклейку собственными силами. Выглядело это так: девятка, водитель Андрей, Галя с мужьями, Дима, а также свежепришедшая девочка тридцати пяти лет, типа лыжница. Сообща мы  наклеили один плакат, который тяжело рухнул на землю, только мы начали отъезжать.

-Итак, плакаты. Сжечь их нахер! – Васечкина была как всегда бодра, энергична, властна. ЧП Васечкина, как называлась ее организация оправдывало свое название, особенно в глазах людей, более скромных в отношении самопозволения всея.
-А чтобы не было никаких вопросов, установим смену: будем пить группами: сейчас мы останемся с Верой Михайловной и Татьяной Алексеевной. А Дима с Галей и Наташей будут пить здесь в выходные, только не шалите!
И Лидия Константиновна Васечкина подкинула в весело трещавший костер десяток номеров.

В выходные мы трезвые собрались в редакции с довольными и ответственными лицами. В камине лениво тлел уголек. Схватив тяжеленные пачки плакатов, больше похожие на связки сырых дров, начали заталкивать их ногами и стульями внутрь. Разгоралась эта стопа примерно пять часов. Мы уже загрустили, когда пачка вошла в азарт и разгорелась так мощно и самодовольно, что мы поняли: ее не потушить, и гореть нам всем вместе больше суток. Окончательно поняв, что по-тихому ничего не выйдет, мы отважно бросили еще несколько связок – но уже газет, примерно тысяч пять, и они принялись так же степенно злопыхать. А у нас шла рабочая смена, которую покинуть мы не собирались, как истинные трудоголики.
Костер пылал ровно и неудержимо. Водка лилась рекой. Девушки выпили по одному литру и ушли трезвые гулять. Ко мне глухой ночью подтянулись музыканты из родных АртефакТЫ: Табачок, Дёня Родин, Сиротка, Некто Максимов. Пили как могли, резвились и шутили. Часа в три утра снова зашли девушки. Также заходили мужья Гали. Выпив для приличия, убрались восвояси.
Наутро все ребята проснулись кто где. В камине ярко и неистово пылал костер. Максимов спал на баннере «Русь», Табаков – на изображении доброго ухмыляющегося пингвина. Дёня Родин – подростково-устало облокотивши беспокойную барабанную голову на локти. Сиротенко как всегда слился.
«Девочки» пришли и начали пить. Они были свежи и энергичны. Они выпили по рюмок по восемь (по девять, наверное, четными не пьют!), закусили пеплом сигарет, как полезным для желудка, и приняли смену. Теперь пылающий огнь редакции принадлежал им.

Работалось легко.

Хвалили за все. После жести Страшной Гали Гэ из «коллектива» газеты «За передовую технику» ОАО НК НПЗ, после лет мучений я попал в алкогольный клуб редакции газеты «Всем обо всем» под брэндом Васечкиной с другой Галей – пьяной, веселой и титькастой. Скажу сразу, и этот брэнд – «Всем обо всём» -  померкнет, так как на страницах этой книги описаны события ранга героических, хотя и позорно-смехотворных по сути. Как все, что связано с алкоголем.
Бутылочка входила в рацион всех этих телок и теток в некотором объеме и, по-любому (то бишь. "так или иначе", выражаясь более ясно), как можно успешнее. Толчком к ускорению послужил безумный взаимозачет: сначала пятьдесят, а потом еще тридцать ящиков водки «Старая Самара» в обмен на рекламу-не рекламу-*** знает. Извините за мат, но эти ебнутые в натуре прислали им пятьдесят ящиков в качестве предоплаты, которые были размещены за камином и выпиты в течение полугода, остальные полгода допивали тридцать последних ящиков.
-Послушайте-ка! – сказала румяная пьяная начальница. А давайте я не буду платить за отопление, а буду каждый день поить вас водкой, все равно оно ни хр-р-ена не греет.
-Да оно и не нужно нам, отопление-то енто!
-Ну, Галя, разливай. Или Дмитрий Федорович разольет?
-Послушайте все, я вот посчитал. Вы каждая выпиваете тридцать тире пятьдесят рюмок в день за одну пьянку, вас от пяти до десяти человек. Я заебусь разливать пятьсот рюмок, я лучше буду газету делать! Короче, я не разливаю, только пью иногда.

Давай накатим. Ну что, по маленькой. Отшлифуем. И освежим. Галя, по чуть-чуть. Давайте, за нас. Дима, за тебя. Погнали. Наливаем. Галя, по чуть-чуть. Наташа, доставай. Дима, рюмочку. Наташа, достала? Галя, передавай. Дима, ты с нами? Ой, Лидия Константиновна, я вся прям аж до титек вспотела. Уф. Давайте еще по одной. И курить. Поехали. Наташа, достань за креслом. Дима, включи музыку. Галя, ты налила? Давайте по пиву, и танцы. Галя, кто там? Клиенты? Пусть проходят сюда. Здра-а-вствуйте. А мы тут – отмечаем… Это… У Наташи ребенок в третий класс пошел. Рюмочку? Одну малюсенькую. Так. Вам рекламу в газету? Можно. Договоримся. Ну давайте тогда, восемьсот рублей в неделю, Галя, наливай. До свидания, приходите. О, там еще кто-то. Всем тихо за камином, не шумите, это неприлично. Наташа, иди поговори с ними. Ти-ха. Ушли? Все, поехали. Галя, наливай, Наташа, наливай, Дима, рюмочку. Поехали.
И ТАК ДАЛЕЕ.
...как румяная начальница у себя дома, когда все ушли курить на балкон, забылась в реальности, сняла с себя все, кроме трусов, встала на четыре точки в позе трахающегося бегемота и предстала перед нами в таком виде, когда мы вернулись, покурив.
... как другая женщина на даче выронила изо рта вставную челюсть и вставила ее наоборот, подняв с земли. Она что-то говорила со своим лицом робота-трансформера, но получалось только: фа-фа да фа-фа. Это зубы наоборот. Алкоголь быстро делает человека слабым и отравляет его. Я летал со второго этажа в пролет первого, выйдя ночью в туалет. И все летят, один хуже другого.

О, привет, Секретарь!

* * * * *

СЕЙЧАС ПРИЧЕСОЧКУ ПОПРАВИМ, И ПОЕХАЛИ:
Привет-приве-е-ет! Я «Его» приморозила немного секретным покачиванием сосков, и пока он чухается, внесу свою ле-е-епту. На самом деле меня зовут не Секретарь-Педагог, а… а-а-а… Что такое? Не знаю.
Вот ведь какой! И еще матом ругается!
Я вот девочка молодая, а и то умнее, и всякую чушь в рот не сую!
А этот курит, курит, да еще и пьет постоянно со своим Сиротенко. Меня тоже часто зазывают молодые люди – то шампусика, то винца… Не, ну Ламбруска прикольно. А вот Дмитрий Федорович (они себя Дэ Миронов зовут! Сумасшедший барин!) считает, что им нужен только секс со мной, и поэтому напитков они не пожалеют, и лучше, мол, не давай себя спаивать, а хотя бы просто трахаться на трезвую голову. Не, ну я так-то девушка скромная. Мне вот замуж пора… Я, может, и не люблю это дело. Мужики они все козлы. Дэ Миронов считает, что я частичная лесбиянка. И что здесь – на Арбате – водятся ложные лесбиянки. То есть я к ложным не отношусь, я частичная. А какая разница?
Иногда мне самой хочется взять, да и выйти замуж. Чтобы всем отомстить. Вот я какая, и вам, козлам, не досталась. А что, мне и на работе один предлагал, в моем НИИ этом, и вообще я ничего себе штучка. Ну он, правда, не замуж предлагал, а съездить с ним на Кавказ. Просто в гости, как друзья. Есть такие телки, конечно, которые сразу бросаются на пацанов и дают. Вон, Витя из соседнего отдела, я бы с ним мутила, и Аленка не помеха, тем более, она и ростом ниже, и ноги похуже моих.

-Секретарь!
-Молчите. Ах, молчите.
-Секрета-арь!
-На, спи! «(секретное покачивание сосков)»
-А-а-а…
…..

Так вот. («Этот» уснул опять). Пусть. Он считает, что может со мной что хочет делать на страницах этой книги. Я не такая! Говорят, что добрая слишком. Но это не так – у меня знаете какая защита! Могу быть стервой, да еще ой-ой-ой! Правда, мне никто не верит… И все меня разводят…
Ну, вот был один случай, Ванечка, такой славненький, мой хороший, он приедет домой, его мамочка покормит, он поспит часок-другой – и ко мне. А я уже туточки, жду-дожидаюсь. Или у ЭТОГО сижу, бред его слушаю. А куда деваться-то? Так вот, он однажды приезжает за мной на лошадке, мА-а-аленькая такая, но не пони! – лошадка! Звать ее Чупи. Ну не на самой лошадке, а в маленькой повозочке, в которую та запряжена. А повозочка, повозочка! Вся в гусях, да в уточках, и волны – такие синенькие. Мы сели, да и поехали. Что еще тут сказать? Прико-о-льно!
Так вот повозочка. Что, собственно. Чупи. Ага. Погнали.

…В этой прекрасной повозке двое – странник Иван, полное имя Игнат, да я, отправились куда глаза глядят, наш путь быстро превратился из простого колесения по мостовой в волшебный полет  молодости и самообретения: например, Игнат тотчас переместился куда-то, в необъяснимое наукой междусобрание, в то время, как я, сказочно красивая и беспредельно откровенная столь же – сколь и загадочная – по сути природа – понеслась в облаке любви сквозь незначимые пороги реальности, конкретные миражи самосознания, двусмысленные намёки красоты мира во мне и вне меня. И видимо испарилась - так же как и Иван, пусть другие называют его Игнат, я знаю – это сквозь призрачный пар моей фантазии пытается пробиться автор, но я не дам ему этого сделать в этот раз и договорю: Иван да я, Девица Имени (имени неведомого имени) понеслись в своих снах-лошадях, оставив Чупи, параллельно, красиво и мощно. За Ивана я потом скажу, тут надо по порядку, так как сама я – вдруг поняла, что впереди так много всего, что мне не хватит времени осознать хотя бы псевдоначинание, блин, сейчас  его выключу!

Когда повозка оказалась неуправляемой Чупи, когда мой Ванечка понесся параллельно, вдруг самой важной мыслью оказалась мысль, что я точка в огромном космическом пространстве, и все мое естество устремлено только к одной цели – мчаться все скорее и скорее, все время ускоряясь в разы и прогрессируя. Как будто впереди ожидаемое счастье. Так оно и есть, думаю. Тем более, что счастье и так всегда рядом с человеком. А ведь я человек? Точно, я человек! – как об этом можно было забыть? Да можно. ....А вот я уже вдруг и не человек вовсе, а тролль головастый, но это внутри, а снаружи - краса-девица. Захочу и приснюсь какому-нибудь добру молодцу в образе русалки и заберу его в свое сердце. А можно просто посмотреть на мужчину, и он никогда не забудет свое возникшее желание и никогда не простит себе, что это только воспоминание.
А я иду, иду по морю, и оно не кончается. И в голове какая-то расцветающая весна, ласковые звуки, дремлющее насколько это возможно озеро воды, сделанное из тех, кто осмелился меня полюбить такой, какая я есть.
В голове стихи.
А я иду, иду по земле, веселая и ревнивая природа, женская краса, стелюсь видимо, неудержимым ветром всегда уносящая реальность в зазеркалье, манящая смехом – разным и всегда прекрасным, хоть даже и молчаливым – и умножающая силу своей неодолимой власти – Любви, разумеется. Любви, которая стирает границы и щекочет души, борется за приоритеты нети и существования, побеждает всегда как бессмертная суть. Любовь рождает Любовь. Любовь рождает знание и понятие добра, которое укрывает мир своим одеялом как может.
Стоит мне сейчас сказать: Иван, приди. И он тут как тут.
Да он уже здесь. Молчаливый, готовый на все – Иван.
-Ваня, ты куда от меня исчезал? Ишь ты (ласково)… Все, давай, Ванечка, покажи, как ты умеешь исчезать… Оп! Где-ты, где? Осторожней там!
А я продолжу. Когда точка – то есть Я – ускорилась настолько, что уже невозможно было соображать, - все закончилось: ровный свет, успокаивающие звуки, никакой гонки, теплая прихоть сознания раскрывает приятную картину – я маленькая, совсем маленькая бегу по теплым полам дровяной избы, или не дровяной, ну, я же девочка, откуда мне знать эти тонкости… Куда бы я ни посмотрела – улыбки, ласковые взгляды, знакомые объекты.

СКВОЗЬ ДЕТСТВО
Сиротенко в течение двадцати лет пытался воспроизвести идеальный горловой звук в нужном диапазоне и с некиим эффектом - было похоже, что рядом поет грустная северная птица. Для этой цели он урезал себе левое яичко и сделал косметическую операцию на связки. Миронов купил баллон с гелием, так как не умел петь и пытался смягчить этот факт нюансами исполнения. Публика кричала Сиротенко: "Иди домой, ты скушный! Миронова на сцену, Миронова!" Миронов, пользуясь дешевой популярностью, даже не утруждал себя сценической одеждой и прямо в драных обосранных трусах проскакивал как мог через весь зал, тряся животом и припадая на бок. Он напевал песню бурундуков сквозь гелиевый фильтр - получалось то-о-ненько, смешно и складно! Зал плакал от восторга, фанатки пытались пробиться к Миронову, представители крупнейших алкогольных компаний стояли за кулисами, ожидая возможности подарить сертификат на фирменные ванны из продукции заводов.

-Какие-то ужасные выхлипы извне. Какой, ---иротенко? Я же дитя!
Извините, извините, это сейчас:
Але! Оп! (секретное трепетание сосков).
Готов.

Так вот. Я очень-очень маленькая девочка, и я вся измазана соком травы. Пропитана ароматов лесных грибов. Испичкана ласковым покачиванием маково-сладких лепестков. Спряталась под  кока-кустиком, ищу ягоду славную. Улеглася под сенью стречь. Фан-та-зи-я, как все просто, как все управляемо. И не подумайтие! Да! Не подумайтие: Ни. Ча. ВО..  ..ни-ча-во ни про какие ни про наркотики – а просто я маленькая девочка, которая сжемякилась и поспела дотоле.
Стараясь ли, смолкая душой лишь в самые нелепые касания в упор. Точа смежные толкования, таща их, как сообщающийся бурлак в сени речных глыб. Ты идешь навстречу своей Любви, как трепетный ягуар, могущий быть разным в поведении, но единым по сути. Поводя молодыми ключицами, играешь на солнце блеском изгиба спины и прячешь пылающий взгляд.
Каждому свой кусочек жизни. И пусть будет так, чтоб настоящие мужчины, как и прежде, горели свой короткий век в наслаждении и преодолении, а кичащиеся правом выбора и окаменевшие в своей неприступности старые девы, жили до девятисот лет и могли в полной мере не торопясь насладиться своим упрямством.
Что за мысли у крошки Эль?
Они хороши и чисты, и это почти главное, но главное все же – не очевидная простота, а надежда на возрастание души, на ум жадного сердца.
Что это значит?

Похую, короче. Я маленькая девочка. Я бегу, бегу, ойк, бегу наружу, бегу как изнанка, как полезная формула добротУшки.
Ма-а-лен..кая такая тварь. Километров за триста от дома. В двух шагах от любой скототени. Лажно, не трузябно, не скачебенясь. Извините.
Всё.всё.всё.

Все хорошо, короче. Бантик такой беленый, что я прям не знаю. Ящерица, кузнечик, стена, ноги, руки.

*****

ВОТ ОНА – КРОМЕШНАЯ ДОБРОТА. Которая стирает понятия, как элементарные рисунки на асфальте ногой благоразумия.

Кто еще за тебя решит, кто посмеет оказаться на твоем ложе, когда окажется, что каждый миг жизни делает тебя ответственным не только за собственные мысли, не только за их последствия, но и причины. Кто еще скажет – кому здесь хуже, чем остальным ввиду непрекращающейся лжи окружающего стандарта?
Секретарь умылась росой с ладоней и засияла Ивану маяком наружной чистоты, мол, приди, добрый молодец, яви свой лик. Но темен был странник и руки его были спутаны бечевой да цепой полицейской дланью, а глаза завязаны горским башлыком, и трясся он не в оковах ласки добросердечия, а в закрытом воронке глухой подставы – соперник-погонник уделал его чистые замыслы своим серым враждебным башмаком, своей властью никем не даденной, никем не даренной, своей завистью подколодной, своей похвальбой громогласной: моя, моя Елена Сергеевна! Мне и все ее карты в руки и члены!

Потускнело небо над автором, спеклось сознание, исторчалось втуне запасное спасибо для молодого тела, поникла головушка и поникли плечи, поникла душа, сердце тускло дергалось в воображаемом кулаке, было на сердце щекотно и грустно.

Опустил он глаза долу, и все понеслось помимо его авторской воли. Ивана заперли в холодной вонючей камере, в углу барахтался кто-то неведомый, хрипя и простирая руки.

На него прикрикнул Ваня, чтобы не марать свои богатырские руки в грязи, а дождаться и нормально помыть их в крови врага.

Ведь доброта может быть не только безграничной, но и невозможно распростертой.

Долго, однако, никто не открывал, сидя на холодной ступеньке, он начал подмерзать.
«Вот бы сюда мою еленушку», - думалось. Или не так: «Вот бы мне к моей еле-енушке».
А сколь времени прошло – неведомо. По чувству сильного голода догадался, что минула неделя. Барахтанье в углу стало затихать.
-Эй, неведомый! Ты что здесь?
В ответ сипение и скрежет.
-Отвечай, когда спрашивают, не то я тобой займусь.
Как будто хвостом собака забила неистово о стену тюрьмы.
Подбежал тогда герой и только хотел пнуть мокасиной в темный комок, как раздалось жалобное:
-Не на-а-ада… я всё скажу. Не бейте больше, мусора поганые. Видно, выпала мне судьба умереть от тоски, так дайте хоть разум свой очищу перед смертью: есть на земле такой город, и в нем такая гора, и в ней такое ущелье, и в нем такая тропа, и по ней идешь-идешь… Идешь, идешь, короче, и ни звезды тебе, ни солнышка. Идешь все равно, подбоченясь гордо, идешь, а то и ползешь скулами по камням, и когда станет совсем невмоготу, все равно ползи или иди, как хочешь, но через страдание твое придет тебе виденье и скажет, что дальше делать. Голод, холод, страдание, воздержание, боль, страх, муку, тоску – все это придется претерпевать, чтобы быть в итоге счастливым и богатым. Идите туда и сыщете чего сами знаете. Много там всего.
-Это какой-то хитрый план, - думалось Ивану, - какое-то богатство забрезжило на горизонте судьбы. Тут бы мне и машину роскошную, и Алёнушке гостинцев, и квартиру в центре. А этот урод, что мусорам сдал свой секрет, пусть сдохнет здесь, в темнице.

А мне нужно подумать. Подумать. «Я подумаю».

Всю ночь он готовился, и только под утро собрался с духом и вышел из тела в полусне. Полудрема-полудрема-раз-завис немного-осторо-о-жненько так закачался горизонтально, но вот-вот… начал повышать градус или понижать, главное – менять… сначала случайно перевернулся вверх ногами и закачался как поплавок, хотел уже действовать в таком положении, но не решился, боясь трудностей, раскачался, раскачался, и хоп – встал ровно как морской конек, скользя по воздуху подобно привидению. Пройти сквозь стену, оставив неподвижно тело, не было трудным делом. Дрожа и переливаясь – двинулся в поисках незнамо чего, спустился по лестнице: ага, стражник читает газету на посту!
Закрыл глаза и вошел в грудь, вытолкнув обиженный разум, который так и не успел понять ничего. На дрожащих ногах, борясь с попытками выйти из тела, побежал спешно к темнице и зазвенел ключами. Вот они – двое – сжатое бесформенное на полу и новенький без сознания. Взял его и понес вон. Чу! А как же урод? Положил самого себя прямо на пол, вернулся и растоптал чудовище преступное могучей ногой, как выползень. Чтобы никому больше не рассказал свою тайну. А уж дух выходит, прямо лезет наружу, к необитаемой смерти. Скорей, скорей – затряс Ивана, давай! Ну что ты! Надо бы поцеловать его, и рот-в-рот перескочить. Да больно уж противно. Мужик, все-таки. Тогда решился он и из последних сил разодрал руками себе глаз и в него залез. Вот он, миг блаженства – родное тело. А этот… пусть лежит теперь – бесформенная тварь. Образец бездуховности и немыслия. Сам во всем виноват.

Правда, глаз сильно болит. Но глаз не жопа – пройдет.

Итак, Ваня снова в своем теле. Вперед-вперед!

Куда вперед?

Куда.

Забыл он спросить. Вот ведь незадача. Вот ведь безумный приход немыслия. Что там говорил он, вообще-то? Я только и услышал: богатство, работа хорошая. Та-а-ак…

«Много там всего», - вот, что еще говорила тварь.

-Это как-то мне поможет?
-Нет.
-Тогда что же делать?

-Вернуться, что-ли, в темницу. Убить остальных охранников, оживить урода, все хорошенько повыспросить… Да, это самое доброе решение, так как доброта безгранична, а значит всегда наверху остальных страстей. Стоп, разве доброта является страстью? Всё может являться оным при излишнем фанатизме и склонности к упорядочиванию желаний не в составе возможностей и соблюдения приличий, а в принципе летящей неумолимо набирающе-неостанавливающе-презентативной концепции достижения максимальной отдачи даже в случае тотального саморазрушения и самоудовлетворения от оного.
Тогда другой вопрос: доброта может быть злой или справделиво-злой, если уж идет речь о беспредельности всея? Нет.

Иван вернулся в грязную тюрьму и позвонил в колокольчик. На входе он посмотрел на охранника таким взглядом, что тот опустил глаза и сел в ужасе на диванчик.

Пройдя в узницу, герой прошелся по коридорам, споткнувшись о лежащего неподвижно ключника и заглянул в открытую камеру. Урод был все еще там, мертвый и тупой. Сверху послышалось цоканье подкованных полицейских кед, резиновых до колен и заканчивающихся светящимся шнурком на сантиметр выше, или на два, не точно…
Если взять за единицу измерения видимый дюйм и учесть угол искажения, угол наклона зрения, сопоставим с мысленной диаграммой, да, так легче, условный миллиметр и условный дюйм. Сколько в дюйме миллиметров? Не зна-а-аю… Так, а сколько тогда в дюйме сантиметров. Около двух с половиной. Это сколько миллиметров.
И еще надо ведь учесть, что полицейские приближаются, а значит все время меняется расстояние при очевидно одинаковом ускорении и единой скоростью в общем.
Однако цоканье начинает раздражать, они уже в пяти метрах, уже около девяти-девяти с половиной метров пробежали по направлению ко мне. Сколько их, кстати. Да, впрочем, это не важно уж.
Так, сколько же в сантиметре миллиметров? Эх, не успеваю подсчитать угол приближения-отражения. Сейчас схватят меня.

Иван издал неимоверной силы бзик, который был таким неожиданным, что напугал и сбил с ног всю толпу. Некоторые побились друг о друга так сильно, что уже не смогли встать. Тогда он шагнул мощно вперед и сделал ложный выпад растопыренными пальцами в лицо, но на деле схватил одного из противников за неправое горло и крайне сильно по красивой дуге шмякнул того боком о пол.

Раззадорившись, схватил еще двух и разорвал их друг о друга!

Упоенный битвой не глядя выхватил из кучи троих соперников и дунул так, что все затихли вокруг, а потом сжал их в добрых ладонях и выжал в на голову остальным в прыжке!

Очень сильно удивились стражники.
Очень сильно удивился автор.
Очень сильно удивился Иван.

Автор на секундочку переместил Еленушку, нет, Еленушку только для Ивана, а здесь ОН основное действующее лицо! –Еленушку для Ивана, а Елену Сергеевну – для автора, чтобы посмотрела на своего избранника, подивилась его дикости небывалой, сверхморфизму конечностей и силе в натуре ивановской. Короче, переместил любимое иванушки-еленушкино тело глазастое в поле боя, разместив чуть наверху в качестве зрителя и свидетеля. Переместил заблаговременно, как Секретарь поперек туда, откуда автор захотел, чтобы картинка пошла.
Итак:
Очень сильно удивились стражники.
Очень сильно удивился автор.
Очень-очень сильно удивился Иван.
Очень сильно охуела Елена Сергеевна.

Тут только ее, радостную и охуевшую, заметил Иван.

-Красавица моя, вот ведь я где!

И, уже с добрым сердцем, взял он одного стражника в левую руку, а еще одного – в правую. И выщелкнул их из пространства.

А потом схватил сразу пятерых, да преумножил их суть, так, что самому стало тошно и стыдно перед раскрасавицей разлюбезной. Он грянул одного за другим воземь, растер их по морде асфальта, выхватил из жизни планеты и есмь тем!

Одного схватил крайнего не разбирая и не спеша, с наслаждением вытерся им и выбросил не глядя. Потом схватил другого и швырнул его в кучку напрягшихся полицейских, почти всех их сбив с ног и покалечив.

Увидев это, оставшиеся пятьдесят с лишком вертухаев все поседели от страха, все абсолютно, кроме одного, обоссались и обосрались одновременно, все вспомнили все свои плохие дела, все вспомнили детство и момент рождения, а один – свой доутробный период. Не стал их убивать Иван, а просто – стер с лица земли.
Такая вот она – полезная формула добротушки!

Исчезла тогда Секретарь, чтобы не оскорбить Ивана свидетельством излишней доброты.

А наш И.:

Подбежал к уроду и вбил ему в башку мысль, что тот живой. Встрепыхнулся, проморгался и вновь засипел:
-Ы-ы-ы-ыыыы.
-Что?
-ы-ы….
-Что – ы?
-фффффффффффффффф… фффф постеде… пастедее.
-Последней? Говори, а то убью! И что – Ы?
Затряс, затряс того что есть силы, но мертвец заартачился и вновь испустил дух, не выдержав ясного взгляда И.

Ладно, «Ванечка». Сейчас я призову Секретаря, и она все сделает.

-Я уже здесь, так как, взывая к опыту совместной работы, давно уже научилась предугадывать не только мысли, но и их мотивы, а также последствия. Но жду все-таки выслушать приказание, так как знаю, что Вы этого хотите, мой автор.
-Да, персонаж. Да, Елена Сергеевна, в просторечье Ес, девушка Имени. Напомните мне, чем мы можем помочь ему?
-Предоставить информацию о последних словах умирающего урода перед тем, как наш его умертвил.
-А-га!
-Итак: Ваши слова: «…есть на земле такой город, и в нем такая гора, и в ней такое ущелье, и в нем такая тропа, и по ней идешь-идешь…», там дальше про страдания, но я это прошу отменить, Вы писатель – это в Вашей компетенции. Иначе я не согласна так жить, ведь изможденный измученный муж и мне передаст карму усталости. Пусть так: …по ней, по тропе, идешь-идешь, и вдруг раз- счастье.
-А как я его узнаю. То есть он?
-Ну оно такое… Круглое, что-ли… Или блестящее. Бл-и-ин.
-Ес, по воле автора наделяю Вас умом и фантазией. Нет, они у Вас были, конечно, точнее, - и были, но я хочу, чтобы все это выглядело как бы приметнее.
-Ой! Что-то защекотало в сердце! И губы зачесались. Я вот что скажу: счастье это… Нет, я не скажу, я стесняюсь.
-Вы про тропу. Какая она?
-Она по-любому многотропная, как любая из троп. Это раз. Она извилистая, но это, скорее из книги, ну пусть будет извилистая. Значит, что мы имеем – извилистая и многотропная одна из троп. С другой стороны – понятие многотропная и единственно верная не вполне совпадают, не на сто процентов. А значит, так как нам нужна именно одна единственная тропа, ведущая к счастью, нам нужна та, что не входит в количественный большак, вернее, преобладающий максимум. Нам нужна не извилистая и не неизвилистая тропа. Не входящая ни в количественный большак, простите – ожидаемый максимум, ни во что-то еще, в данном случае под «что-то» мы имеем некоторый сегмент вероятности. Ну, дальше все просто считается: берем некоторый сегмент вероятности за основу, добавляем количественный большак, перемешиваем-перемешиваем, все это загружаем в навигатор…
-А что – для загрузки электронной информации необходимо тщательно или хотя бы небрежно ее перемешать?
-Ну, я же девушка. Хозяюшка так-то. Думаю, лучше все хорошенько перемешать.
-Так, загрузили, дальше.
-Загру-зи-или в навигатор…
-Быстрее, И ждет.
-Смотрите, вот черточка. Просто Вы не умеете пользоваться навигатором. Вот кружочек, а вот полосочка. Пусть Ванечка туда идет. И прошу – отправьте его каким-нибудь путем попроще. Ну, хотя бы без бессмысленных убийств. У меня вот есть знакомый – ну, милиционер, так он ничего, хотя у меня с ним не было. Ой, Ванечка же прочитает. Ничего, мы ему в конце книги память сотрем, так уж и быть. А к чему я про этого-то… Не по-о-мню (беспечно).
-Ну ладно, говорите как Вам удобно. Память сотрем, действительно, и все. Давайте прямо сейчас это сделаем – не было, Ваня, никаких темниц, никаких Елен Сергеевн, была только цель: ясная и светлая: найти счастье по указанной навигатором схеме. Оно, по словам одной тут – или круглое, или блестящее, или не знаю… В общем, разберись. И иди ты с миром в….
- Я не знаю, куда.
-Или ты с миром в…
-Ну пускай тогда в какой-нибудь огро-м-мный супермегагипермаркет… А я не знаю, куда еще можно…
-Но я же наградил тебя фантазией, ты просто забыла.
-Ну да. Пусть он, ведомый рукой любви, согретый дыханием моих полупризнаний, идет по самым красивым местам вселенной и спрашивает у всех, где оно – счастье. А как найдет – пусть скажет: «ЕС! Моя добрая Е! Все я сделал для тебя, стань моей!», и я помогу разделить ему счастье и донести его до конца наших дней в старости и покое.
-В натуре, ****ь. Ты, Ес, подлиннее говори, а то слишком много секунд осталось.
-Ладно, вроде нормально. Ступай, мой любимый Иван!
-И! Давай – покеда.
-Улетел.
-Ты его загрузила. Точнее – ему. Ты ему загрузила.
-Ну да, загрузила.
-Исчезни. Или нет – я передумал. Дальше будем гнать. Я предлагаю так: одеваем лямки с шарами с гелием и плавно двигаемся по ветру. Надо вести себя потише. Хватит топать.
-Тогда я создам некий гнач, как Вы учили. Раздвину нормально.
-Круто. Делай.
-Я воспользуюсь для этого Вашим мозгом: опа-на, балкончик! На балкончике Сиротенко. Вечер. Темь. Летишь, летишь в черноте. Прыжок вниз! И спрыгиваешь на незнакомую планету. Колеблешься поначалу, сотрясаемый звуком: «Дыщь-дыщь-дыщь-дыщь-дыщь-дыщь-дыщь-дыщ………..». Озираешься. Сначала ничего. Потом все же город, невдалеке. «Идешь» походкой ягуара. Или обезьяны. Или робота. Город пуст. Более того, в этом мире нет живых существ и предметов в их основном понимании. Есть только пронизывающая все реальность и огромное количество измерений. Мысль полностью управляема и материальна. Ага, снова город: на деревьях горят аккуратные лампочки, ощущение непрекращающегося карнавала, музыка на пустых улицах, присутствие чужого присматривающего разума. Этот немецкий пидарас из второй мировой, наверное, такими видел порабощенные города: молчаливый ужас и послушание, сухой надзиратель, всевидящий глаз. «Харьёшый зальдат сигда» , - *** знает, что сигда, много чести думать об этом. Идешь-плывёшь под бодрый оркестр, а небо - ... Как и прежде – далеко и высоко.
Выходим, выходим. Люди. Смотрят молча – что такого-то, люди с другой планеты зашли ненадолго, прошли через комнату и исчезли.

Да вы сами-то. Вы сидите на полу, внимая безумным словам учителя, и все только для того, что убежать одиночества.

Ладно. Речь не об этом.

Речь о предоставлении нашим расхлябанным окраинам такого количества уровневых услуг, что меркнут итоги старого сознания, переформировываются будущие бабушки, американизируется принцип существования. Все эти псевдорусские латыши на самом деле уже белые негры по сути.

ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА В ПРОВИНЦИИ:

Встал. Перекосился от натуги, а-а, еще бы спать. Да надо в коллектив сквозь разного рода проходную или просто фэйс-контроль. Хорошо, что вчера мало буханул, повезло. В ванную, если получится – в душ. Было бы круто, но еще придется потратить время на бритье. Не говоря уже об остальном.

А-я-я-яяй! Как же не хочется никуда идти. На эту работу. Блин!
Первые движения в сторону чистки зубов, щетка, паста, пара замахов щеткой. Осторожно! Тиха-тиха, можно блевануть. Тогда убирать придется за собой. Попробовать покурить, что-ли… Сигарет. А то и жабалова. Чуть-чуть. Та-а-к-та-а-а-к, гашику, кх, кх, вуэ, бегом в толчок, успел. Снова умываться, снова чистить зубы. Блин, неприятно. Ощущение этого вкуса пройдет только уже после утра в офисе, так как здесь атмосфера подавляет плохое чувство, заменяя его корпоративным. Но сначала кофе тогда. Есть пара минут на обжигаюший флэш-моб растворимой коричневой жидкости. И на холод. Утром всегда холодно. В любое время года. Если ты рабочий, то встал в три-четыре утра и похуярил в темень на комбинат, иначе не будет на корм. Правда, и на водочку остается. Если ты офисный ***, то в семь по-любому уже паришься на транспорте. Бегом по грязным или ледяным или по-летнему шершавым тротуарам в лучшем случае – на извозчика: автобус, троллейбус, трамвай, в провинциях из-за дешевизны – такси. Досыпая в транспорте, еле-еле успеваешь в свое кресло. Кофе. Чай. Сигареточка. Планерочка. Рабочий день начался неумолимо и одинаково. Работа есть, легче будет не спать. Потихоньку вклиниваешься в процесс. Идти на обед? Потому еще сильнее спать захочешь. А вот бы в уголок темный куда-нибудь. Да уж. Этого обеда лучше бы и не было совсем для интеллигента, только домой позже идти на час. Если только в натуре передохнуть, если дел по горло.
Но вот и пять. Нахуй все дела. Шеф пытается задержать. Отмазался. Уже и спать не так хочется. Надо: переодеться, душ, побухать, потрахаться, найти приключений. На подготовительный процесс, включая душ, три минуты. На все остальное – целая жизнь. Так как ты молодой, заработал только на велосипед, и то не купил. Да он и не нужен. Я как-то поехал на пьянку специально в гору на велике, радуясь, что пьяненький обратно покачусь без кручения педалей и спортивного пота. Нет. Десять метров дороги – упал. Двенадцать метров дороги – упал. Пять метров дороги – упал. Всего около пяти километров. Велосипед полностью лишен всего ненужного – осталась только сама механическая часть. Зеркала, звонок, украшения, катафоты и прочее – на асфальте. Сам грязный, пьяный, уже немного в крови. Еду. Мне надо домой. С комфортом, однако, облом. Уже даже обидно все время падать. Ну, вот уже и пятиэтажка виднеется. Еще раза три всего упал – и дома.

А если навести полицейский порядок? Ради народа. Всех пометить, обложить данью, навязать религию, навязать порядки из лунной поездки незнайки. Не, ну там американсkий уклон. Скучно. Какая-то серая тюрьма, резиновые дубинки… Лучше уж сразу нормальный концлагерь, где не жалеют химии и огня для постояльцев. Где твоя шкура дешевле шкуры осла. И белобрысая сука решает, куда тебе идти – в барак или на сумочку.

Да. Работать надо. Для себя, конечно. Ну, для страны еще можно, которая тебе разрешает жить. Современная публика, конечно, предпочитает не работать, а подрабатывать. Так и подрабатывает – на предприятиях или фирмах, формально, без любви, без мозго- и сердцевложений, - да пусть, суки, оплатят все налоги и пенсиённый!! А уж если в натуре я работать буду – так мне, наверное, мильон тогда надо платить. В день! А не будете платить – мне папенька с маменькой и так дадут. Ну, кредит возьму. А чо – вон Аленка с айфоном ходит, а я – такая ****атая, и без шубы, и без тачки, в своем отделе зря, что-ли, сижу весь день на жопе. У меня жопа-то… Того! А они еще – это сделай, это сделай. Да я за их зарплату вот возьму сейчас, и-и-и… не знаю, что «и», пусть они знают – деньги гребут, а я такая талантливая, почти модель, и нос чуть только большеват, зато худая, вон ребра, вон коленки аж торчат, ****ь, злая, ****ь, жрать хочу, где этот пирожок, дай его сюда!! Так вот – если уж я что-то сделаю (что?!) – то пусть ОНИ платят по-полной!! Я таких сумм даже не знаю. Но чтоб на все хватило. И всего – много.

Но вернемся к нашим иванам.

И. мчался по дороге света и любви, направляемый нежным и неопытным умом Елены Сергеевны…

Его ноги были как локти, а руки – подобие внефактной стражде смежд. Выставленные словно напоказ, а на деле – сиюминутно выращенные псевдорозовые очки показывали то, что являлось для И. важным, существенным, даже главным. Всем тем, чем его изрядно снабдили в путешествие добрые люди.
И. несся в этот раз не как веселая, подпрыгивающая повозка и даже не как суперточка, мечта которой – все более и более значимое ускорение, а – подобно белокрылому фрегату получающий прямо в расставленные паруса - в полные ветра румяные щеки Е задуваемый - ураган любви и надежды.
«Что же его локти?» – спросите вы. «Какие локти? Предположив, что вы, читатели, имеете в виду тот факт, в силу которого «ноги были как локти», немо вопрошаете о судьбе локтей как таковых непосредственно, - отвечаю не таясь: локти тоже были как локти!». Соответственно, оных стало в два раза больше, о чем может с легкостью сказать даже ребенок, мало-мальски знакомый с общим видом людей и эстетическим восприятием понятий, принятым на земле, как части вселенной. И на основе всего этого применивший детскую математику, а именно раздел сложений простых чисел.
Да, их стало в два раза больше, но ведь мы не обещали, что И. отправится к счастью во все паруса в том же измерении, что и, например, Сиротенко ходит в свой НИПИ. Нет! Даже такой скромный растаман как Сиротенко позволяет себе выходить из тела лишь перед сном, а шагает по мирам толь-раз в несколько лет, и то, если в данный момент у него нет жены.
Но для героя книги нам ничего не жалко. А тем более измерений. Которых доподлинно более трех как минимум на один. Я имею ввиду измерения в самом их геометрическом смысле, то есть речь идет о различного вида торах, всевозможных XD-объектах, предметах и самом человеке, а также понятиях и словах, которые в данном даже не аспекте, а – опять же – виде – являются банальной частью, составляющей целое и привычное за гранью возможностей глаз.

Что из этого исходит? Отбросив в сторону вымысел, фантазию и выдумку, запишем голые факты: псевдоалфавит:

А) слово, мысль, шутку можно взять в руку, положить в карман себе, усилием смеха подложить ее в чужой карман, чужое сознание, извратить как угодно и так далее;
Б) любое желание может быть исполнено, если оно является поистине желаемым и главным, а не основанным лишь на удобстве и сиюминутном порыве;
В) любовь безгранична и прекрасна, ее чары сокрушают зло, ее красота наполняет сердце счастьем;
Г) счастье – это мимолетный оргазм, всегда сильный и всегда растворяющийся с тем, чтобы вновь запылать в человеке;
Д) зло, хранящееся в сосуде мира лишь как прививка для восполнения значимости добра – непрестанно в проигрыше, перманентно высмеенно-непростительно;
Е) доброта – это страсть, которой надо уметь пользоваться, а не позволять довлеть над разумом;
Ё) смех рождает смех, и эти роды намного смешнее, чем общепринятые.
Ж) девушка похожа на мёд, она переливается и сияет, она сладка, на нее невозможно наглядеться;
З) юноша – яростный ягуар, солнечный зайчик, упрямый мыслитель и жаждущий пиит;
И) ребенок цветок, ребенок песенка, ребенок надежда и смеющийся бог, ребенок, а равно и детеныш – желаемая натура нашего мира, уходящего всеми ветвями в будущее;
Й) красота – невнятный смысл самообогащения, искомый дотоле и весомый поскольку;

Достаточно.

ВРАЧ СКАЗАЛ:
-Эм, тебе нисколько нельзя больше смеяться – ты можешь умереть.

А мы поехали дальше:
… Некий И – озабоченный, правильный и неустрашимый в своей любви – пребывал в скользком состоянии справедливого недоумения и соответствующей приятности от путешествия вперед в независимости от уровня состояния стороны реальности в контексте общепринятой концепции бега мысли на фоне природной почки совести земной. И залетал, И резвился, И – подвергал смысл гонения стезе и ея обогащению, ея раскрепощающее-молекулятивно-основовершающе-статно-ко/ся, вызывающе; в общем: иначась и стремясь – копошающща, а значит – свершаясь и побеждая-взнесь исполкающща. Стихи опять получились. Это не страшно как раз.

И. возгонял к снам своим доли сердца и затаившихся мечтаний – и радоствоствовал своеномлечно да построчно-кАжобно, в том числе– обыкновенно.

И. знал свою конечную цель и заведомо брал ее, подобно охотному зверю, невзирая на несоответствия понятий прошлого и настоящего, количества сторон света и предмета и ненастоящую кажущесть. Инстинкт держал верх. Инстинкт довлел над сутью реальности, хотя сам являлся одной из ее содержащихся.

Ему являлся образ странный: как будто милая Е склонилась и шепчет: «Живи своим сердцем, бойся того, кто пишет тобой, того, кто способен изменить твой праведный путь. Пойми, что – даже в буквах этих дрожащих ты более свободен и счастлив, нежели тот, кто подобно затаившемуся суслику, жаждет вскользнуть в твое сказочное сознание и перевернуть его. Потому что я с тобой, я в твоем сердце, а значит - посторонние помехи способны только укрепить наши чувства, проявить каждый ион серебра души поэта, а поэтом здесь является тот, кто любит и любим, так как песня нежности – и есть поэма жизни; и если кто-то думает иначе, то пусть его накроет одиночеством, как крышкой гроба – если ему некого ждать там – в звенящей реальности, никто его и здесь не ждет – а значит: разницы нет».

Тогда отвечал И: «Странно мне, что ты являешься лишь в тумане или сонном мечтании – помню я те времена, когда мне не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть тебя, когда тепло твоей груди в моей руке казалось заслуженным и привычным, когда твой голос лился мёдом в мою душу, когда твой смех плескался и ласкал, а глаза – забирали в сладкий плен безмятежности и обещания».

Но кое-кому не по нраву пришлись эти слова нежности влюбленных. Ах так!

Лежит перед Иваном незнакомая местность. Там темно, страшно и одиноко. Лес прямо на дороге. Корявые извилистые пни с руками. Твари подколодезные. Фу-у, как мрачно. Я не хочу сюда. А вот Иван смело шагнул и сразу угодил в чачу непролазную. Еще бы. А потом, под стрекот летучих мышей и противное щекоцарапание их пергаментных крыл, под их писк невыносимый – вошел в чачу и был таков. Мы не пойдем за ним, дождемся утра… Волки нагло побежали следом, оглядываясь и щелкая. Из дупла выглянул бельчонок, и тут же на него уставились горящие глаза ночных птиц.

Он запрыгнул на страницы книги, чтобы радостной мордашкой затмить самодовольную улыбку, чтобы неожиданно для всех помочь герою и не дать ему раствориться между глухих и шипящих звуков и похожих на паучков нагромождений букв. Одним прыжком он нагнал уходящего в сумрак И, чтобы стать его спутником и свидетелем неподдельного героизма. И. сначала напужался рыжую скакачку неместного вида, но лучше уж бельчонок или хоть кенгуру, чем… Я вот много знаю таких людей, про которых можно твердо сказать: «Уж лучше кенгуру!». Так что наш горячо любимый и далеко посланный И не вправе жаловаться на судьбу: есть цель, есть любимая, есть внутренний мир, а теперь еще и кенгуру. С таким багажом можно ехать куда угодно. И если нет коня, то есть волшебная повозка, а если нет ни того, ни другого – что ж, дворник в редких случаях может заменить горничную, и пусть в еще более редких, но все же – заявляю исступленно: кенгуру, ежели крупный, ничем не хуже собаки, а собака – это почти что лошадь, только без таких красивых зубов и с собственной харизмой. Вот он: прыжок, притоп, прыжок, притоп.

Если научить его двигаться в ложном пространстве, можно пронизать реальность, почти как Сиротенко. Любому кенгуру далеко до Сиротенко, но не всякий Сиротенко сможет понять кенгуру в его обиходной ипостаси, вне устоявшихся значений и понятия о сумчатости, как о хранилище детей и еды. Некоторые люди сумчаты до чрезвычайно степени, а вот Сиротенко не обладает такой сумкой, чем особенно нам интересен, как представитель вневкапливающих особ хаотичного образа самопостроения. Возможно, сама проблема Сиротенко и состоит в том, что ОН НЕ ОБЛАДАЕТ СУМКОЙ, из-за чего менее адекватен и более саморазрушителен в своих истинах. По тому же принципу у некоторых самок не держатся трусы – так и Сиротенко не способен удержать сумку в себе, как таковую.
Но И повезло: в отличие от Сиротенко, не обладающего сумкой ни в переносном, ни в физическом смысле, у нашего кенгуру в этом аспекте все было «чики-пуки»: сумка, пружины ног, пытливый молодой разум, верность идеалам. Итак, они устремились дальше вместе, причем, шаг за шагом и прыжок за прыжком становилось все менее понятно, кто из них двоих кенгуру, поскольку процесс взаимной ассимиляции шел на славу.

Так И. стал бельчонком и уже из бельчонка превратился в кенгуру, чтобы успешнее продвигаться по пересеченной местности.

К утру И в образе кенгуру вышел из болотистой и небезопасной околицы в сень дремучих ветвей, заросших грибами, и, ни разу не удивившись и не испугавшись, бодро двигался навстречу солнцу, так как больше не к чему было двигаться, не к грибам же.

При этом, руки ветвей становились все более и более сплоченными. Если еще некаи суть рыбообразная здревлясь еилась как вдругорядь и скрольча, как, всевозмогая вешнюю днесь, замирала и пылкая вновь смолкала скворча – поземная стражда, переходящая в мгнажду. Лапы дубьев прямо не скрываясь хватали И за мышцы и рвали каждый в свою сторону, словно пытаясь если не съесть, так хоть подначить. К счастью для героя, их попытки увенчивались лишь клочками линяющей шерсти, и они замирали, неспособные чихнуть и лишь готовые заплакать от своей глубокомысленной жажды сочиться наружу.

Так Ивану впервые пригодился образ кенгуру – двойственная натура позволила ему отделаться наружными волосами для спасения собственного я, ведь лес тот способен был более навредить, нежели в данный момент, когда он сумел лишь потрепать. Узкая мордочка пытливо и жадно выглядывала межлиственные промежутки, а специально тренированные доли мозга, - помогали отличать границы от всасывающей пустоты и – уже привычно моргая – алкать существенный значень. Ах, вылетела страшная ночная бабочка, больше похожая на летучую дрянь, ну, вы понимаете, и филин, невидимый для изучающих его школьников, - выплыл в сознании, как логотип дубовой мешкотни трахающихся деревьев. Куда ты? В сень ветвей? Но здесь нет сени. Есть лишь черно-коричневое месиво ночи – тупое и слепое, забирающее тебя волокитой вязкой темноты.

К великому ужасу И. и автора, его коснулось что-то! Безумно вздрогнув со сжатыми боящимися выдать себя криком губами – выпрямился в струну, пронизанный волнами непреодолимого ничего и, вытаращивая изо всех сил – глядел всматриваясь сквозь невидение и так ничего и не видел и не слышал: что же сие? Каково «оно». На что способно в своем разрушительном смысле. И тут же понял ясно: чего тут бояться. Любая река стремится к продолжению, любой поступок влечет ответственность, любое течение событий приводит к увяданию в силу физической прихоти – и при всем при том – последний миг запомнится лишь как жизненный этап, последняя секунда не может быть признана таковой по умолчанию, согласно законам любой последовательности, любая секунда напрямую связана с любовью к жизни, хотя бы и скрытой; пока ты жив, твой каждый вздох, пусть и последний, сопровождает тебя на пути добра, только лишь тронет смерть, память мгновенно изменит человеку, выключит его из сети, оставив лишь то, что никто никогда уже не расскажет. Что из этого следует? Следует убежденный факт того, что человек не увидит свой конец, а значит – думать о нем и тем более бояться – просто смехотворно. Посему наш И не содрогнулся по-настоящему, а лишь на миг «удивился» и тут снова был в строю. Ярость овладела им. Кто смеет противостоять путнику?! Он что – выжидал в дупле или упал с неба? Может, порвать его и бросить в темноту? Ничего же не изменится. Ну, а если он не порвётся? Чьи это упаднические мыслишки? Явно не Ивана. То-то же! Не видать вам дрожащей губы героя, ладошками закрытого чела, слабых подгибающихся коленок и покорного взгляда.
-Кто там? Кто посмел пугать МЕНЯ ? ! – прошептал И.
Молчание в ответ.
-Эй… - шёпотом прогрозил И, уже переходящий в иную форму…
Чернота глючилась и терзала, ее свойственность неумолимо угасала и рождалась заново уже в человеке, отчего тот мрачнел и уже понимал, что, если лошадь бежит, а птица летит, и кенгуру, например, также имеет адекватный физический образ, то чернота передвигается в собственной ипостаси обычным лишь для Себя – способом, отличным от общепринятых.

Иван вышел из первого колена леса самодовольный как питон, но все-таки в образе кенгуру. Не будем огорчать его изъятием тела как такового, не забирать же его у прежнего И, пусть довольствуется кенгуриным, тем более многоуважаемой Е-секретарше все равно – был бы подвиг, а герой найдется.

Такие вот они – персонажи добра – единые в своей готовности к прыжку в никуда и слепые на перекрёстках любви.

 
* * * * *

И. шел уже не думая, нисколько не беспокоясь о том, много-ли он пригож, много-ли оправданно горделив – его направляла жесткая установка на подвиг. Она же объединяла его с прежним И. И в легком прыжке кенгуру угадывалась молодая стать бродячего мастера кунфу(!), так раззадорила его пылкая мысль найти и донести кое-что до адресата.

Уже непонятно было вполне – готов ли он свершать поступки ради любви или его устраивал сам процесс преодоления ради реализации собственного эгоизма. А есть разница? Ну, конечно. Ведь, рассматривая в этой книге многие разновидности любви, некоторые из них мы все же упускаем намеренно из виду, как наименее интересные случаи любви к себе, а также и иные, - при этом голосуя «за» всеми частями тела – поём хвалу самому чувству влюбленности в нечто общее – признание красоты в земных рамках, а также в рамках единоличного разума своей натуры и своего сердца.

Однажды мы поймем, что все на свете действительно связано друг с другом, и все наши усилия и подвиги направлены на то, что одному из нас – самому математически, видимо, подкованному субъекту удобно идти ежедневно два метра от дома на место работы с тем, чтобы продавать, например, мороженое – в наиболее устойчивом коэффициенте уровня собственных квартальных событий жизни и даже совести.

…….жить счастливо можно, только, разумеется, вне системы; любовь прекрасное чувство, но ее меньше, чем надо человеку для жизни; доброта – основной двигатель прогресса, но злые люди выражают свою сущность, незаметно для себя завидуя, что им это не дано; деньги – часть простенькой пирамиды, не стоит заморачиваться на них; пока люди не врубятся, что миром правит любовь, а не еда, - они будут продолжать насиловать себя.

-Молчи, Некто! – ты все заберешь с собой в могилу, и никто не пожелает разделить твои мысли за порогом бытия.

-Будь то последняя мысль или даже дымный призрак – мне все равно: любовь исполкает свою суть независимо от барьеров и окончаний, она стелется в душе значимой жаждой, она наполняет мои струны жадностью жизни, она рождается как песня – красива и гарантированно ежепричастна.

-Тогда докажи это или замолчи.

-Лично тебе, Некто, я доказывать ничего не стану, так как в определенном смысле «Некто» есть не что иное, как Ничто. Нечто есть нечто иное, нежели ничто. Не стану я доказывать и рассказывать. Скажи, Некто, а вот ты готов заплатить за необразующие стороны предмета  только ради самого существования смежного ему понятия течения этих сторон, как вне, так и внутри.

-Видимо, да, но сам вопрос бессмысленен. И всё же «да», какая разница, за что платить, если ценно на самом деле только то, что неведомо, а все остальное – по умолчанию существует независимо от твоего желания и даётся в руки не как заработная плата, а как случайная обыкновенность, происшедшая ради смеха молекул, а смех молекул – не более, чем их смешение, что понятно из термина «Смех молекул». Смех молекул – это безысходная суть отсутствия выбора: вот случилось – и случилось, и нет больше Тебя или Её, а в наличии лишь химический процесс, никого больше не касающийся. Был человек, стал кислород или условие бегства нейтронов – подумаешь, большая разница… Для природы. Государство может все и вся оснастить в городах и прочем мире своим робото-контролем, каждый твой шаг может быть записан и проанализирован системой; но и при этом обычный ветер имеет в своей сути свойство сдувать миры навсегда – что делает вышеописанное господство управления как минимум отсутствующим. Хороший такой минимум, на всех хватит.

Что же так тревожит.
Так тревожит. Что же манит к себе.

Всё хорошо. Я свободный человек, мне нравится жить, не тяготит чужая работа, так как есть свои интересы в этом огромном мире, и главный из них – сосущее меня, разжигающее внутренний огнь необъятное чувство - любовь, которая и составляет причину неравновесия, так как в ее сути заложено непрестанное ощущение голода души.

И что-то толкает меня на страницы книги, и вот уже как последний дурак падаю прямо в лицом в застывший тонер и тону в нём, растворяясь в одном поле небытия с моими героями. Так и есть. Это ловушка. И некто, уже неведомый мне – перед носом захлопывает книгу, придавливая меня ужасным по силе ударом. КТО? Но ничего уже не важно, и ничего не понятно, и надо отдышаться, и думать, что делать дальше. Но какой коварный приём кунфу – прямо в сердце, и бедная душа принимает весь удар на себя, чтобы сберечь орган для будущих поражений и побед. Кто этот беспощадный мастер? Иван? Собственный двойник или тройник? Не секретарь же. С её-то милой красотой. Тогда кто. Кажется, надо нанять самого себя на должность временного следопыта и выяснить всю правду. Если мастер нанёс удар, он должен попытаться добить меня, символизируя чистую победу. Или он решил, что последствия фатальны и успокоился напрасно. Напрасно-напрасно, ибо я еще жив. А значит, выберусь как-нибудь.

И вот тогда приходит судьба и вертит тобой независимо от добра.
Приходит Персонаж к самому себе и, пламенея от весеннего воскресения, настойчиво и гневно произносит: «Нет!..» …Но ведь без тебя и меня не будет ни того. Ни другого. А как же. А так вот. Поскольку. Поелику. Сейчас. Ага. Вот уже туточки.
-Нет. Нет.

Где-то человек разозлился на другого за то, что тот ему был рад. Нет.
Где-то ответил прямо, что – никакой не друг. Нет.
Где-то возомнил, что право имеет. Тем более, расходка, не иначе. Нетути.
Где-то опомнился и взбежал на полк свояси. Нитатушечки, ни-тритатушечки, взаИмооблокотЯси.
Где-то улетел тревожно во сне. Наказан.
Кто-то готов на всё. Жестоко воздвигнут на пьедестал долбоёба.
Иной совершает подвиги во сне. Какие-****ь-нахуй-подвиги.
А Пася, например, должен сам за себя сказать. Пася – на языке манси – друг.
Но он далеко сейчас. А кто-то крадется. Шелестя страницами. Злобно ворча.
Падлоёмкогубасто усмехается углами губ. Направленными вниз.
Затирает мое зрение облаком окаменелой враждебной души, пустой и шипящей.

Где-то ….

Выстрел в упор, и долгая горечь.
Я пропустил удар Кунфу.
Чтобы показать его в Книге о любви.

Что же поделать, если я сам так  придумал?

Когда появились эти слова, их хозяин еще думал, что жив, но полностью ошибался. Его радостные мысли витали отдельно, его синий взгляд стал чёрным, его тело и душа повержены неожиданно и коварно, его разум оказался заперт в комнате сомнений, его сердце билось в собственных стихах, но не более того. Он что, действительно умер от смеха? Тогда почему в его окружении не весёлые кузнечики и вечный незнайка, а звенящая действительность небытия? Все эти вопросы ему уже не поднять, но в обойме судьбы много вакансий, и новый автор приходит к нему на замену, чтобы сделать всё возможное и невозможное.

«Я, начальник агентства приключений и сыска Астахова Людмила Юрьевна, ставлю перед собой задачу найти и предъявить обвинение в злонамеренном использовании энергетического кунфу неизвестным(ой), ставшего причиной ухода со страниц книги и равно из трехмерной жизни предыдущего автора. Обещаю вести себя хорошо и не вершить самосуд». Подпись, число.

ВРЕМЕННАЯ ВСТАВКА – ДАБЫ НЕ УТЕРЯТЬ ОБРАЩЕНИЕ ПЕЧЕНИ К ХОЗЯИНУ.

ПЕЧЕНЬ УМОЛЯЕТ БУРАТИНО БЫТЬ УМНЕЕ:
Мой добрый, умный, любимый хозяин. Я, твоя печень, твой ровесник и лучший друг, я превозмогаю собственную суть безмолвного органа, чтобы обратиться к тебе. Я выхожу из рамок безмолвного куска мяса, так как больше не могу молчать, ибо твоё отношение ко мне запредельно безнравственно, унизительно равнодушно, житейски тупо и просто по-человечески – непорядочно. Я терпела в молодые годы, когда ты только еще робко ступал на неокрепших алконожках по этому интересному и тернистому пути чемпиона по пьянству. Я деликатно промолчала, когда ты очищал через меня семьдесят шестой и прочие вкусности, я делала вид, что ничего не замечаю. Когда ты валялся в героиновых комах. Но всё меняется, и вот – я перед тобой стою на коленях: заклинаю чем хочешь, умоляю тебя – прекрати употреблять что ни попадя в таких огромных количествах, я же сломаюсь! Поверь, я верна тебе и очень сильна, другая давно бы уже ушла от тебя. Но я ценю то, что есть. И сегодня я обращаюсь к тебе человеческим голосом, рассчитывая снискать эффект хотя бы удивления и – как следствие – взаимопонимания, заметь, я поспешно вставляю лексому «взаимо», так как с моей стороны всё гладко – я НА ТВОЕЙ СТОРОНЕ! Прошу тебя всем тем, что во мне заложено – пей и употребляй вредные вещества хотя бы с толком, расстановкой – не пытайся побить рекорды, ведь любой рекорд кончается стеной. На этом обрываю свой монолог, ведь я всего лишь обычная печень – твой лучший друг и верный слуга. Пожалей меня, если не хочешь пожалеть себя!
Твоя печень, мой добрый и внимательный господин. Я превозмогла свои свойства и обратилась к тебе на человеческом языке, услышь меня".

…Что это, - надменно спросила Людочка, - зачем здесь этот черновик? Связано ли это с тем, что автор исчез в страницах книги, как видимо – убитый или же изъятый из пространства. Ни первое, ни второе не обещают малейшего намёка на обязательное физическое присутствие где-либо.  Но в сием пространстве знаков существует множество дорог  и тропинок.  Меж зарослей бамбуковых кустов (?!), в покрытом тишайшей еидинении превозможжась – неги трения фантазийных долей души – соотнесшась?... Иль у еловой мхашести спроси: куда-ль, куда-мол..? В рассветах кивающих медведей узнаю как раз про многотропность. И догоню всех. Кенгуру этого несчастного… А кто еще-то… Может ли мне помочь кенгуру? Могу ли я всерьёз рассчитывать, что наиболее толковым, обладающим наибольшей информацией существом в самом начале расследования окажется именно кенгуру? Вот вы сами, читающие эти строки, - готовы в это поверить? Что надо начинать с кенгуру? Пожалуй что нет. Но придётся хотя бы отслеживать попытки многажды преобразованного И выйти из леса, чтобы убедиться в его благонадёжности.
Кто еще входит в круг подозреваемых? Помимо И.
Кто же.

…Мгм… Тайные и явные персонажи… «И. как таковой», как наиболее запуганное автором существо – лежит на поверхности в кипе подозрений. Это он (?), это он (?), заплутавшись в неведомом бору, нашел способ подкараулить пришельца из небумажного мира и нанести жестокий удар. Кто же еще? Он, слиявшийся с кенгуру, он, злодейский выдумщик – выкрутился из плена букв и ветвей и спрыгнул прямо из беличьего дупла сверху на уже теперь не участвующее в тотальном расследовании тело и мозг в единении – бывшем и безвозвратным. Надо догнать-найти Ивана и подвергнуть расспросам. И тогда он всё расскажет, расплачется и, пряча под кореньями дремучих земляник стыдливые глаза, - попросит не судить его слишком строго – ведь он всего лишь фантазия и набор полысевших от нежеланной ходьбы букв. Но если Иван, Илья, Кенгуру и все они вместе взятые смогли устроить засаду, стало быть, путь этого сообщества тоже можно просчитать.

И через объединяющую всё воду найти его и проникнуть куда угодно. И, кстати, где Секретарь?

Людочка спрыгнула на песок набережной с невысокого камешка и пнула ракушку. Та, будто дождавшись сего, спрыгнула  вдоль, параллельно лежащей плоскости, и…  Впрочем. Обойдемся без «и». И так уже договорились  до «сего»; как мы, писатели, вкупе с собственными мыслями, сможем контролировать  волнообразный прилив  исполняющих мгнажд, ежели простое «сего» будем нам кидаться под ноги болонкой неожиданности.
Тем более, что придется объясниться в том плане, что слова «Людочка спрыгнула…» говорятся Людочкой как таковой. А их отражение уже кидает свои блики на собственно существующих людей. Между тем, если Она говорит о себе в третьем лице, значит, одной из Ея не существует, и остается только выяснить, кто автор вот этих строк, если не Людочка.
Но этот вопрос мы отложим на потом, тем более, что и оный субъект, как и прочие, обладает непреложным свойством сообщаться, подобно всем иным элементам, по общей атомной сетке; надеюсь, слово «атом» не громоздит слух отождествлением с чем-либо слишком огромным и слишком сложным, - нет, обычный атом, каких много, и размер его на глаз уж точно ничем не отличается от несущего собственную ипостась иного брата-атома. Да что атом… Существуют и гораздые его, а в женской сути значения – ея – (чтобы Им не было обидно – это я, как Людочка, сетую от мужского имени автора, погружаясь постепенно в логику сыска) – единицы. Ну, это не главное, ведь мы говорим о составляющей жизненно-энергетической правды – сетке этой… По воде, по воде, по тонким ручейкам всеобъемлющей ….. По жилам собственного бушующего организма перемещаются понятия и образы. Вновь оживая в кажущейся предметной области существования. Или обгоняя время тем фактом, что всё уже произошло, отправлять послания самому себе и, создавший свою личную почту возрадовавший тем, что сумел преодолеть этот достаточно лёгкий, но столь же достаточно и безызвестный порог сознания – как один из немногих способов покорять еще одно измерение, говорить прямо в глаза удивленному зрителю исполненный тайны текст, годный к расшифровке лишь многояко мыслящим землянином. Разумеется, слово «землянин» в данном контексте уж точно не отражает привязанность к той самой планете. Которую я имею ввиду. Почему и предлагаю сразу говорить «землянИн», чтобы не путать запуганного и так сверх меры читателя. Да, ведущая программы смеясь добрыми глазами – передает коды тебе, человеку из прошлого, дабы ты, изумленный, постиг вдруг новый способ переноса тела и информации, - а как еще? – (вот тебе и лёгкий способ), - ведь все для землянИна нужно ДЛЯ ЧЕГО-ТО, даже несомненный яд, даже прихоть нуждаться в неизведанном. Даже правда содержать в себе незыблемость и крайнюю переменчивость в виде несомой жажды и влекомой отчасти изнанке истины; или же правильнее будет сказать – истинной изнанке.
Итак, вот они – пока что единственные существующие приобретенные знании, готовые помочь Людочке в ея поисках: изнанка истины, землянИн, для чего-то, истинная изнанка (да-да, лучше не пренебрегать – казалось бы – лишним – значением. Ведь в поиске правды важна каждая мелочь)…, вот, собственно. И всё техзадание.
Столько усилий сделано. А мы не продвинулись. А с разбегу вести расследование не получится, хотя намеки об этих передачах говорят о том, что человек способен на многое. Ну-ка! …Не, с разбегу не получится вести расследование, надо его вести с начала.
Что там Миронов. Жив ли? Вроде, нет. Хотя Секретарь не дал никакой информации, при этом еще неизвестно, где сама Секретарь, ну эта жива, по крайней мере, с такими мало что происходит. И весь наш спектакль – для нее - лишь повод попасть на страницы. Очень, все-таки, ограниченное техзадание, не к чему прибегнуть на первый взгляд… Ежели только не к самому слову «прибегнуть» прибегнуть, что в нашем случае является не худшим. Хотя и не единственным вариантом.
Онемев как всегда от внутреннего восторга, я плетусь дальше с кучей мыслей в голове: «Брюс Ли. Изнанка сути. Многотропность. Какая-то папайя. Мгнажды эти… Велопсевдоабстрационизм. Кромление. Неистовство. Истома»… и более развитых, нежели те, что выше: «Какая-то иднакая околесица …. Слабовыраженная папайя, как продукт и как водосодержащая пространственная машина. И так далее… « - эээПро папайю придётся, видимо убрать, - рано. Эти знания пока что могут только навредить человечеству. В тот же момент, когда оное готово будет вкусить всей правды, возможно уже и такое, что и самой папайи не станет, и не к чему будет придраться, как к мерилу именно этой степени взаимосодержания, - так всегда и бывает в жизни, постигая ненужные знании, мы отрезаем возможность постижения тех из них, что – при соблюдении каких-либо условий – все-таки могут изменить степень наличия смысла в себе. Да, Секретарь? Все ли верно? Может, где-то брэнд не тот – шутка несмешная или трусы в горошек, в то время, как по всем канонам должно быть более приближено к овальным стандартам, и что Вы можете сказать про излишнюю улыбчивость взамен корпоративного свинячего выражения лица? На эти вызывающие отвращение и справедливое негодование "нормальных" людей супротив неадыкватышей различных, нет, вы не подумайте, я – агент Людочка – (не) отношусь к неадыватышам и (не) пытаюсь отомстить рабско-настроенной ЛУЧШЕЙ части общества, я даже совместно с ними могу восхищаться благолепием фасадов людей и правильностью гипсокартонных квадратов и обаятельностью вот этих идущих мимо улыбчивых людоедов – я восхищаюсь и ничего плохого сказать не могу. А то еще сожгут нахуй. Без запятых. Я всё понимаю – вот этот – что печень свою пожертвовал – он опасен и неинтересен. Чего не скажешь про Иоганна Васильевича Морошко, начальника сметного отдела «КэКа ПэЖэЭмКа Нефтьпромхуйсервис», у него и машина хорошая, и в галстуке всегда, он знаете какой хороший. Всегда пройдет поздоровается и на машине аккуратно ездит. И получает хорошо, свою семью в Египет возит, машина новая. И меня это как-то греет чем-то. Будто солнышко по лугу пробежало. Да возьми – и задремль на минутку, ласково моргая в глаза жукам.

Ох, отвлеклася, я - Людочка. Жуки эти совсем заполонили разум. Что там по нашему вопросу?

И Людочка пошагала вглубь. Вскоре за набережной показались кусты, переходящие в юный бор.
На пути, корчась и содрогась, расплывались в книксене живые грибы, прятались друг за друга корчавые дерева, путаясь в своих прическах и кончиками ветвей массируя спины спящих сов, причудливо дребезжали пылкие струны нитей насекомых, истоптавших не один квадратный микромиллиметр клейкими следами тонконогих живых башмаков, - это весёлый по-моложавому кучерявый молодой игривый лес встречал носителя одного из тех ненужных вопросов, какие извечно водятся в миру – например, где Иван, где эта ****ая неизвестно каким чудом Секретарь, которая, по моему мнению (не Людочки, а мёртвого Миронова, ошмётком неведомого мозга коснувшегося на мгновение этих страниц, что хрупкими гусеницами расползаются с листов восприятия, как фотослой с премудро обработанной всеведущими и всеприсутствующими джекичанствующими китайцами, по принципу ассимиляции впрыгивающими в ухо земли, как главнеющая геомасса с ворохом предменно-отсутствующих живых диаграмм, посвященных дыханию планеты) –
Этот трижды ****ый в мозг сумасшедший Секретарь, убегающая сама от себя, чтобы обрести все более отдаляющегося И., согласно задумке автора и песне судьбы – дабы на долгие годы вернуться в общественный прогресс видимым участником и даже семейной машиной той части повествования, какая пока лишь обещана и никак уж точно не существенна. Стоило ли так упираться в данный флэш-моб несметных в виду отрицательного наличия основы поход, ежели и так далее? /надеюсь, никому не надо особо объяснять/.
-Ну что, – вопросила важно Людочка, - мне разорваться или как ещё уйти одновременно за всеми персонажами. – Как?... –Мертвец не натопчет нигде, тихо пролетит своею пьяноватою душонкою (тушёнкою) там, где нет ничего, - логично тогда, что на этот путь мы пока поставим знак равенства и вопрос, - столь ли мертвец определяем как дух и несуществующий автор или все его невидимые следы – лишь призрак воображения Секретаря, подобно Акопяну весьма ловко раскинувшей карты событий, движений и собственно нетей, - оказавшейся столь ожидаемой и продуманной – то-ли добро, то-ли - напротив – в озарении от счастья удачного смертельного удара – злорадно торжествующей и празднующей столь удачную ликвидацию – ищет теперь готового на всё и решительно стремящимся вдоль – И. – чтобы разделить восторг, тем самым расширив возможности наслаждения от данного восторга. Ну как я могу подозревать Секретаря? Это немыслимо-доброе существо, научившееся ради прихоти художника преодолевать время, чтобы опережать возникающие вопросы и неслышно летающей гейшей проноситься там, где упадёт довольный заранее взгляд и брякнет эхом уже угаданная просьба... Вот что касается И. – здесь месть уместна, как пиво к лебедевским линям, как озаренный сиянием безмятежности ночной киоск пред пьяным взором горожанина, как утренник в Отделе по борьбе. Тут еще эти суперспособности у того, и этой. А я, Людочка, вооружена лишь логикой и тенью убитого автора.
А Секретарь, как и положено всем такого рода Секретарям, плетётся где-то среди звёзд и снов одинокая и беспечная, как пегас, только без крыльев, зато в дорогих полосатых сандалиях и абсолютно не разбирающая степень возможных препятствий к тому, чтобы преодолевать что-либо.
Это немыслимо-доброе существо, научившееся ради прихоти художника преодолевать время, чтобы опережать возникающие вопросы и неслышно летающей гейшей проноситься там, где упадёт довольный заранее взгляд и брякнет эхом уже угаданная просьба...
Вот что касается И. – здесь месть уместна, как пиво к лебедевским линям, как озаренный сиянием безмятежности ночной киоск пред пьяным взором горожанина, как утренник в Отделе по борьбе. Тут еще эти суперспособности у того и этой. А я, Людочка, вооружена лишь логикой и тенью убитого автора. А Секретарь, как и положено всем такого рода Секретарям, плетётся где-то среди звёзд и снов одинокая и беспечная, как пегас, только без крыльев, зато в дорогих носатых сандалиях и абсолютно не разбирающая степень возможных препятствий к тому, чтобы преодолевать что-либо или что-либо отрицать.
-Как же мне одновременно собрать разбегающихся персонажей и внятно допросить при их непрестанно увеличивающимся расстоянием друг от друга в силу поисков каждого из них другим? Значит ли это, что любой путь – пусть он отрицательный – приводит к цели, если оная находится в пределах досягаемости в виде сжатого в кулак пространства – в каждом своем значении предсказуемо-однозначным и взаимно-пересекающимся.
Ты делаешь шаг в условный квадрат Е1, а попадаешь в такой же квадрат – лентой мёбиуса обволакивающий эти объемные шахматы всюду и повсеместно, как слух и глас ведущего «Что.Где.Когда.».

Кто говорит? Получается. Астахова.
То есть – я.

И – в поисках правды. С лицом пионера. …Куда?
Туда, где Секретарь. Пусть эта сука раскается, это она чувака заложила. Заложила за тридевять морей, столько и нет на земле. Хоть и много места в мире, не везде живая тварь корчится обезьяною, не везде душа поёт аки весна, - но это для таких, каких и нету, а какие есть – те вовсе и не тутошние, и не тамошние… …а какие? …подозреваемые.
-Как ты можешь подозревать Секретарья?! – вдруг вскрикнет испуганный читатель, дрожа от возбуждения. –Ты не мьёжьещь адьняка пажалыста. Вот она бежит по росе, вся румяная и задумчивая. Вот она, обтекая воздух весенним  дирижаблем, плывёт, сгибаясь и улыбаясь всем – несёт в мир полноту неведомых чувств – и автор вытягивает руки, чтобы удержать нечто временное в этих ладонях – амплитуду событий и плоды округлых очертаний истории.

Где Секретарь? – вопрошает эхом сама суть вопроса.
Якут воскликнет аки размноженный ревером варган. Ууарганннн!!
Индус зальется в невообразимом хороводе аккордов, зальется так, что ути-пути, джамайка в этих добавочных тонах.
ИндиЯнка это вообще сладкий поющий пэрсик. Или это вообще цыгане, пожалуй, если хотите – индийские. На слонах.
Такой Индеец на слоне может путешествовать по миру в Наслонном уважаемом Ларце, ежели двое скороходов будут вести его честно и умно. Вообще на слоне любой человек может путешествовать, если, конечно, по случаю купит слона. Впрочем, в Непале, говорят слоны, топазы, сапфиры продаются от 1 штуки. Практически на улице. И когда мы наконец-то научимся преодолевать пространство, хотя бы мыслью пронизав суть …русскую широкую путь.

А вот индеец, на обыкновенном коне. Закричит. Какого ***! Хуя-хуя-хуя-хуя....

Ему – пронизанный благодаря водным молекулам с ног до головы сутью тынгризма – вторит немец ****ый – Цекретатуз Моралес Евреес? И идет сразу нахуй, посланный дружно за Волгоград.

Гусляр наш русский… Ой ты гой еси, Секретутушка.

Школьный провинциальный хор отзовется гомоном детишек.

Японец все тот же, мечтая сделать себе сепуку, спросит распевно: «Акуууу Нюняка! Ню.Ня.Ка. Акнчи акнчи сёоооо – ууу – квейк очи оки ямазаки бизхап унчи-данчи. (Где эта сука?)

Голландец и с ним ямаец лишь весело засмеются. Какая разница, где Секретарь? Если Джа и так всегда с нами?

А что наш брат-узбек? На голубом ягуаре ласково кивает: Секретутке ага. Прадащь? И откроет ящик водки, чтобы запить жирный плов.

Но не сдаётся Людочка. И вот слышит голоса гномов:
Девочка ушла аккурат вот так. Любая белка подтвердит.
Как она выглядела? У нее все было большое.
И душа?
Так сразу нельзя охарактеризовать человека, мы же не МГБ.
Все, кроме души. Душа как у всех. Наверное.

Но тепло любви всегда достигает осколка льда в сердце.

И запоет Некто Максимов. И все растает. Так как больше делать будет нечего.

Как вы сказали?

И ЗАПОЁТ МАКСИМОВ. И ВСЁ РАСТАЕТ. ТАК КАК ДЕЛАТЬ БУДЕТ НЕЧЕГО.

* * * * *

Так бы я мог закончить книгу – но от лица Астаховой, от совести Дэна Максимова – не решаюсь лишить себя этого удовольствия, и от лица мёртвого мирончика смело шепчу через время и пространство: я, астахова, не обломаюсь и продолжу это нелепое расследование, о-да!

Может, есть еще хотя бы минимальный шанс уговорить Максимова все наладить и устаканить? А? В такой напряженный момент книги. В который, как всегда, ничего не происходит, как ни кури.

* * * * *

Людочка, сбегая по плоскости рассказа вбок, наткнулась на странную нору, похожую на логово большого кота, а кот он и в африке кот, сами знаете. Какие там. Скоты и прочие. Это я про хищных и млекопитающих.
В норе дыра,
в дыре пора,
в поре той вход и переход,
и соль игры в том такова,
лишь чем возможен обиход.
Как будто вычурный Лесток,
Как с древа сетчатый листок,
Глоток природы как итог
ИскОмо-праздных нот и ног.
К чему спешить вершить восход,
Когда ль – не в тое ль – в кое-что-т,
Не будучь смят, - наоборот –
Упрям и смел, как Скороход
Всегдашней радости судьбы
Плетущий карты и ходы.

Задумалась Людочка – что мне, мол, подобно мирончику залезть невесть куда или подобно сиротенко слиться аки  суслик осторожный? Но я ни тот, ни другой,  сама себе хозяйка и самолично буду решать данный вопрос. А знаете что… – залезу! Была не была. Соблюду свою ипостась и на миг потеряю осторожность. Вперёд!
И Людочка полезла в этот странный вход. В такой норе хорошо зимовать саблезубому тигру или семье белых медведей. Посмотрим… ЧТО – там. А зачем? Как обычно. «Низачем». Русский характер с волжским акцентом.
Да, но что же делать – ежели вдруг в норе какой-нибудь пещерный лев? Можно ему пасть разорвать… Можно содрать шкуру и ею удушить косматого гиганта… Можно выдавить ему глаза… Одной рукой схватить за нос, другой связать лапы морским узлом. Много чего можно сделать с огромным львом, если ты Джеки Чан или попросту удачливый шаолинь. А я? Шаолинь? В этой книге все шаолинь. Кроме льва, так как не может лев отжиматься сто тысяч раз в день и слушать мудрого наставника. Все-таки человек … хотя и слаб перед потоком нейтронов и лотереей событий, но все-же обладает преимуществом в силу наличия фантазии. А какая фантазия у медведя, например? Украсть мёд? Завалиться спать на полгода? Лежать в зарослях земляники? Чесаться под водопадом? Лакать сок забродивших ягод?  Читатель скажет: «Как всё жестоко в твоем представлении, о, трижды благословенная, о, Людочка», «Медведь также имеет интерес играться с медведицей, щекотать случайно попавшегося зайца, барахтаться под кучей веселых медвежат», да мало ли. Мали-ли, что взбредет в голову медведю или даже менее харизматичному саблезубому тигру, случайно могущему быть оказавшимся в данной норе.

Может, там вообще спит Некто Максимов, местный Скороход, выпив портвейну, выгнав тигра с медведем пошукать водки, а сам – забылся, да и захрапел молча по обыкновению. А обиженный медведь и расстроенный саблезубый тигр неподалеку прячутся за березой, пока откушавший Семьсот Семьдесят Седьмого Скороход не протрезвеет. А вдруг он никогда не протрезвеет?! Протрезвее-ет. Это подсказывает статистика. Какие признаки могут подсказать наличие субъекта в норе? Зеленое стекло ноль седьмых моделей? Нету. Но Максимов мог заставить закусить ими тигра. Огромные старые носки? Но Максимов мог ими связать пасть медведю, чтобы тот не стонал и не ворчал, мешая спать усталому Скороходу. В таком случае самое безопасное – не трогать Максимова. Вы скажете, читатели: «Да что это за Максимов такой?» Но вам ответ следующий: рано про это. «Про все рано», - проворчит кто-нибудь. И тут же будет отдан медведю в качестве зайца. Из этих слов становится вновь ясно, что сталинизм повествования неизменен, и лучшее средство  утешить разум – это отказаться от собственной логики, полностью доверившись нашим правдивым буквам.

И что же вы думаете – я, Людочка, нашла в этой пещере?
Брошенный в спешке дневник Дэ Миронова, видимо оставленный негодяями, нанесшими исчезнувшему среди букв Книги о любви поэту смертельный энергетический удар. Это первые следы неизвестного мастера кунфу.

* * * * *

Дневничок.

Сиротенко не пил три дня.  У него стресс. Начал пить с раннего утра (утром с надеждой просил пива в 5 утра) - с открытия Горилки, получается... Ходит взбаламошенный, ничего толком не понимает, пытается быть авторитарным и в то же время качаясь и уча всех... Ведет себя как сумасшедший человек.

1) Человек – и особенно мужчина – смел и бесстрашен, ибо страх – понятие для живущих вечно, землянам этот ужасный дар пока не дан. Хотя принтер уже изобретён. Единственное, чего может страшиться человек – это утрата души, так как без неё всё остальное будет не важно. Женщина также может быть неустрашимой. Но мужчине это, помимо удобств, еще и доставляет удовольствие быть сильным.
2) Человека общество заставляет соблюдать формат, но надо всегда помнить, что робота надо сначала сделать, а только потом нажимать на нём кнопки; поэтому творец приоритетен перед рабом, при этом мозолистые руки рабочего при наличии доброго сердца и жадного ума приравниваются к рукам гения, ведь в обоих случаях главную роль играет потенциал, а не модные тенденции.
3) В любви выигрывает только тот, кто внешне более независим. Как только чаша весов любви переваливается на сторону одного – второй делает выводы. Крепкие нервы, интуиция и умение скрыть чувства – секрет успеха. При этом внутренний огонь пылает волшебным цветком в душе, и всё тело терзает сладостное объятие причастности к тайне любви. Лучшие и правильные ходы делает ум, свободный от прилива крови в членах, иначе говоря – хладнокровный разум; самые непредсказуемые и многосторонние ходы делает одержимый страстью человек, при этом понятие «одержимость» как всегда негативное. Так как иным оно и не может быть по всем канонам. Хотя одержимый любовью и особенно страстью человек способен разбивать камни; единственный нюанс – смешной вид, при том, что мало-мальский шаолинь способен разбивать камни, не будучи ни смешным, ни жалким, что явно говорит о неделовом растрачивании духовных ресурсов вышеупомянутого клоуна. Камни можно разбивать в силу тренировок, тогда не придется платить за разбитые камни разбитым сердцем.
4) Семья – главный институт и твой любимый дом в голове и сердце, все дела в жизни должны начинаться для семьи; какие бы подвиги ты не совершил, в какую пропасть бы не свалился – тебя всегда ждут дома.
5) Настоящие друзья – это любовь по взаимному согласию без расчета и причин – они свидетели твоих побед и поражений, они прививка от микробов чужой ненависти. К сожалению, в мире есть всё, и твои добрые дела – мишень и повод для борьбы с тобой тем, у кого зло заложено в основу существования. Семья и друзья – нетарифицируемые безусловные ценности, их надо беречь и защищать.
6) Человеку даётся всё в жизни – сила и слабость, боль и радость, отчаяние и вдохновение; перечислять можно бесконечно – надо просто запомнить, что всё происходит и всё кончается, но человеческая душа и фантазия способна творить чудеса, и это простая истина, а не громкие слова.
7) Всё состоит из всего, одно приводит к другому, любую ситуацию или понятие можно вывернуть наизнанку, с каждым годом всё яснее становится, что человечество исполняет заведомые роли, и каждая сцена предписана, а значит – ее можно предугадать и просчитать.
8) Никто никого не пожалеет. Кроме самых близких. Никто ни к кому не будет добр. Но твое право сильного мужчины – быть добрым и жалеть всех, при этом не давая никому руководить твоими мыслями и действиями.
9) Как ты захочешь – так и будет. Главное условие – всё сделать и придумать самому.
10) Даже смерти можно диктовать условия, при этом надо помнить, что победа всегда за тобой, а поражения ты не узнаешь. К чему тогда страх неизведанного доселе? Можно бояться жука или Кафку, но глупо бояться того, чего никогда не узнаешь, избавившись от всех жизненных дел, утратив на этом пути и горечь, и сладость, и само понятие сравнения.
11) Хотя жизнь принадлежит только тебе одному, ты должен позаботиться о том, чтобы прожить ее честно и созидательно, тогда имя и дела смогут продлить её, ведь в сознании других людей кроме образа человека ничего и нет, а значит, ничего не изменится: ты будешь думать, что этот последний миг вот-вот продолжится, они – помнить тебя таким, какой есть, и в этом заключается бессмертие.
12) Человек может создать любой образ и делать с ним что угодно. Скептик скажет, но ведь в реальности многое недостижимо? Ответ: поэтому и нет иного пути для большинства людей, а значит – получай то, что есть. Иначе можешь не получить ничего.
13) Добро приносит добро. Зло рождает зло. Любовь творит любовь. Это аксиомы – простые, как банан в руках обезьяны. Более развернуто: эмоция или поступок не растворяются в небытие – они по спирали разносятся по миру; так – подзатыльник, полученный школьником от матери в Аргентине, отзовётся эхом орудий в другой части света, а улыбка и доброе слово в офисе японского концерна рождают поэта в России. Совершенно простая, легко доказуемая видимая теория.
14) Когда другого пути нет, и приходиться отстаивать добро кулаками – надо бить первым. Тогда у тебя будет минимум на один удар больше. Когда имеешь дело со  злом – нельзя быть слабым и всепрощающим, чтобы не умножать его.
15) Любой грех приводит к искажению личности и, как следствие, ухудшению внешнего вида. Это как отметина или как полосы на зебре – лжец не скроет перекошенного лица и бегающих глаз, вор – затаённую враждебность, убийца утрату души и правды, чревоугодник огромный живот, похотливец – глупый вид и распущенные слюни и так далее… Многие люди думают, что их грех не заметен, но он довлеет над ними и постоянно наносит вред.
16) Если ты чего-то захочешь, это надо захотеть по-настоящему и быть готовым заплатить большую цену. И, к сожалению, не деньгами, а соблюдением жизненной ипостаси. Что же касается денежных ассигнаций – если человек готов продаться – просто заплати ему, не парься – это самый простой путь купить что-то, если тебе это для чего-то нужно, купил один раз – купишь и другой – для тебя этот человек отныне легкодоступный товар со скидкой, если он вообще нужен.
17) Можно заставить себя полюбить человека вне факта спонтанного возникновения любви, просто захотев – секрет в том, что полюбить в итоге придётся по-настоящему.
18) Всегда можно договориться. Человеку. Стране. Планете. Заключить мирный договор в силу невозможности жить дальше во вражде. В нашем мире не так много ресурсов и возможностей – внешний враг уже настраивает свой бинокль, шевеля жадными зелеными щупальцами.
19) Всё в мире, включая физические и духовные понятия, составляет единое тело и систему. Мы часть неведомой игры.
20) Повсюду в мире нам раздаются намёки и примеры. Всё относительно просто. И жук-многоножка при изучении даёт информацию о том, как правильно вести себя в этом мире, а кусок железа – способен выразить суть природы вещей. Я выразился абстрактно. Но и намёки эти столь же абстрактны и действительны. Это и не намёки, это разгадки.
21) В число ресурсов планеты входят женские особи. Не стоит беспокоить ртуть или каштановые кубы леса психологическими качелями и уговорами – они просто подлежат обмену согласно действующим на текущий момент тарифам. При этом надо помнить, что женщина входит в число необходимейших ресурсов. Наряду с водой и воздухом и гораздо дороже золота, пока ученые не научились печатать людей.

ПИСЬМА В БУДУЩЕЕ.
Я мечтаю и таю в надеждах,
Что исполнится как-нибудь точно
Что тревожит меня и волнует,
Чем дышу и что охраняю,
Я всегда лишь с тобой засыпаю
И за гранью ищу твою душу,
Но и там не могу наглядеться,
Да и как отыскать не знаю.

* * * * *

-Брось все нахуй, пойдем ловить рыбу, - уговаривает вечно молодой Кошмар… ..Сова бывает без мыслёв… Без ключей… Без «бывает»… Отомщу корове за то, что она не дала. Отомщу корове за то, что она не дала. Она сказала мне – что я идиот. Она сказала мне – что я полный кретин. Не дала, не дала  - (…____..) плачет Макс Шагаров. Уж позвольте его упомянуть, так он, может, живее будет хоть чуть-чуть. Ой, корова не дала. – (слезы, причитания)…

Вот такая история, дорогие господа. Мы изобрели книжное радио, которое соединяет крепче провода, надежнее серебра, быстрее золота.

И сразу: для начала: где Секретарь? Где Секретарь? – это я так… - чтобы было ради чего побиться головой о стену, - думает разгоряченный следопыт в виде Людочки Астаховой…
Потому что не так уже важно – где Секретарь, какО – соблюдать логику повествования.
Итак: в реальности постепенно начинают прорастать зерна имён этой Книги о любви. Вот вам сразу Иван – точнее – И. – как всегда заставленный, исхуяренный да непобедимый. Где эта лысая тварь?
Вот он, угрюмо чавкает штаниной в болоте гавна, наш непобедимый герой. Жаль. Что пришлось в данной книге употребить эту молекулу, но эта тварь чавкает и хлюпает, как ласты по щекам бегемота, заставляя насекомых вздрагивать от колебания волн пока еще слава богу воздуха.

Его – И. – потный героический образ застрял в страницах любви, щедро пропитавших всё вокруг всея. Спешит *** знает куда. К любимой. К любимой ЕС. Она же обещала, значит – всё будет. И самовары на пышной свадьбе, и скоморохи с буликами и плясуны с балалайками, да неприступный гармонист с веточкой сирени меж ушей.
Да! Вот такой наш Иван. Но о нем попозже.

Что там еще на радаре первого в мире Радио Живых и Мертвых?

Астахова шепчет сквозь сон: «иииии… иииии.. иииии»
Стражники бормочут: «ИднАко-ся. Ишь-ты. Поскольку-же.».
Вот ведь как. Однако. Кокажды… (растерянно…, подбочЕнясь и как-бы-внЕоблокотЯсь.
Хм…
А что что же шепчет ……. КТО?
ОНА???? КТО «ОНА»??!? Луна? Вода? Слюда? (Дрожа от сотрясения волосков на кожном покрове рядом зависшего колибри, сотрясаясь от взмаха ресниц, надрываясь от намеков, кукожась от ейной благодати аки растамаха.
Щупает Людочка воздух, а оне – лишь радионюанс…

* * * * *

«То-ли было-ль в Сиротенко,
Что могло б его иначить,
Коли дымо-ль постепенко,
Понемножечку так, значи-ть –
Разлетелся на пивасы,
На частицы из очочков.
На культурные гримасы
Сам в проектах и значочках»,-

Весело напевала Людочка ничего не значащую песенку про Сиротенко, весело топотая маленькими крылатыми башмачочками в яблоках и колокольчиках. На ней висела бумажная пижама в горошек с цветочками, вязаная летняя шапочка с встроенными наушниками-трансляторами, юбочка-кольчуга весом с дюжину фунтов, в современных электронных трусах Эппл последней модели, она довольно-таки бодренько шагала по лужам и корягам, умело преодолевая лесные препятствия. Там, где она не могла пройти, Людочка просто вылезала из книжных страниц в реальность …. Э.. о.. уп.
..и возвращаясь обратно, миновала препону фактом перемещения в бОльшее количество сторон. Нежели представляла из себя простая очередная ловушка – ну два, ну три, ну максимум пять-шесть-D, подумаешь… Так и получилось, что она нагнала И – когда пожелала, а не когда – подобно зулусу – догнала его, обливаясь потом и блюя от напряжения. И вывела так, что данная новость еще не случилась. Но уже стала известна.
Людочка угрюмо усмехнулась, преодолевая слово «псевдовелоабстракционизм» - детский сад. Чуть не ёбнулась на «кокАжды», но смело пошла на таран, и всё обошлось. Немного клацнула от злости, пережёвывая слово «оаэАнный (шуба оаэАнная, дорогая оаэАнная проститутка в золотом кляре, оаэАнные оторвавшиеся от реальности шейхи и так далее. И не надо говорить, мол, оаэЭшные или оаэЯкие, хотя тоже можно). Остановилась лично сжечь слово «гидатопироморфизм» - просто из любопытства, но оно не горело и не тонуло, лишь валялось по всем страницам типа разбросанных по дому носков. Наконец, ловко всё превозможжа, она увидела издалека характерное сияние И – его украшенная бликами лысина отражала солнце. Фокусируя его в тонкие палящие лазерные лучи, способные, осушать болота и разрезать предметы, а также наносить выжженные узоры и метки на доступных в фокусе поверхностях. И. замерял расстояние своим лазером, запуская его вперед и таким образом фиксируя карты дороги, чтобы хотя бы примерно представлять, где сейчас Секретарь, вычислив из обратного – то есть, ища его вне занимаемой лазерным лучом поверхности. Конечно, вариантов много, ведь луч очень тонок, а так называемая плоскость мира, имеющая весь почти объем мира за вычетом занимаемым лучом объема, вся достается милой ЕС. Но наука бесконечна, и любую задачу можно решить. Даже идя с огромной скоростью в противоположном от объекта поиска направлении и с тем удаляясь все дальше друг от друга. Даже так.

И. завернул на цветочную просеку, чтобы на всякий случай нарвать розовых кустов, а вдруг. И тут же был арестован комиссией цветочных гномов за покушение на стебли предположительно зеленого цвета с кокОшей наверху в бархатных околокрасных тонах. Этот момент Людочка уже видела собственными глазами. Как крутили руки сильные гномьи ручищи, как топтали сапожищами его смелое волосатое тело, как тащили в кузницу и приковали его прямо к железному полу. Швырнули ногой водную тарелку и оставив двух часовых, вооруженных электронной бородой и зависшими на орбите ракетными станциями малого калибра – для точечной стрельбы из космоса резиновыми пулями – с пультом, разумеется. Людочка притаилась в кустах находящихся неподалеку кокаиновых кустарников и приготовилась долго и упорно ждать, что будет дальше. В первые две недели И. не беспокоили. Он пил из водной тарелки и питался с помощью мысли и выжидал. Наш следопыт проголодался гораздо раньше – уже через 17 дней. Так как ни грибов. Ни ягод поблизости не было. Всё подмели гномы. Ушедшие, как становится ясно либо в анабиоз. Либо в путешествие за припасами. Лениво схватив губами листочек, Людочка задумчиво пожевала его и пошлепала довольно губами – вкус напоминал смесь алоэ и яблочного пюре. Еще листик. Похоже на что-то. А что – не помню. Не глядя схватила и засунула в рот сочную ягоду, еще, еще горсть – как пельмень завернула в мясистый лист еще немножко и широко раскрыв голову – затолкала вкусную смесь, напоминающую цветочную композицию в живительном горшке. И вроде как… наелась! Подкрепила силушку. Настроила правый глаз и вслед за солнечным лучом проникла сквозь клетки железа и увидала героя. Который тоже не сидел без дела. И. искал блестящую яркую поверхность. Чтобы сфокусировать встроенный лазерный луч, пока что бесполезный в силу непроницаемых почти что стен кузницы. Встав решительно и смело, как гайдаровский барабанщик, Людочка запрыгнула на дерево и мигом схватила за крылья кузнечика, отдыхающего со своей семьей в уютных ветвях. Крылья были матовые, и в целом кузнечик не годился для фокусировки лазерного луча, да еще и охранники тут же… Особо не настроишься. И тут ее осенило: она явственно вспомнила, как на минувшем корпоративе к ней лезла танцевать пьяная начальница, вся измазанная помадой, портвейном и блестками, со съехавшим набекрень париком. Хотя бы частичка от блестка может остаться, но где ее найти, где зеркало? Немного повертев кузнечика, она все же смогла разглядеть в мутном зеркале крылышка застрявшие в волосах признаки блёсток… И вот уже одна – она же единственная – у неё перед глазами – зажатая пинцетом твердой и уверенной рукой! Мажем ею лоб кузнечика и внушаем ему совершить тройной прыжок по заданной траектории – проще простого, кузнечик на старте, придерживаем его за лапки, чтобы всё произошло вовремя. Теперь надо предупредить И.
Недолго думая, Людочка засвиристела, как дельфин. Дело было в лесу, но выбора не было, Людочка умела только как дельфин.
-Иииии Иии!... Иииии Иии!
Иван сразу смекнул. Так как в отличие от стражников быстро сообразил, что это никакой не дельфин, а неизвестный абонент. И, подражая сове, заухал:
-Угу. Угу.
-Иииии! Иииии!
-Угу. Угу.
-Блик. (как будто дельфин посылает воздушный поцелуй). –Блик.
-Угу. Угугу, - понял, дескать, внимаю далее.

И тогда Людочка отпустила кузнечика и тот в три прыжка перемахнул поляну, на мгновение показавшись пред И. на расстоянии всего лишь метров десяти. Несмотря на усталость, И. успел и увидеть блик и понять, что нужно делать –ведь в его запасе было целых одна сотая секунды. Он наклонил голову и поймал минимальный блеск на грани блёстка  и отразил его максимально точно-сжато-неуклонно прямо в потолок кузницы. Но потолок, хотя и оплавился, все же выдержал. И дыру насквозь пробить не дал. При том, что и кузнечик скипнул, и блестки кончились. И тогда Людочка достала из чемодана бантик, приклеила его к голове и походкой подвыпившей выпускницы подкатила к охранникам с испачканными кокаиновым соком щеками – румяными да задорными.
-Здравствуйте! Как пройти в библиотеку? Что означает термин «тынгризм»? Где ипостась? Какова суть изнанки истины? Дайте закурить. Дайте позвонить, молодой человек. У меня машина не едет.

Пока охрана размышляла, как себя вести дальше, Людочка схватила одного и потащила за кузницу, где сильным ударом приклеила его к стене. Второй смиренно ждал, полагая, что коллега резвится с этой лесной нимфой, и скоро настанет его черед. Маваш в висок. Троечка слегонца. Горлышко. И вот – путь свободен. Прямо перед ней кузница и преследуемый И. Следопыт повернулась к солнцу грудью и ярко вспыхнул логотип «Пам. Парам. И муравей» - со стразой в центре нот. На этот раз алмазная грань преобразовала далекий свет в четкий гудящий луч, который практически сразу вырезал большой кусок железа, а там уже и солнце – И. наклонил голову и расплавил все вокруг, включая цепи, исключая Людочку.
-Кто ты, о спасительница? И не знаешь ли ты - где моя ЕС? Я спрашивал травы и деревья, но они немы. Я вопрошал жуков и стрекоз, но они далеки от политики и не хотят ни во что вмешиваться.
Я спрашивал ежей – пыхтят презрительно. Я спрашивал зайцев лесных – прядут ушами в безумном смехе. Я спрашивал сову, но она так вертит своей головой, что ей самой нужна помощь. Я спрашивал грибы, но они лишь молча растут. Как тебя зовут? И где моя ЕС?
-Зови меня Гражданин Людочка. Где твоя ….. ЕС – знает только ветер. А также – сама ЕС. А также – больше никто.
-Бежим скорее к ней. Но куда?
-Получается: никуда.
-Бежим скорее в никуда!
-Зачем тебе она? Уж, небось, нашла себе жениха!
-Ха!
-Красна девица аки солнышко.
-Я её нёбушко.
-Мила девушка аки соколица.
-Летим к ней, скорей-скорей!
-Да она ж ворчит, небось.
-Ох, ворчит, прям ворчит… как кувалдой по лбу.. вот так ворчит.. а я все равно её люблю!
-Да она ж, гонит, небось.
-Гонит, ох, гонит, матушка, правда ваша! Погонит-погонит. Глядь – уже и уснула. Бурча что-то.
-Да – может – она вообще сотрудник.
-Я до свадьбы ее не раздевал и удостоверения не удостоверил пока-что. Может быть и такО.
-Итак?
-К ней! Скорее к ней! Продолжаем наш путь. Ты со мной, о добрая девочка?
-Да.
-Вперед!

* * * * *
Сокращенная версия, 2025 г.