Извне мелодии флейтиста приходили...

Флейтист мечтательно играл
на флейте, в дудочку дудел.
Из трубки нотки извлекал
жемчужные, до дна черпал,

текущие из «вну», из «вне» ли,
из поля-моря-океана –
небесного архива Хрона
иль из души своей, иль, или.

Через антеннку на макушке
флейтист сигналы получал.
А сам сидел на грин-опушке
и сладостные звуки пил...

И пребывал он, словно в трансе,
и мыслью раздвигал пространства.
Или в вуалевом во сне,
парил как ветер или птица.

Во млечность мог попасть,
в безбрежность, в бескрайность
млечного пути,
и мчаться млечно по спирали.

Мог оказаться в келье Музы,
с ней подремать –
подслушать грёзы
её, застрявшие в подушке.

Поговорить мог с тишиной,
наговориться вдосталь с ней.
Стать серебристою водой,
дождём иль Солнцем, иль Луной.

И с облаком поцеловаться
мог. И на колене посидеть
иль на крыле Святого Духа,
часами на весь мир смотреть.

В любой момент хоть кем, хоть
с кем мог оказаться тот флейтист,
хоть где; вперёд, назад
попасть мог тот пиит, поэт.

В любой момент мог не вернуться
из путешествий соловей.
И вот однажды не вернулся
ушёл в себя певец-Орфей,

попав на берег-оберёг,
который суть его берёг
(души ковчег себе построил
и там спасение находил).

Ушёл пленённый в плен стихов,
подстрочников, сонетов, стансов.
Пел арии «безостановно»,
самозабвенно денно, нощно.

Над морем с лирою парил.

                23.09.25.