32. глава из поэмы Камень-память

С днём авиации поздравлю
я сам себя, друзья, и вас.
И крылья вновь свои расправлю,
взлететь чтоб выше на Парнас.
Сверх облаков по-над тайгою
без отклонения от трасс.
Туман раздвину я рукою,
чтоб мой не закрывал Парнас.

Мы ж с вами покоряли небо,
пространство покорялось нам.
Всё представляется как небыль.
Полёты преданы стихам,
как предавался им Онегин.
Воздушные мы братья все.
С днём авиации, коллеги,
не грех нам быть навеселе.

Назад взглянув, я чётко вижу
деревню милую мою,
над ней иду всё ниже, ниже,
на “Стрелке” мальчиком стою,
купаюсь я в волне холодной,
деревни той уж нет давно,
для жизни дом там непригодный,
а в нём разбитое окно.

Их жизнь изрядно потрепала,
была беспаспортною жизнь.
Власть постоянно угрожала
и насаждала коммунизм.
Насилие вошло в структуры
и в управление страной.
Литературные халтуры
в стране волною шли сплошной.

Твардовский, Маяковский – пара
дуэтом славила вождей.
И пели дружно им фанфары,
высвечивали радость дней.
Стахановских в стране движений,
героев делали труда.
В колхозах началось движенье –
кремлёвская белиберда.

Бесперспективные деревни.
В округе много развелось.
На волю вырвались деревья,
травою время оплелось
и кануло в бесперспективность,
не помнят, видимо, о том,
что в этом власть нелегитимно
не пеплом сыплет, а песком.

К отъезду точно прибыл Толик –
представился так с ходу нам.
Такси вела как алкоголик,
петляя, прыгая мадам.
Владимир “Камень” погрузили
в момент подъёмником в “Шиньон”,
вначале с Павлом побузили
о весе “Камня” всё же он,

всё основательно “за” взвесив, –
за постаментом едем с ним
по городу – машинам тесно,
а мы, как водится, спешим…
…Вручную Павел, Марк подняли
подставку… Загрузив в “Шиньон”,
груз лентой крепко привязали,
“Ижак”, издав надсадный звон,

погнал по “пробкам” Барнаула,
по светофоровой волне
и вырвался из волн загула
на трассу гладкую вполне.
Тем временем Влад с Александром
в сопровожденье сына мчат
по лужам грязевым Кассандрой,
комки по кузову стучат.

На трассовом просторе с Павлом
о жизни бренной говорим.
Идёт за сотню стрелка плавно,
азартом гонки не горим.
При въезде на дороге трактор
в Боровиково встал на стрём.
Конец асфальта тут же тракта,
и мы напропалую прём…

Трубой задели грунт при съезде
на полевую магистраль
и словно в ралливом заезде
мы всё всматриваемся в даль
приобской красоты… пейзажной,
нам с Павлом Души бередит.
Что луж полно, уже не важно –
фундамент видим впереди.

Плиту очистили ребята,
она блестит как новый блок.
На землю выгрузили. Святы!
А где отверстие? Намёк
лишь заглубление в граните,
а плату за него Марк взял.
Он возникает: “Извините…”
Вмешался Александр, Марк свял.

И Марка объясненье – лепет.
– Что делать нам? – Что вам? – Сверлить!
Темнеет, дождик точки лепит.
– Не надо Бога спором злить, –
промолвил Александр спокойно,
взял в руки малое сверло,
проделал мастерски, достойно, –
работаем, пока светло!

Вошёл в работу перфоратор,
внедряясь медленно в гранит,
вздыхал при этом генератор…
в итоге – штырь надёжно влит.
Вмиг постамент был установлен,
на месте гордо воссиял,
фундамент явно был доволен,
как украшение принял.

И “Камень” водружён на место
совместной силою друзей –
послышалась в округе песня
и всё пронзительней, звончей
звучит в гармонии удачи –
отзывчивые люди есть,
которые решают все задачи,
что делает тем людям честь.

Всем Александрам, Павлам, Владам
и Толику, раз так зовёт
себя, Владимирам в балладу
вошли не просто так, полёт
их доброты идёт на пользу
истории семейных пар.
Их поведение без позы.
Так “Камень памяти” взял старт

в столь сложную погоду в поле –
дежурство тракториста – жест
был председательскою волей,
почёт ему за это, честь
и уважение народа
боровиковского села,
растёт пускай от года к году,
чтоб доброта его росла.

Я за работу рассчитался
со всеми вами и сполна.
С рублями с лёгкостью расстался,
бурлила памяти волна.
Вы за мою не дали цента,
да будет Бог лишь вам судья!
Не оценили труд Поэта,
мол, такова твоя судьба.

Дарить читателям всем книги
и радоваться, что они
с большою на кармане фигой
подпалит ненависть, огни
распространятся в невезенье,
спалят бессмысленность строки,
останется одно прозренье
и без печали и тоски.