Далёкая муза

 Ты приехала к нам по путёвке,
 танцплощадка свела нас, вскружила,
 в па  послушной была ты и лёгкой,
 в отношеньях доверчиво-милой.

 Опьянённые в полночь друг другом,
 шли к турбазе "Магнолия" долго,
 очарован я был до испуга,
 что не справлюсь с велением долга.

 Свет фонарный был слаб и таинствен,
 аллеи над речкой журчащей,
 глянц и тайна гранатовых листьев
 перед нами открылись маняще...

 Дни летели в любви, в поцелуях,
 пляжи, парки и шарм танцплощадки,
 тень платана и запахи туи понуждали   
  к любви без оглядки.

 Ты царицей была рок-н-ролла,
 да и я королём был достойным...
 Нынче в тёплом дыханьи Эола
 всё прошедшее в давности тонет.

 Это лето вновь не повторится,
  только нежность в житейской любови
 заполняет мне нынче страницы -
 Мнемозина*  всегда наготове.

           Мнемозина (др.греч.) - богиня памяти.

         ПОЗНАКОМИЛИСЬ МЫ.

 Познакомились мы в Горсаду,
 танцплощадка свела и вскружила,
 это было в далёком году,
 когда с честностью юность дружила.
 Тогда не было мысли солгать,
 только чувства скрывать приходилось,
 вот когда я учился летать
 и теперь это всё пригодилось...

 Распылённый в милльоны частиц
 в голубом и дрожащем эфире,
 слился я с щебетанием птиц,
 растворился в звучании Лиры. 
 И опять, словно в старом Саду,
 встретив лето в сиянии мая,
 в мыслях я по дорожке иду,
 нежно плечи Твои обнимая.

          ТОГДА КАЗАЛОСЬ

 Тогда казалось: время безразмерно
 для нас с Тобой, застыло, залегло,
 рука в руке тропинкой эфемерной
 мы вышли на поляну, где светло
 в тени розовокорого атланта,
 что в выси ворожил, молчала стать,
 вдали на берег волны шли накатом,
 но рокота их было не слыхать... 

 К чему слова, где руки, губы, взгляды -
 лишь шёпот и объятия экстаз,
 а большего нам было и не надо -
 всё трепетно и нежно в первый раз.
 Горячих волн искрили первотоки,
 вонзая пальцы мягко мне в вихры.
 ты проходила первые уроки,
 инстинктом чуя правила игры.

 И я себе не мнился ловеласом -
 так искренни мы были и чисты,
 и трепетность доныне не угасла,
 и живы до сих пор Твои черты...
 Так сладко было там, в лесном покое,
 журчал ручей, был долог путь назад,
 кропило солнце щедрое сквозь хвою,
 живицы плавал терпкий аромат...

 Летело время, образы прессуя,
 переживая нынешний Содом,
 я всё презрел и лишь одно не всуе:
 тепло гляжу я в старый свой альбом.

   Я В ЭЙФОРИИ БЫЛ,

 Сиял небесный свод,
 во мглу перетекая,
 я шёл по "набке"* в мод-
 ных "шкарах" **, вспоминая
 о нашей встрече под
 развесистым платаном,
 ты тоже была в мод-
 ном топе, как сметана

 твоя белела стать
 и с аканьем московским
 ты стала излучать
 какой-то свет бесовский,
 что так приворожил
 меня - провинциала,
 я в эйфории был
 от этого начала.

 Потом прилип загар,
 и к стати невесомой,
 и к скрипу стилmных шкар
 добавилась истом.
 Танцзал.  Обняв рукой
 моё плечо игриво,
 мотала предо мной
 волос роскошной гривой.

 Лабал*** задорно джаз,
 глаза твои лучились,
 короче, в этот час
 друг в друга мы влюбились.
 Над лунным блеском волн,
 сплелись два силуэта...
 И вот, любви той полн,
 надмирный стиш поэта.

               *набка (местн. жаргон) - набережная
               ** шкары (жарг.) - туфли
               *** лабал (жарг.) - играл

             ЕЩЁ РАЗ О ЛЮБВИ

 Не стану черновик писать - доверюсь-ка полёту
 шальных раздумий, дали без краёв,
 доверюсь им,  пока ещё не стёрты
 твои черты в сознании моём.

 И осень вдруг весною обратится,
 и шквалы сквозняков изгонит из души,
 и тайный огнь в глазах, и рядом наши лица,
 рука в руке и вот душа с душой в тиши

 уединенья парковой куртины,
 мы в ауре любви  биением сердец,
 но жизнь идёт к концу, и шепчет Мнемозина:
 свой пыл принорови,  ты боле не боец.

 А сердце супротив такого приговора
 и, пламенем горя, тобой любуюсь я,
 и перл тебе дарю, тащу его из створок,
 и капли то ли слёз, то ль морось ноября.

     ЭПИСТОЛА

 Свободно мне в моих мечтаньях -
  не вижу края им, конца,
  уже и прелести лица,
  утратив чёткость в очертаньях,
  не снятся мне, но образ Твой -
  прекрасный образ твой лелею,
  твою оливковую шею,
  на ушке камень голубой
  всё так же вижу пред собой,
  но голоска уже звучанье
  не помню, прихожу в отчаянье,
  он навсегда ушёл с тобой,
  ушло его очарованье
  и шёпот трепетный угас,
  уже не помню смысла фраз,
  лишь глазок ласковых сверканье.

  Пытаюсь ныне наверстать
  в эпистоляре вдохновенном,
  о чём в письме обыкновенном
  не доводилось мне писать.
  Сижу, пишу и вспоминаю,
  уж заполночь, вокруг темно,
  я тру глаза, но засыпаю
  и падает из рук перо...