Из переписки 2025

Владимир К.:
«Еще есть мечта съездить в Толедо. Я в последние годы полюбил Эль Греко. Он на 400 лет опередил свое время.»

Константин И.:
400 лет, о которых ты говоришь, это для меня новость. В чем тут дело?

Владимир К.:
«Я имею в виду художественную технику. Так стали писать только в 20 веке.»

Константин И.:
Его техника соединяет ветхие надежды Патмоса с новейшими развалинами ХХ века, одно плавно переходит в другое, превращаясь в жуткую иллюстрацию гераклитовского панта рэи.

Владимир К.:
«Честно говоря, я не понимаю про панта рэи и Патмос. В Метрополитан музее в Нью Йорке организовали зал «Эль Греко современный художник». Картина его, а рядом, скажем, Пикассо.»

Константин И.:
Как раз то, что в музее Пикассо возможен рядом с Эль Греко, и подтверждает мою мысль. Вспомни эволюцию Пикассо – от портретного еще благополучия XIX века до «анатомического» разложения человеческого лица. Он стал зеркалом обвального перехода веков. Гуманный XIX-й с его, казалось бы еще твердыми формами бытия, «вдруг» катастрофически протёк в зловонную лужу бесформенности ХХ-го. Со всех сторон повеяло ужасом конца, и как тут не вспомнить про Апокалипсис и «все течет»?
Может, сам Гераклит и надеялся, что в вечной утечке возможны и моменты какой-то «притечки», за которую можно ухватиться и «немножко пожить», как, вероятно, надеются и все врожденные материалисты, но у меня таких надежд нет, панта рэи для меня просто синоним смерти, не более. Взгляни на сцены Апокалипсиса Эль Греко, которые как раз в Метрополитане же, и ты увидишь эту текучесть смерти в трепещущих телах человечества, идущего на Страшный суд. Да и все его крупные «социальные» полотна – это обилие все тех же беззащитных смертно текущих тел, окруженных беспощадным мраком мира даже там, где речь идет о мелькнувших надеждах на преображение. Даже эллинский сюжет, Лаокоон, глядится у него всего лишь фрагментом того же Апокалипсиса.
Да, у автора Откровения надежды были, но они, как и надежды Эль Греко, до поры были упрятаны покровами смерти – таков был замысел церковной сказки, которой оба служили.
Трудно, кажется, найти художника более католического и более мрачного, католически мрачного, чем этот критский грек. У него даже небо ставшего ему родным Толедо и то дымно лиловеет каким-то отблеском из пасти ада, всеобщей нависшей угрозой. Похоже, он в высшей степени воплотил дух Контрреформации – полистав его, видишь, что на земную жизнь надежд никаких, конец света неотвратим.
Но, конечно, художник был могучий. Свою поэму в красках и линиях о гибели мира он, безусловно, создал.

Ps. Кстати, насчет «современности» тех или иных деятелей. Можно предложить Метрополитан-музею организовать выставку «Иисус из Назарета – современный мыслитель и пророк», выложить Евангелие, а рядом – «Манифест» и «Капитал» Маркса. Что их объединяет? Радикализм мышления. Оба – подвели черту своей эпохе, времени вообще и экзистенции, мыслили о преображении мира. Есть над чем подумать, хотя организаторам музеев оба, вероятно, покажутся старьем.
20 – 29 августа 25.


Рецензии