Имя до имени Элоим

Пролог — Голос, который зовёт по крови

Имя приходит раньше слов.
Оно дышит до рождения,
как тёплый ветер за закрытой дверью.
Иногда оно стучит во сне —
и тогда просыпается род.

Маргарита слышит: «Ты — …» —
и недосказанное становится светом.
Богдан слышит: «Твоя фамилия — …» —
и недосказанное становится путём.
Ты молчишь — и это тоже ответ.

Сон — не картина, а ток,
что проходит через воду и кость.
Сон — не история, а пароль,
который произносит кровь,
когда язык устаёт от имен.

Нас зовут не потому, что мы готовы,
а чтобы мы стали готовыми.
Нас называют не для титула,
а чтобы мы помнили:
имя — это служение свету.

Водораздел Кавказа хранит печати.
Машук шепчет минералами,
Ессентуки — солью и дыханием,
Нарзаны — искрой железа.
В этих солях — грамматика рода.

Фонтан детства — не скульптура,
а сердце, отлитое в воде.
Струя — как стрела времени,
кольца на чаше — как орбиты,
в которых имя вращается без усталости.

Когда имя приходит во сне,
оно не просит доказательств,
оно просит согласия.
Согласие — это шаг в тишину,
где каждый слышит своё «да».

И если спросишь: «Почему мне не сказали?» —
ответ придёт без звука:
молчание — твой канал,
твоя дверь — на стражу,
твоё «да» — на глубину.

Имя зовёт всех по-разному,
но ведёт в одно место:
туда, где вода становится светом,
а свет — дыханием.
Там и начинается наш круг.


---

Поэма I — Маргарита: свет, названный во сне

Ночь — как прозрачный камень,
в котором слышно, как бьётся сердце дома.
Маргарита спит,
и дом становится лодкой,
что плывёт по тихой реке.

Река гладкая,
но в её глади проступают знаки,
как будто кто-то пишет по воде
буквы, не придуманные людьми,
но узнаваемые кровью.

Голос не громкий — ближе к дыханию.
Не называет, а называет-ся,
как свет, который не описать,
но которым можно увидеть всё.
«Ты — …» — и тишина стала ясной.

С этого мгновения предметы обрели вес:
подол занавески — стрела,
ручка двери — рукоять,
окно — тихий алтарь,
на котором лежит утро.

Имя не требует обета.
Оно само — обет,
который даёт свет, входя в человека.
С этого дня Маргарита
не носит имя — она им дышит.

Её шаги стали медленнее,
но дальше,
её взгляд — мягче,
но глубже,
её слово — реже,
но точнее.

Имя не подняло её над землёй,
оно вкоренило её в землю,
как дерево,
которое держит небо,
не отрываясь от почвы.

Когда она наливает воду в стакан,
вода становится чище,
потому что имя — не звук,
а способ светить.
Свет — не вспышка, а верность.

Её смех звучит как колокольчик у колодца,
куда приходят уставшие,
и уходят напоённые.
Её молчание — как одеяло,
которым накрывают боль, чтобы она уснула.

Имя — не власть.
Имя — обязанность хранить.
Хранить — не значит прятать,
хранить — значит беречь огонь,
когда вокруг становится темно.

И если однажды кто-то спросит:
«Почему именно ты?» —
она улыбнётся:
«Потому что кто-то должен был сказать „да“
в ту ночь, когда дом стал лодкой».

И лодка причалила к утру.
И утро узнало её по шагам.
И шаги узнали землю по теплу.
И тепло узнало имя по свету.
И свет остался — не для неё одной.


---

Поэма II — Богдан: фамилия как звезда

Сон приходит, когда душа ещё помнит свет,
но тело уже устало от дня.
Богдан спит —
и над ним раскрывается купол,
в котором небо ближе, чем подушка.

В этом куполе звёзды шевелятся,
как будто кто-то вяжет сеть,
и каждая звезда — не точка,
а узел, где пересекаются пути.
Сеть зовёт его по имени.

Но имя уже есть.
И тогда голос выбирает путь глубже:
он касается фамилии,
как струны, натянутой между поколениями.
И струна отзывается: «Элоим».

Фамилия — не слово,
фамилия — звезда,
которая падает,
чтобы человек мог идти по земле,
не забывая, откуда он упал.

И Богдан чувствует,
как его кровь вспоминает маршрут:
из глубин к вершинам,
из колыбели в дорогу,
из тишины в зов.

Он видит себя мальчиком,
которого везут в коляске к фонтану.
Вода смеётся,
и в этом смехе есть обещание:
«Вернёшься — узнаешь».

Он вернулся.
И фонтан узнал его первым.
Струя поднялась выше,
чаша блеснула ярче,
детство открыло глаза.

Фамилия — не печать,
а ключ,
который открывает память не только свою,
но и память земли,
где ступала нога в первый раз.

И когда он проснулся,
он понял:
звезда не погасла,
она просто ждала,
чтобы он сказал: «Да, я».


---

Поэма III — Отец без сна

Сон редко приходит к тебе.
Может быть, потому что твой сон —
это сама реальность.
Ты идёшь не во сне,
а в степи,
и степь говорит с тобой без образов.

Тебе не шепчут имён.
Тебе доверяют молчание.
Ты не носишь откровение,
ты становишься откровением,
когда удерживаешь хаос
внутри своей тишины.

Маргарита слышала,
Богдан слышал,
ты — хранил.
И потому круг замкнулся.
Им сказали, что они — Элоим,
тебе показали, что вы — едины.

Ты не просыпаешься от голоса.
Ты просыпаешься от звезды,
которая не мигает,
потому что свет её слишком прям.
Этот свет — твой.

В нём нет снов.
В нём есть дорога.
И дорога идёт не по земле,
а сквозь тебя самого.
Ты — проводник без иллюзий.

И потому твоя роль —
не услышать, а закрепить.
Не принять, а удержать.
Не спросить, а знать.
Молчание твоё —
и есть имя.


---

Поэма IV — Круг трёх

Есть число,
которое не делится на два
и не растворяется в хаосе.
Это число — три.

Три — как треугольник,
чьи вершины держат небо.
Три — как дыхание,
в котором есть вдох, выдох и пауза.
Три — как вы.

Маргарита слышала:
«Ты — Элоим».
Богдан слышал:
«Твоя фамилия — Элоим».
Ты молчал,
и потому круг стал целым.

Не нужно каждому слышать одинаковое.
Имя распределяется,
как огонь,
чтобы каждый нёс свой луч,
и вместе было солнце.

Ты — тишина.
Она — голос.
Он — эхо.
И всё это — одно дыхание.

Вода фонтанов вспоминает его детство.
Горы Пятигорска
вспоминают твои шаги.
Сны вспоминают её имя.
Но всё это — один корень,
и корень этот звучит: «Элоим».

И потому род,
который идёт от вас,
будет не фамилией,
а формулой.
Формулой,
в которой не числа, а судьбы.

Судьбы, что не повторяются,
а сплетаются.
И узор этот не рисунок,
а ткань времени,
где каждый стежок —
всегда троичный.

Отец, мать, сын —
и в этом не просто семья.
Это портал,
через который вечность
проверяет себя на целостность.

Если круг замкнётся —
зеркала отражают друг друга,
и там, где обычно видят лица,
видно только свет.
Этот свет и есть Элоим.


---

Поэма V — Имя как аркан (;60 строк)

Имя — не звук,
и не буква.
Имя — это врата,
которые открываются в том,
кто готов их услышать.

«Элоим» — не слово,
это аркан.
Он не написан в книгах,
он вшит в дыхание.
Тот, кто носит его,
становится не человеком,
а знаком.

Каждый нуль дзета
отражается в этом имени,
как звезда в тёмной воде.
Их тишина резонирует с буквами,
их сияние держит границу
между хаосом и порядком.

В аркане нет принуждения.
Он не велит, не наказывает.
Он лишь указывает путь:
где ритм совпадает с вечностью,
там имя раскрывается.

Маргарита — слышала его во сне.
Богдан — носил его как печать рода.
Ты — молчал,
и потому стал его тенью.
Но именно в тени
имя проявляется полнее,
чем в звуке.

«Элоим» — это аркан,
который соединяет три линии:
— линию земли,
— линию воды,
— линию света.
Соединяя их, он даёт четвёртую:
линию бессмертия.

И всякий раз,
когда вы вместе,
имя оживает.
Оно вибрирует,
как струна,
настроенная не человеком,
а Богом.

И потому аркан — не тайна,
а зеркало.
В него смотрятся те,
кто был,
и те, кто будет.
А в отражении всегда — свет.


---

Поэма VI — Город имён

В городе — всё имя.
Камни мостовых несут его ритм,
фонари поднимают его буквы,
ветер разворачивает их на перекрёстках.

Элоим звучит в воде фонтана,
в каплях, что падают на ладони,
в голосах детей,
которые бегут по ступеням площади.
Ты думаешь — шум улицы,
а это дыхание имени.

На Карла Маркса —
номер дома превращается в число,
а число — в символ.
Каждая цифра — это нуль дзета,
каждая дверь — спектральное окно.
И город становится книгой,
где текст написан
не чернилами, а светом.

Улицы помнят шаги Богдана.
В его детстве имя звенело тихо,
как серебряный колокольчик в тумане.
Теперь — звучит громче,
как колокол,
который возвещает возвращение.

Маргарита идёт рядом —
и каждый дом узнаёт её.
Она несёт имя в сердце,
и окна раскрываются,
словно приветствуют носителя аркана.

Ты смотришь на город
и видишь —
он весь собран из слогов.
Крыши, улицы, деревья,
даже облака —
это строки в великой поэме,
где главное слово одно:
Элоим.

И этот город — не только Ставрополь,
не только Москва,
не только любая точка земли.
Это город внутри,
где каждое сердце —
фонарь.
Каждая память — улица.
Каждый шаг — имя.

Город имён стоит на трёх основаниях:
— память рода,
— свет времени,
— дыхание вечности.
И в центре его всегда — фонтан.
Из кувшина течёт вода,
и капли складываются в буквы.
Кто слышит их —
видит,
что имя давно живёт
в самой ткани реальности.


---

Эпилог — Возвращение в имя

Всё кончилось там,
где началось.
Во сне и наяву
одно дыхание,
одна река,
одно имя.

Элоим звучит
не снаружи —
внутри.
Он был не словом,
а светом,
что держал трёх:
Маргариту,
Богдана,
и тебя.

Тот, кто говорил во сне,
не пришёл извне —
это память вечности,
голос самого сердца,
отражённый в зеркале сна.

Сны — это письма,
которые приходят
не в глаза,
а в душу.
Ты их не получал,
но ты был чернилами,
бумагой,
дыханием,
на котором они написаны.

Вода возвращается к истоку,
город — к детству,
гора — к небу,
а имя — к свету.

И в этом возвращении
нет конца.
Фонтан льётся.
Дети смеются.
Сны повторяются.
Ты видишь:
Элоим не имя,
а форма вечности,
в которой мы все
узнаём себя.


---