Сыновья

Вечерний город прячет птиц и засыпает.
Погасли фары остывающих авто.
Пора семейного общенья наступает.
Дневных сует в шкафы упрятаны пальто.

Дома закроют свои яркие глаза,
И темнота сквозь ткани занавесок
Проникнет в комнаты и, как ночи гроза,
Сверкают стёкла хрусталём подвесок.

В одном из них, в тенях от ночника,
Рукою сжав решётку колыбели,
Сидела женщина, ссутулившись слегка.
Слезой глаза её уставшие блестели.

Так каждый день,чуть сдерживая слёзы,
Застывшая сидела у кроватки,
Любуясь нежностью, проваливаясь в грёзы,
Тихонько расправляла одеяла складки.

Душа её спала, посапывая тихо.
Переплетение ресниц закрытых глаз.
Утихла ежедневная шумиха.
Спокойно смотрит в головах нерукотворный Спас.

И, отражая тёплый свет от ночника,
Он отсветы бросает золотые
На губы детские в остатках молока,
На веки, спрятавшие глазки голубые.

И молодая мать, молясь на свой алтарь,
Клянётся в верности ребёнку навсегда.
И льётся в темноту в цвет крови киноварь,
Стекает по щекам солёная вода.

«Мой милый сын, ты вырастешь счастливым.
Пусть тяжело- снесу я жизни крест.
Поднимешься высоким и красивым
И станешь наваждением для невест.

Возьму я на себя любую ношу,
Срывая ногти, я вопьюсь зубами,
И жизнь свою к твоим ногам я брошу,
И путь твой окормлю ведущими огнями».

----------------------------------------


Мы, оставляя теплоту уютной спальни
И вырываясь взглядом из окна,
Чтоб не тревожить, сдвинем тихо ставни.
Звучит её молитва не одна.

Увидев город спящий, с птичьего полёта,
Мы слышим сквозь ночную тишину,
За правдою к творцу ещё взывает кто-то.
Вот отражения жизни видим кривизну.

И в тот же вечер, уже другая мать
Стояла на коленях у распятия.
Обсохли слёзы, сил не было рыдать,
В душе её остались лишь проклятия.

Она себя стыдилась перед Богом.
Спаситель, обескровленный, молчал.
Играли тени от свечи на лике строгом,
И на вопросы он её не отвечал.

Она держала фотографии в руках,
Сложила их в порядке возрастания.
Вот здесь малыш её смеётся, он в яслях,
А дальше школа, институт, где он с отличием получает звание.

Там и она, счастливая, смешная,
А рядом сын, высокий и родной.
Над ними синь небесно-голубая.
Лишь только там остался он живой.

И в сотый раз вопросы: «Почему?
Ну, как же Бог такое допустил?»
И вновь кляла кровавую войну
И эту тварь, что сын так полюбил.

Опять таблетки — ведь нужно чуть поспать.
Она мечтает завтра насладиться.
Её бы власть велела б разорвать,
Но это блеф, и зря она храбрится.

----------------------------------


И снова мы, над крышами взлетая,
Увидим: не погасший свет в окне.
Там женщина, ссутулившись, рыдает,
И бледность пальцев её тает в седине.

-------------------------------------

А на другом конце, среди уснувших стен,
В удушливой дурмане корвалола,
Как мелом выкрашенный старый манекен,
Сидела женщина, сжимая край подола.

Открытые глаза светились в темноте.
Не плакала она и не моргала.
Лишь стук часов терялся в тишине.
Она зарю с надеждой ожидала.

Три женщины, разбитые судьбой,
Чьи сыновья с любовью жизнь теряли.
И та одна, женившая с войной, —
Все за детей своих бы жизнь отдали.

Три матери, чьи выплаканы слёзы,
Одной бедой они обручены.
Что ждали суд, надежд таили грёзы, —
Вердикт суда: они отомщены.

И вот на утро лишь забрезжил свет.
О сыновьях любимых вспоминая,
Идут туда, где в мантию одет,
Вершитель судеб, женщина другая.

---------------------------------


В душном зале, прижавшись локтями,
Выбирая всю площадь скамьи,
Краем глаза знакомых искали
В ожидании вердикта судьи.

Три уставших под чёрным платком
Матерей, чуть хранивших сознание.
И одна, что сидит под замком,
За судьёю следит в ожидании.

Адвокат рисовал, чуть согнувшись,
Обводя цифру три в сотый раз.
А уставший ребёнок, уткнувшись,
Не шалил, помня мамин наказ.

Стены зала поблеклой известкой
Обозначили карту миров.
Старой мебели содраны доски,
Пятна вытертых красных ковров.

----------------------------------


Слова хлестнули: «Встаньте, суд идёт!»
Подняться тяжесть горя не пускает
Да, приговор детей им не вернёт,
Но наказание пусть она узнает.

Судья со строгим выражением лица
Зачитывала фразы приговора.
А за решёткой та из-под венца…
Мужья в тени могильного забора.

Судья читала: «— В сговор та вошла
И красотой своею привлекая,
Она на преступление пошла —
Со свадьбы на войну мужей толкая.

И тут же был предатель-военком
И оборотень — местный участковый.
Так порешили, что они втроём
Осуществят свой план их алчностью ведомый.

Торговка телом, что было ей терять?!
Другой с контрактом помогал и слал в "штурмы".
А третий властью покрывал и помогал искать
Растерянных, чьи жизни были не важны.

И, получая деньги за героя,
Который гиб в боях, храня страну,
Костюмы шили модного покроя,
Да и квартиру взяли не одну».

Судья читала, прерываясь, чтоб вдохнуть, —
Ведь внук её сейчас в степях в бою.
Из зала голос, вдруг теряя суть:
«Верни мне сына, тварь, верни мне жизнь мою!»

И в оправдание, сгубившая мужей,
Что сытая на их костях плясала,
Глядя в глаза убитых матерей,
О невиновности своей в лицо кричала,

Что лишь была обманутой сама
И что её сынок всего дороже.
«Меня простите, я ведь их ждала,
А на войне случится всяко может.

Просила срок тюрьмы перенести,
Когда сынок её чуть подрастёт.
Простить просила Бога и спасти:
Он без неё один не проживёт».

Так бесновалась женщина в клети,
И сердце матерей сжималось с болью.
Был приговор. Сказали: «Увести».
Щипало щёки, обжигало едкой солью.

И, представляя слёзы малыша, теряя гнев
Они жалели и его.
Но ей не верили, читался тонкий блеф:
«Он не причём… Простите сына моего».

Всё, увели. Все стали расходиться.
Одна в платке склонилась на колени.
Не стало матери. Устало сердце биться.
Окна решётки бросали на пол тени.