Светлая, странная печаль

я пережевала боль,
как рыбу с мелкими костями —
чтоб потом, в горле,
зацепилась мысль:
"жить — это глотать кости чувств осторожно"
и всё равно глотать.
меня расплющило в комету,
растянуло по внутренностям понедельника,
я варилась в своей тишине,
пока не распалась на светлую глину
и научилась лепить из себя что-то новое
без схемы, без форм,
на ощупь — как слепая делает макияж.
вместо истерик — архивная пыль,
вместо обид — фиолетовая воронка внутри груди,
в которой живёт благословение:
"да, это было больно. и слава богу."
я теперь знаю:
взаимность — это мед,
а одиночество — перец и корень,
разъедающий кору,
чтобы вылезли ветки.
всё, что не стало мостом,
стало крылом.
всё, что не вернулось,
оставило мне шифр на запястье,
и я читаю его каждый вечер,
когда учусь быть целой
в отсутствии объяснений.
боль — не против меня,
боль — мой алхимик:
переплавляет сахар в сталь,
воспоминания — в рельсы,
по которым едет моя следующая я.
моя печаль светится изнутри,
как часы с автоподзаводом —
никто не тронет,
а она всё равно тикает,
ровно, верно,
как будто знает,
что важней всего —
не быть понятой,
а быть выдержанной.
я больше не боюсь повторений,
я строю храмы из руин,
где каждый день — молитва не к будущему,
а к спокойствию между.
из этой боли вырос сад,
он странный: вместо яблонь — таксы на длинных поводках,
вместо лавочек — размышления,
на которых сидят мои версии себя,
что не дожили, но поняли всё заранее.
я стала компостом для своей мудрости,
перепрела, вспенившись, стала почвой —
и теперь, когда говорят "отпусти",
я отвечаю: "я и не держала. кому ты говоришь? - я не здесь, я уже в завтра".
я иду, где не ждут,
но в каждом шаге — бронзовая точность,
как будто Вселенная начертила маршрут циркулем,
но с закрытыми глазами.
у этой светлой печали — голос,
он звучит внутри, как оргАн в пустом бассейне:
глубоко, странно,
и с каким-то странным,
бесконечно родным эхом.