Сказ оПтице-Зарнице и сироте

В стороне, где лес дремучий, как медведь,
Где туман привык на лапах елей сидеть,
Где ручей бормочет сказки валунам,
Оставляя мох зелёный по краям,
Ветхая избушка пряталась во ржи,
Словно старый гриб у краешка межи.
В той избушке жил мальчонка, сирота,
Звали все его Ванюшей неспроста.
Был он тих, как мышка, робок, одинок,
Лишь тоска свивала в сердце узелок.
Мир казался серым, тусклым и пустым,
Словно выцветший от времени холсты.

Как-то раз, когда заря едва зажглась,
Золотая нитка с неба сорвалась.
Не звезда упала, не огонь с небес —
Птичка-невеличка опустилась в лес.
Перья — чистое червонное литьё,
Каждый взмах крыла — цветное забытьё.
Глазки — два сапфира, клювик — янтаря,
А на хохолке — рубинова заря.
Села птичка на рябиновый кусток,
И полился с веток певчий ручеёк.
Пела так, что камни плакали росой,
Возвращая в душу радость и покой.

Вышел Ваня на крыльцо, не веря снам,
И пошёл за дивной песней по пятам.
Птичка, вспорхнув, манит, мол, иди за мной,
За моей волшебной, песенной струной.
Долго шли они. Лес делался светлей,
И ручей звенел всё громче, веселей.
Вот поляна, вся в ромашках, как в снегу,
А на ней — берёза на одном берегу.
Птичка села Ване тихо на плечо,
Стало на душе так сладко, горячо.
И пропела, только голосом людским,
Нежным, будто шёпот материнских рифм:

«Что грустишь, Ванюша? Что поник челом?
Что печаль твой светлый окружила дом?»
Ваня вздрогнул, слёзы заблестели вдруг,
И поведал ей про свой душевный круг:
«Птичка, Птица-Зарница, как мне не тужить?
Не с кем словом добрым душу ворошить.
Матушки не помню, батюшка в земле,
Я один на свете, словно в тёмной мгле.
Радости не знаю, смеха не слыхал,
Будто кто-то краски мира все украл».

Птичка-Зарница крылышком своим
Слёзы осушила, что катились с ним.
«Глупый мальчик, — нежно молвила она, —
Радость не снаружи, радость — изнутри дана.
Ты не одинок, Ванюша, посмотри!
Сколько в мире света, сколько в нём зари!
Слышишь, как листва с ветрами говорит?
Видишь, как росинка на листке горит?
Каждый жук и каждый малый муравей —
Часть души великой, общей, и твоей.
Счастье — не богатство, не почёт, не власть,
А с природой этой чувствовать сопричасть».

«Чтобы краски мира снова увидать,
Нужно научиться сердцем их искать.
Помоги бельчонку, что упал с сосны,
И увидишь в небе отблески весны.
Пожалей былинку, что примял сапог,
И услышишь, как поёт лесной поток.
Поделись с голодным коркою своей,
И весь мир покажется теплей, добрей.
Я дарю тебе не злато, не парчу,
А одну простую песенку-свечу.
Пой её, когда на сердце ляжет тень,
И она разгонит самый хмурый день».

Птичка спела песню, простую, как ручей,
Полную тепла и солнечных лучей.
И взлетела в небо, золотой стрелой,
Растворившись в синеве над головой.
А Ванюша слушал, как в его груди
Эта песня эхом вторила: «Иди,
Иди, дари свет, и он вернётся вновь».
Так нашёл он в мире главную любовь.
Он вернулся в избу, но уже не тот —
В сердце пела птица, растопивши лёд.
               
Не побрёл Ванюша в дальние края,
Не искал, где лучше матушка-земля.
Он остался в доле, что ему дана,
Только в сердце пела вечная весна.
Он проснулся утром — солнышку кивнул,
На крыльцо ступив, всей грудью он вздохнул
Воздух, пахший мёдом, хвоей и росой,
И умылся в речке чистой, ледяной.
И запел ту песню, что дала Зарница,
От которой в небе веселеют птицы.
Песня без затей, просты её слова:
«Здравствуй, мир! В тебе любовь моя жива!»

И пошло по лесу диво-волшебство:
Где Ванюша пел — там крепло естество.
Ягоды на ветках наливались впрок,
Слаще становился родниковый ток.
Зайцы перестали мальчика пугаться,
Волк-бродяга вышел из лесу ласкаться.
Он чинил заборчик — песня помогала,
Собирал грибы — и песня не смолкала.
Люди из деревни, что поодаль жили,
Про его житьё-бытьё заговорили:
«Что за чудо с Ваней? Был как тень, как мышь,
А теперь сияет, хоть картину сшь!»

Как-то раз дорогой шёл купец богатый,
Весь в шелках да в бархате, спесив и пузатый.
Вёз он в город ткани, жемчуг, соболя,
Да сломалась ось у чудо-корабля —
У резной кареты. Слуги — кто куда,
Разбежались, видя, что пришла беда.
А купец остался, зол, как зимний гром,
Под густым, колючим, пасмурным дождём.
Вдруг он слышит — песня льётся сквозь туман,
Словно лечит душу от сердечных ран.
И выходит Ваня, в лаптях, босиком,
С лукошком в руке и с солнцем под плащом.

«Что, боярин, хмуришь брови на меня?
Аль беда случилась серед' бела дня?»
А купец, от злости слова не найдя,
Лишь рычит в ответ, на мальчика глядя:
«Прочь иди, оборвыш! Не до песен мне!
Видишь, ось сломалась! Грязну по весне!»
Ваня не обиделся, лишь улыбнулся в ответ,
И запел ту песню, что дарила свет.
Подошёл к карете, взялся за колесо,
Потянул легонько, напевая всё.
И — о, чудо! — ось на место ровно встала,
Словно и поломки вовсе не бывало!

Ахнул тут купец, глазам не веря сам,
Подошёл к Ванюше, поклонился в спам:
«Мальчик, что за сила скрыта в песне той?
Я отдам полцарства за секрет такой!
Золота насыплю, шёлковых одежд,
Воплощу десятки всех твоих надежд!»
А Ванюша смотрит ясно, без прикрас,
И такой даёт боярину наказ:
«Не нужна мне плата, дядя, ни к чему.
Сила не на продажу, я её пойму.
Птичка-Зарница мне её дала,
Чтоб душа от злобы камнем не была».

«Сила эта в том, чтоб миру помогать,
Не за плату, а от сердца отдавать.
В том, чтоб видеть чудо в капельке дождя,
И любить всё сущее, себя не щадя.
Ты своё богатство людям подари:
Хлеба дай голодным, хворых ободри.
И тогда, быть может, где-то в глубине,
Твоя песня тоже зазвучит во мне».
С тем ушёл Ванюша в свой зелёный лес,
Полный ежедневных, маленьких чудес.
А купец остался, глядя молча вслед,
И впервые в жизни встретил свой рассвет.
С той поры купец как будто стал иной.
Возвратился в город он к себе домой,
Но не в шёлк рядился, не кутил на балах,
А ходил с задумчивостью на устах.
Он открыл амбары, полные зерна,
И сказал: «Берите! Не моя вина,
Что один в богатстве, а другой в нужде».
И потёк народ к нему, как по весне.
Он построил школу, госпиталь воздвиг,
И о нём пошёл среди людей язык,
Что не злой боярин он, не лиходей,
А заступник сирых, вдов и всех людей.

А в душе его, средь деловой возни,
Прорастали песни солнечные дни.
Он не пел их в голос, не умел, не мог,
Но в груди звенел тот самый голосок,
Что услышал в чаще, под дождём косым,
И казался мир ему уже другим.
И однажды ночью, в тишине палат,
Он услышал тихий, дивный аромат.
Глядь в окно — а там, на ветке, у окна,
Птица-Зарница, светом вся полна!
Перья — как червонцы, глазки — бирюза,
И в глазах тех — чистая, как мир, слеза.

«Что ж, купец, — пропела, — ты нашёл свой путь.
Смог ты в сердце песню Ванину вдохнуть.
Не в словах та песня, а в твоих делах,
Что развеяли в людских сердцах страх.
Ты богатством делишься — и стал богатей,
Потому что нет сокровища ценней,
Чем любовь народа, чем слеза дитя,
Что с улыбкой смотрит, благодаря».
И вспорхнула птичка, в небе растворясь,
С миром этим светом солнечным делясь.
А купец заплакал, в первый раз за жизнь,
Слёзы те не горя, а любви лились.

А что Ваня? Ваня жил в своей глуши,
Для своей единственной отрады души.
Подрос, возмужал, стал крепок и высок,
И звенел всё так же чистый голосок.
К нему стали люди из селений приходить,
Не просить богатства, не судьбу молить,
А послушать песню, посидеть рядком,
И уйти с душою, полной светлячком.
Он учил их слушать говор ручейка,
Понимать, о чём тоскует ивняка,
Видеть в малом — чудо, в простоте — красу,
И беречь на ветке каждую росу.

Так и стал тот лес не тёмный, не глухой,
А обителью, где царствовал покой.
И тропа к избушке Вани не пустела,
Потому что песня добротою грела.
Он не стал царём, не сел на пышный трон,
Не носил нарядов из чужих сторон.
Но имел он больше — целый мир в груди,
И звезду надежды вечно впереди.
А порой, когда заря вставала ало,
Золотое пёрышко на землю падало —
То привет от Птицы, весточка с небес,
Что хранит любовь его волшебный лес.

Вот и сказке всей конец, дружок, настал.
Кто душою слушал — мудрость почерпал.
Счастье не в находках, не в чужих дарах,
А в той песне сердца, что живёт в мирах.
Пой её беззвучно, пой её делами,
И увидишь — чудо расцветёт над вами.