Мексиканские страсти. Эссе к стихам

«Мексиканские страсти»

Моё воспоминание, поэма* об отце...

В детстве границы воображаемого и реального миров размыты. Мама виделась мне сестрой известной певицы, отец — другом знаменитого ракетного конструктора. Столица нашей родины находилась где-то за поворотом реки, хотя до неё было более тысячи километров. А гитарное искусство отца вообще уносило меня за тридевять земель. Я рисовал себе «дополненную реальность» прямо во время его исполнения. Исполнения, полного света и таких чувств, которые буду искать потом полжизни.

И позже найду в картинах художников-импрессионистов. Тех дерзких бунтарей, что бросили вызов устоявшемуся искусству XIX века. Но, несмотря на непонимание современников, подарили миру новое видение красоты. Их работы, как и отцовское искусство, учили меня видеть свет в обыденном. Их творчество будто бы оживило мои детские иссохшие акварели и вернуло чувство первой, хрупкой влюблённости в мир.

Ну а для вас, мой читатель, я попытался уже взрослыми красками отобразить свои мимолётные, неуловимые впечатления от его подлинно блистательной игры. И этот маленький рассказ, раскрывающий одну из граней моих стихов «Отцовское поле», всего лишь попытка понять своего отца, попытка собрать и увековечить его образ из осколков собственной памяти.

«Мексиканские страсти» — речь пойдёт о мелодии популярной мексиканской песни «Челита» (Cielito Lindo). Русский, адаптированный вариант этого народного произведения отменно исполняла Клавдия Ивановна Шульженко. Неподражаемая и любимая певица наших мамы и папы, прошедшая всю войну в составе фронтовых концертных бригад. Возможно, фрагмент текста той песни (припев), приведённый мною ниже, напомнит вам и о ней. Отец же мой, Борис Иванович, виртуозно, в стиле огненного испанского фламенко играл эту композицию на русской классической семиструнной гитаре. Это был, друзья мои, прирождённый артист, способный разжечь все краски любого шлягера.

Возможно, мы, как и всякие дети, порой воспринимали его талант как нечто само собой разумеющееся, но стоило отцу взяться за гитару, как мы замирали в восхищении. Иногда в нашем домике случались небольшие концерты, когда заходили друзья отца. Собирались спонтанно — зимой часто в зале под ёлкой. На уютной кухне у тёплой печи за мамиными пирогами. А летом, в жаркие вечера, у роскошного цветника в саду. Или под плакучими тенистыми ивами на широком деревянном топчане (диване). Бывало, что и наши школьные друзья, мальчишки и девчонки самых разных возрастов присутствовали при этом. Выступал отец и в различных клубах, на праздничных концертах. С различным репертуаром. Но, друзья мои, подлинным его шедевром в моих глазах было исполнение именно «Челиты» в страстном испанском ключе.

Ай, ай, я-яй!
Что за девчонка!
На всё тотчас же
Сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!

Вы бы только видели, как подлинный мастер делал это! Чтобы найти нечто похожее на его стиль, я сам «перелопатил» в интернете более ста пятидесяти вариантов гитарного исполнения темы из песни «Cielito Lindo». Но о нём мне напомнила разве что игра великого испанца Пако де Лусия, да виртуоза Тони Бальярдо из Gipsy Kings. Гитара в руках моего папы рисовала нам, детям, совсем уже взрослую историю любви и страсти. Любви к самой — подчас ненастной, но чертовски прекрасной жизни. Звучала её душа и пели её струны. Раскатисто, щемящими сердце оттенками отвечало им её отзывчивое тело. Отец, завершая музыкальные фразы, серией полных экспрессии аккордов проходил по всему гитарному строю, расставляя все точки над «и» в своей «партитуре». А в нужный момент с шиком переворачивал гитару, придерживая за гриф, и выдавал «чечётку» руками по нижней деке. Она отвечала ему томно и гулко, словно соскучившись. Затем, ловко скользнув рукой по корпусу, он возвращал свою подружку на место. Без стеснений обнимая нежные изгибы её блестящего тела. Будто лаская, успокаивая её...

Быстрые пальцы артиста, словно языки пламени, магически скользили по струнам. И вот уже отчётливо представлялось мне, как лёгкий и стремительный образ оживал под рукой мастера. И сама юная Челита вбегала в наш маленький зал, подхваченная ритмом его инструмента. И уже улетала куда-то моя голова от пьянящего аромата чёрной мексиканской ванили. Моё сердце колотилось в висках, как каблучки алых туфелек танцовщицы. И видел я, что с достоинством лавирует она по крашенным терракотовым половицам. А цепкие папины руки плетут невидимое кружево жизни. По его воле с волнением вздымается её грудь, но она лишь смеётся ему в ответ. Оставляя в памяти каждый взмах чёрных ресниц, переплетения рук, летящие складки платья, звон браслетов и чёрт знает что ещё из своих богатств, включая полёт стремительных своих ножек. Она зовёт и манит меня в свою волшебную страну с каждым аккордом, поворотом головы, завораживающим шелестом невесомого шёлка, до сих пор оставляя во мне трепетать моё удивлённое сердце...

Его гитара отжигала мелодию радости, парадоксально — до отчаяния, на пределе. Она говорила о страсти, а танец Челиты — о свободе. И на моих глазах писалась история, полная жизни. За внешней выдержанностью — сила природной стихии. Но горделивая отцовская посадка и невозмутимая отрешённость старались не выдать себя, не дать ни малейшего повода. Таковы были неписанные правила этой игры. Молчание было красноречивее слов. В то время как пальцы крепких рук по-прежнему «рвали» струны на испанский манер, в зеркале глаз твоих виделась мне та глубина и мощь, что открывала в тебе музыка. И это действо превращало тебя... в gran artista*, полного энергии. В человека, которого я недостаточно знал, силясь только понять. Как самую желанную ты удерживал в руках ту стихию, слившись с семистрункой в единый живой монумент*. Так и оставшись вместе со своей любимицей творить эту вечную мелодию в моей голове...

Иногда властитель души моей искренне, с юношеским задором пел под свой аккомпанемент. Как всегда во время творческих посиделок отпуская тёплые, искромётные шутки. Он шутил так же вольно и щедро, как и дышал. И тогда, в те давно уж исчезнувшие мгновения, глаза у него светились. Словно какие-то озорные звёздочки ухахатывались в них. Забористого темперамента у отца хватило бы за любого испанца. Говорят, что однажды, когда Борис Иванович был совсем ещё  молод, то в споре-ссоре с какой-то упёртой дамочкой он всё-таки не устоял и разбил свою старую гитару о печку. Её струны всхлипнули в последний раз, она раскололась и тут же, не успев опомниться, очутилась в жаркой топке... Жизнь — вечная драма! Ну что же, это был более чем живой человек — со всеми своими неподдельными страстями. Такие люди, как любовь с первого взгляда, запоминаются раз и навсегда. И я думаю, что именно он, его неподдельное отношение к музыке, к её способности заглядывать за горизонты сознания, повлияло на моё трепетное отношение к ней... Как к благословенному чуду, данному нам свыше...


~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
*Мною предложено название поджанру подобной поэтической прозы мемуарного характера: «Поэма памяти» (14.10.2025).

*Gran artista* — (исп.) большой артист;

*Живой монумент* — эта идея связана с уравнением Эйнштейна E = mc2, которое утверждает, что энергия и материя (масса) эквивалентны. В то время как в классической физике превратить энергию в вещество невозможно, в квантовой физике, напротив, энергия способна совершенно «волшебным образом» превращаться в материю при соблюдении определённых условий.


© Юрий Чухрай, 2025 г.

Иллюстрация: © Юрий Чухрай, 2025 г.