На сплетённых пучках из соломы

Я спустилась бы в сад по ступеням, где факелы тают
Рыжим льдом на сплетённых пучках из соломы кенаф,
Где высокими мальвами тени баюкают память,
Как баюкает мать, перед сном в череде искупав,
Грудничка…
И орнамент со стен побежал бы за мной чёрной кошкой
То ли в поисках неба над стержнями грозных секвой,
То ли просто подальше от рыжей капелью истёкшей
Сиротливости каменных стен в тишине гробовой.
Я бы вышла, как замуж за первого встречного, в люди.
Их костры в заселённой вождями долине влекут
У обрыва сидеть на песке и под звёздами думать,
Ощущая в дыхании ветра вселенскую грусть,
То про алые маки под полной луной, то про клевер…
Только страх поломал ржавый ключ от парадных ворот.
Я опять начала не с начала. Мой опыт плачевен.
Рыжим льдом на сплетённых пучках из соломы течёт
Пустота.

Я спустилась бы в сад
по ступеням,
где факелы тают
рыжим льдом
на сплетённых пучках
из соломы кенаф,
где высокими мальвами тени
баюкают память,
как баюкает мать,
перед сном в череде искупав,
грудничка…

И орнамент со стен
побежал бы за мной
чёрной кошкой
то ли в поисках неба
над стержнями грозных секвой,
то ли просто подальше
от рыжей капелью истёкшей
сиротливости каменных стен
в тишине
гробовой.

Я бы вышла,
как замуж за первого встречного,
в люди.
Их костры
в заселённой вождями долине
влекут
у обрыва сидеть на песке
и под звёздами думать,
ощущая в дыхании ветра
вселенскую грусть.

То про алые маки
под полной луной,
то про клевер…
Только страх
поломал ржавый ключ
от парадных ворот.
Я опять начала не с начала.
Мой опыт плачевен.
Рыжим льдом
на сплетённых пучках из соломы
течёт

пустота.