Однажды...
Однажды ты не приходи.
Не возведи меня когда-то.
Возьми фунт мяса из груди.
Не нужно славы Герострата.
«Взгляни в меня. Ты превращён»,
Во скромности своей поёт он.
И даже если всяк прощён,
Мы не услышим эту йоту.
Но мне почудится строка,
Оставшаяся без ответа:
Пришедшие издалека,
Приснившиеся люди-жертва.
Герои? Ангелы? Но нет…
Закон – для всех без исключенья.
Но льётся молодости свет…
И у любви – одно значенье:
Чтоб не умирал никто.
Девяносто девять, сто.
2.
Подобно первой, смертной пуле,
И остальным, попавшим в труп:
Так человек непредсказуем
Единожды, срываясь с губ.
И Бог, что прячет в тело Дух свой,
Лишь смертью сказан, отравив.
Поскольку нету силы чувству
Всеобещающей любви.
Но эта страсть – твоя ль пропажа?
Кому-то – казнь в Аду – стареть.
Другой в Раю желает, жаждет.
Тебе ж – гадая умереть.
Ты – Дух святой в земном обличье,
И ты уходишь навсегда,
Чтоб возвратиться без кавычек,
Без тела, страха и следа.
3.
Как будто ты из песни вышел,
Но вновь войти в неё – табу.
И снова хочется услышать:
«Из Моцарта нам что-нибудь».
И я прочту в ключе последнем,
Чтоб для него воскреснуть вновь,
Одно его стихотворенье
Про троекратную любовь.
Он эту храбрость заработал –
Не просто выскочка-писец.
Он, как ребёнок, понял что-то –
В минуту смерти, наконец,
В незавершённом разговоре.
И ради красного словца:
Здесь друг о друге пишут двое,
Но не то первого лица.
4.
Мне в Эру встречехристианства, -
Совсем нигде, зато сейчас.
Того хотят там, где сломался
И самый изгнанный из нас.
Там проживают чьи-то жизни,
И чувство праведника спой
На благо этой, новой жизни.
Так повелел любить Господь.
В Раю порядок перевёрнут.
Ему не скажешь: «Отвернись».
И даже тождество Нагорной –
Разгаданная чья-то мысль.
И ты, и все, и даже люди,
Что рядом с Моцартом проходят,
Пьют преждевременную смерть.
И Реквием, в котором значит
Не тот, о ком, а тот, кто плачет,
Пусть не сыграют обо мне.
Свидетельство о публикации №125091900062