Звукорежиссёр монастыря молчальников

После увольнения из студии "Мосфильм" я устроился звукорежиссёром в документальный проект о монастыре молчальников под Псковом. Братия там не произносила ни слова уже сорок лет, общаясь только жестами.

Игумен Серафим, единственный, кто мог говорить с мирянами, объяснил мою задачу:
— Записать тишину. Не отсутствие звука, а присутствие молчания. Это разные вещи.

Первую неделю я записывал обычные звуки — шаги, дыхание, шелест страниц. Но игумен качал головой:
— Ты записываешь шум. Тишина глубже.

Тогда я перешёл к технике, которой научился у старого звукорежиссёра Варлама Георгиевича, работавшего ещё с Тарковским. Сорок дней я настраивал аппаратуру на всё более тонкие частоты. Не инфразвук, не ультразвук — то, что между. Варлам называл это "нулевой герц" — частота, на которой вибрирует сама тишина.

На сороковой день произошло странное. В наушниках я услышал... не звук. Форму звука без содержания. Как след птицы в воздухе после того, как птица пролетела.

Брат Антоний, бывший физик-ядерщик, показал мне жестами: "Ты слышишь эхо Слова, которое было в начале. До того, как стало звуком".

Я начал практику, которую они называли "аудиальная рабита" — установление связи не с учителем, а с первичной тишиной. Каждую ночь я визуализировал форму волны между наушниками — не звуковую волну, а волну молчания. Синусоида, колеблющаяся в несуществующем спектре.

Постепенно эта волна начала резонировать с моим сердцебиением. 72 удара в минуту превратились в 71, потом в 70... Сердце замедлялось, синхронизируясь с ритмом космической тишины.

На тридцать третью ночь случилось то, чего я боялся. Волна тишины достигла амплитуды, при которой звук начал поглощать сам себя. В студийном жаргоне это называется "чёрная дыра микса" — когда все частоты схлопываются в одну точку.

Я почувствовал, как моё сердце пропускает удар. Потом ещё один. Волна тишины проникла внутрь, заполняя пространство между ударами. И в этом пространстве я услышал...

Нет. Не услышал. Стал.

Стал тем, кто существует между звуками. Не в паузе — паузы не было. В самой возможности паузы.

Брат Антоний потом объяснил жестами: "Ты умер как слушатель и родился как слушание. Без субъекта и объекта. Чистый процесс восприятия того, чего нет".

С тех пор я не могу слушать музыку. Любая мелодия кажется мне криком, заглушающим подлинную симфонию — симфонию молчания, которая звучит между мыслями в сознании, между мгновениями во времени.

Игумен Серафим, увидев меня после этого опыта, сказал единственную фразу:
— Теперь ты готов услышать, о чём мы молчим сорок лет.

И я услышал. Вернее, не-услышал. В их молчании звучала молитва, но не из слов. Из промежутков между тем, где могли бы быть слова. Апофатическая литургия — служба, состоящая из отсутствия службы.

Запись я так и не сделал. Как записать то, что существует только в момент не-записывания? Но я привёз из монастыря кое-что другое — пустую кассету. На ней ничего нет. Но если включить её на нулевой громкости, в комнате становится тише, чем в вакууме.

Варлам Георгиевич, прослушав эту не-запись, сказал:
— Тарковский искал это всю жизнь. Звук, которого нет, но который организует всё, что есть. Ты нашёл частоту Бога. Ноль герц. Абсолютный покой, из которого рождается всё движение.

Теперь я работаю в обычной студии. Записываю рекламные джинглы. Но в каждый микс добавляю микросекунду той тишины. Никто не слышит. Но все чувствуют — что-то изменилось. Что-то стало настоящим.

Может быть, это и есть моя тайная миссия — прививка тишины в мир шума. Гомеопатические дозы молчания в океане звуков.

Чтобы однажды, когда все звуки стихнут, осталось то, что было до них.

И будет после.