Сердца гор боярышник Бештау и Машука

ПРОЛОГ — ВРАТА АЛОГО СВЕТА

Я иду тропой, и вдруг склон загорается красным.
Это не огонь, не закат, не знамя —
это куст боярышника, полный алых сердец.
Они висят тяжёлые, готовые к дару.
В каждом — пульс, в каждом — дыхание гор.

Я поднимаю взгляд и вижу:
Бештау держит эти сердца, как мать,
в ладонях своих пяти куполов.
Я подношу плод к губам,
и вкус мягкий, сладкий, как воспоминание о детстве.
Он соединяет меня с землёй и небом.
Он не ягода — он сердце, вынесенное наружу.

Вечером я иду по Машуку,
и там тоже встречаю боярышник.
Но он другой:
мелкий, терпкий, с лёгкой кислинкой,
словно мудрец, который прошёл больше дорог.
Он говорит иначе, чем Бештау,
но его голос не слабее.
Это диалог вкусов, оттенков,
мелодия, в которой звучит вся земля.

Я понимаю:
эти плоды — не случайность,
это сердца гор, что бьются и в нас.
Алое сияние кустов — это врата,
врата, через которые
человек входит в ритм вечности.

Я вдыхаю аромат осени,
и слышу, как алые сердца поют.
И эта песнь зовёт меня к слову,
словно к храму из живых ягод.
Так начинается мой путь в цикл:
от плодов к свету, от вкуса к вечности,
от гор к сердцу человека.


---

I. БЕШТАУ — МЯГКОЕ СЕРДЦЕ ОГНЯ

Склон Бештау светится гроздьями алого.
Боярышник там крупный, мягкий, сладкий,
словно сама гора вынесла сердце наружу,
и подарила его путнику без просьб.

Я беру плод в ладонь —
он тёплый, как дыхание горы.
Вкус мягкий, полный,
он не ранит, не спорит,
а принимает и обнимает.

Я ем ягоду и чувствую:
сердце моё совпадает с её ритмом.
Бештау дышит во мне.
Каждый сосуд наполняется светом.
Алый цвет переходит в кровь,
и кровь начинает петь.

Птицы клюют ягоды рядом,
и их крылья звучат как аккорды в унисон.
Ветер касается кустов,
и они отвечают шепотом сердец.
Эта музыка слышна не ушами, а телом.

Боярышник Бештау —
это не плод, а молитва в красном.
Он напоминает:
сердце может быть мягким и сильным одновременно.
Сладость его — это не слабость,
а полнота дара.

Я стою на склоне,
и вокруг меня пылают алые огни.
И я понимаю:
это не кусты, а сам Бештау,
который дарит мне своё сердце.


---

II. МАШУК — ТЕРПКОЕ СЕРДЦЕ ВЕТРА

На склонах Машука — те же алые огни,
но они другие.
Ягоды мельче,
их вкус терпче,
в них есть лёгкая кислинка.

Я беру плод,
и он словно говорит:
«Не всё даётся сразу.
Возьми меня — и ты почувствуешь путь».

Вкус Машука —
это не лёгкость дара,
а испытание, вопрос к сердцу.
Он будит память,
он не гладит, а ведёт.

Я ем ягоду,
и вместе с кислинкой чувствую ясность.
Склон Машука строже.
Его боярышник — как учитель.
Он не убаюкивает сладостью,
а открывает глаза на глубину.

Терпкость — это мудрость.
Кислинка — это напоминание о пути.
В этих плодах меньше мягкости,
но больше горизонта.
Они не обнимают —
они направляют.

Я стою вечером на Машуке,
и красные гроздья сверкают в сумерках.
Они как звёзды, упавшие на кусты.
Их свет холоднее,
но в нём есть истина.

Машук дарит сердце иное —
сердце ветра,
сердце пути,
сердце испытания.
И я принимаю его вкус,
как принимают строгую правду.


---

III. ДИАЛОГ ДВУХ СЕРДЕЦ

Бештау и Машук встречаются в плодах.
Один дарит мягкость и сладость,
другой — терпкость и ясность.
И оба — сердце, вынесенное в алый свет.

Я держу в руках два плода.
Один гладкий, крупный, как полная луна.
Другой — меньше, скромнее,
но в нём спрятан ветер.

Они говорят разными голосами.
Бештау шепчет: «Обними».
Машук отвечает: «Пойми».
И вместе они создают аккорд.

Я ем поочерёдно ягоды,
и во мне звучит дуэт.
Сладость и терпкость соединяются,
как два крыла у одной птицы.

Вкусы спорят и соглашаются.
Сладость смягчает резкость.
Кислинка пробуждает сладость.
Они не противоположны,
они дополняют друг друга.

Я понимаю:
это диалог гор,
диалог сердец,
диалог самого Кавказа.

В этих плодах — история земли.
В них — два ритма,
два дыхания,
два пути.

И я принимаю оба,
потому что полнота — в единстве.
Бештау и Машук поют вместе.
И их хор звучит во мне.


---

ЭПИЛОГ — АЛЫЙ ХОР ВЕЧНОСТИ

Вечер гаснет,
но кусты боярышника горят,
как факелы на границе дня и ночи.
И я понимаю:
их свет не угаснет.

Они будут гореть до снега,
и даже под снегом будут хранить
свою алую тайну.
И весной они вновь раскроются.
Это круг, который не прерывается.

Я ухожу,
но сердца гор идут со мной.
Они звучат в крови,
они светят в глазах,
они остаются в памяти.

Боярышник — это не ягода.
Это язык вечности,
с которым разговаривают горы.
Он не требует перевода.
Он звучит прямо в сердце.

Я благодарю Бештау за мягкость.
Я благодарю Машук за мудрость.
Я соединяю их в себе.
И их алые огни становятся моим ритмом.

Эпилог не закрывает книгу.
Он лишь открывает новые врата.
Алый хор звучит,
и я знаю:
он не кончится.

Потому что сердца гор
поют не для слуха,
а для вечности.
И в этой вечности
мы все становимся их голосами.


---