Ничего в костылях, сын, постыдного нет

Он бы с томной улыбкой вернулся домой
На рассвете январского дня,
Белым снегом смывая с солдатских сапог
Покорённых опорников прах.
На обеих ногах он бы встал у крыльца,
Где морозом увенчан покой,
Где отцовская яблоня братьев сердца
Силой лечит своей колдовской.

Но пожухлой листвой фронтовые сады
Облетают в безрадостный час,
И глаза, как дождливая осень, черны,
И костыль в ветошь листьев увяз.
Покалеченный штурмом один на один
С утомлённостью бьётся солдат.
Он готов научиться ходить без ноги,
Но не может с собой совладать.

Осень словно ещё один замкнутый круг
Страшных мыслей о тех, кого нет,
Чей не вечный огонь слишком рано потух,
А ему бы гореть и гореть,
И судьбой бы назвать безутешный итог,
И забыть, как снаряды свистят,
Как ложатся на землю солдаты без ног,
Как отводят испуганный взгляд. 

Затихают в родном палисаде шаги,
И срываются с листьев слова
Заклинаний на мирную жизнь, вопреки
Той беде, что приносит война.
Разливается яблоня памятью лет,
И отец говорит, как живой:
«Ничего в костылях, сын, постыдного нет.
Даже если и стыдно порой».