Критический обзор Несовершенней самой себя

.




#школа_сонета_критические_обзоры_2025


ЗЕРКАЛЬНОЕ  (автор: Kgh http://stihi.ru/2025/07/10/2143 )


«... и ты была и светом и водой...
... и ты была и тенью и движеньем...
... была стрелой, охотником, мишенью...
... и древней, как волна, и молодой,

как звук её... Всегда несовершенней
самой себя... Теперь твоя ладонь
черпает ветер. Тысячи ладов
его рождались эхом отражений.

Пускай твои шаги в наш ритм бесед
на мокрой гальке не оставят след,
след на ноге солёным поцелуем –

мгновенью от того, что на века».
Прибой. Ночь. Море. Первая строка
о Зеркале, достойном Полнолунья.




НЕСОВЕРШЕННЕЙ САМОЙ СЕБЯ: сонет Kgh как форма вечного становления


Представленный сонет Kgh, будучи подчинённый классическому канону четырнадцати строк, одновременно являет собой дерзновенный выход за его формальные пределы через введение «пятнадцатого», условного, апофатического стиха, функционирующего как метапоэтический комментарий и ключ, – есть не что иное, как напряжённое философское исследование фундаментальных категорий бытия: тождества и различия, сущности и явления, временного и вечного, воплощённое в зеркальной метафоре, которая пронизывает текст на всех его уровнях, от фонетического до образно-символического.

Уже в первой строке, обрушенной в пространство текста многоточием, указывающим на его причастность к некоему непрерывному, вневременному диалогу («...и ты была и светом и водой...»), мы сталкиваемся с парадоксом, когда субъект («ты») лишён устойчивой определённости, существуя в состоянии чистой потенциальности и метаморфозы, будучи одновременно абстрактным «светом» и конкретной, телесной «водой», что отсылает нас к досократическим поискам первоначала, но с феминистской интонацией, привносящей тему творящего лона. Это диалектическое движение достигает своей кульминации в четвёртом стихе («... и древней, как волна, и молодой, // как звук её...»), в котором антиномия древнего/молодого разрешается не через синтез, а через со-присутствие, через одновременность, аналогичную природе самой волны, которая есть вечное возвращение одного и того же, но всегда в новой, уникальной форме, а её звук – это всегда первый звук, что позволяет автору ввести центральный для всего текста концепт «несовершенства» как высшей формы бытия-в-становлении: «Всегда несовершенней // самой себя...». Данная формула – «несовершенней самой себя» – является квинтэссенцией не аристотелевской, а именно платоновской традиции, в которой чувственный мир есть лишь несовершенная копия мира идей; однако здесь эта несовершенность не умаление, а атрибут динамической, живой сущности, вечно ускользающей от статичной самотождественности, что находит своё выражение в грамматической форме сравнительной степени, указывающей на незавершённый, длящийся процесс.

Пространство сонета трансформируется от космогонических обобщений к конкретике почти тактильного переживания во втором катрене  («Теперь твоя ладонь // черпает ветер»), где «теперь» выступает не как точка на линейной временной шкале, а как момент настоящего, вобравшего в себя всю полноту прошлого, а действие «черпания ветра» становится актом символического присвоения неуловимого, дематериализованного элемента, который, однако, порождает «тысячи ладов» – отзвук, музыку, строй, рождённые «эхом отражений», выстраивая, таким образом, сложнейшую цепь: ладонь (материальное) ; ветер (стихия невидимая, но ощущаемая) ; лад (абстрактная гармония, порядок) ; эхо (акустическое отражение).

В терцетах напряжение между вечным и мгновенным обретает трагически-примиряющую интонацию: говорящий принимает невозможность запечатлеть сиюминутное («Пускай твои шаги в наш ритм бесед // на мокрой гальке не оставят след»), где «мокрая галька» – это идеальная поверхность для мгновенного отражения, но и для мгновенного исчезновения, а «след» метаморфозируется в «след на ноге солёным поцелуем – // мгновенью от того, что на века», – фраза, чья синтаксическая прерванность и грамматическая сложность требуют усилия прочтения. Здесь «след» – это уже не оттиск на песке, а отпечаток-ощущение на теле («на ноге»), оставленный «солёным поцелуем» моря, – метафора самого мгновения, наделённого, однако, силой вечного («на века»); таким образом, мимолётное прикосновение становится знаком, наделённым вневременной значимостью, а акт восприятия и переживания этого прикосновения приравнивается к акту творения, фиксации ускользающего бытия.

Финальное завершение, оторванное от основной строфики: «Прибой. Ночь. Море. Первая строка / о Зеркале, достойном Полнолунья», – функционирует как эпифеноменальное резюме, в котором три номинативных предложения, лишённых сказуемых, возвращают нас к изначальной, дологичной стихии бытия, к его фундаментальным элементам, а самоценность «Первой строки» утверждается через её соотнесённость с абсолютным «Зеркалом» – Полнолунием, которое в мифопоэтической традиции является верховным символом цельности, завершённости и чистого отражения, не нуждающегося в интерпретации.

Следовательно, весь сонет предстаёт как грандиозная метафора творческого акта: поэзия, подобно лунному свету, является не первичным светом-источником (Солнцем), а светом отражённым, вторичным, «несовершенным», однако именно в этом зеркальном преломлении, в этой игре «эхов отражений» и рождается та многоголосая, тысячеладная гармония, которая способна уловить и выразить диалектику мгновенного и вечного, оставив не материальный след на гальке, а «солёный поцелуй» – неизгладимый след переживания – на самой ткани мироздания.




.