О стихах

В защиту живого слова:
книги поэзии Лианы Романовой «О бесконечном» и «Обернись»

(Литературоведческая статья Селены Скрипт)

         Современный мир всё стремительнее погружается в пучину информационного шума.
          Короткие сообщения, обрывочные новости, поверхностные впечатления — всё это создаёт иллюзию насыщенной жизни, но на деле лишь опустошает душу человека.

          В этом потоке цифровых сообщений особенно остро ощущается потребность в подлинной поэзии, способной остановить мгновение и заставить задуматься.
          Поэзия Лианы Романовой — яркий пример того, как современное поэтическое слово может противостоять информационному шуму.

         Её стихи обладают удивительной способностью концентрировать смыслы, где одна строфа порой несёт нагрузку целого романа.
      
          Почему Романова? Уникальность творчества поэтессы заключается в нескольких ключевых аспектах: глубина мысли в сочетании с лаконизмом формы, эмоциональная насыщенность каждого произведения, универсальность тем, понятная каждому читателю, философская глубина при доступности изложения.

         Стихотворения Лианы Романовой поражают своей способностью: останавливать время в мгновении, проникать в глубины человеческой души, заставлять задуматься о вечных ценностях, противостоять поверхностности современной культуры.
      
        Среди наиболее ярких работ можно выделить:«Смот ри в окно» — философское размышление о времени, «Прости, страна», «Батальоны просят огня», «Ты живи солдат» — гражданская лирика с глубоким подтекстом, «Бесконечно долго вьюжил липкий снег» — исследование одиночества, «Вижу» — глубина любовной лирики, «О бесконечном», «Будь счастлива здесь» — переплетение личных воспоминаний с размышлениями о судьбе и вечности бытия, «Своё сердце теперь храню на полке» — метафизика боли, разрушение канонов любовной лирики, «Париж?»  — идея культурной идентичности, «Отчего» — философская лирика с элементами пейзажной поэтики.

         Это поэзия для всех и каждого.
         Произведения Романовой не делят читателей по возрасту или жизненному опыту. Её стихи находят отклик: у молодых — в поиске себя, у зрелых — в осмыслении прожитого, у мудрых — в понимании вечных истин.
        В эпоху коротких сообщений и мгновенных впечатлений особенно важно помнить: одно стихотворение может нести смысловую нагрузку, превосходящую сотни SMS.
        Поэзия учит думать, чувствовать, сопереживать.
        Чтение поэзии — это не просто хобби, а необходимость для сохранения человечности в век цифровых технологий.
 
        Лиана Романова — яркий пример того, как современное поэтическое слово может противостоять информационной энтропии, предлагая читателю путь к самопознанию и духовному росту.

        Знакомясь с творчеством Лианы Романовой убедитесь лично в том, что настоящая поэзия жива и способна преображать души даже в самый технологичный век.
       
        Её поэзия необходима тем, кто устал от сложных метафор. Её поэзия — чистый кислород, где «счастье гуляет светлой дымкой».

       Это — не слова, а прикосновения к шрамам времени. Лиана Романова пишет так, будто вытаскивает из карманов прошлого обрывки писем, запахи школьных коридоров и осколки эпох.

       Её поэзия — это не исповедь, а археология памяти, где каждая строчка — кисточка, смахивающая пыль с забытых вещей.

       Романова не кричит о войне — она показывает, как она въедается в кожу: здесь нет батальных сцен — только портреты тех, кто «засыпан снегом лежит», но чьи мечты «лентой атласной» вплетены в историю.
       В стихах о потере скорбь звучит как шепот на грани тишины. Смерть здесь — не конец, а трещина в реальности, сквозь которую пробивается память.
Её поэзия — не тексты, а ткацкие станки, где нити прошлого и будущего сплетаются в узоры, которые можно читать на ощупь. В двух ключевых работах — «Время» и «О бесконечном» — Романова превращает абстракции в материю с запахом пыли, крови и дождя.

       «Время»: невидимый ткач и звёздная пыль в швах, стихотворение начинается с алхимического определения: «Время — ткач, только нити невидимы, / Каждый выбор — как новая нить».
        Здесь время — не тиканье часов, а живой организм, где судьбы вышиты «золотой парчой» полей, но пропитаны «пылью звёзд». Романова не философствует — она вскрывает механизм: «Не удержишь, коль книги прочитаны, / Если шил не во имя любви».
       «Шил» — ключевой глагол. Время у неё не течёт — шьёт, оставляя стежки-следы: «малахиты и рубины» на тропках памяти. Финал — не итог, а петля: «Чтоб, как свет, добротою воскреснуть / Новым днём, ни на что ни смотря».
       Воскрешение через доброту — не мораль, а техническое условие для продолжения ткани.

       Стихотворение «О бесконечном»: снесённые дома как порталы. Это — архитектурный чертёж утрат. Романова начинает с разрушения: «В моей душе — снесённые дома, / Тенистых двориков почтенные беседки».
Бесконечное у неё не абстрактно — оно живёт в деталях, которые пережили распад: «Виньетки фото» — не снимки, а «двери в комнаты, где смеялись»; «Стол, раскрытый в душном метраже» — метафора тесноты бытия, где даже салфетку не поднять; «Ветки, тёмной ночью, допоздна / Стучат в стекло» — голоса прошлого, которые «оставляют метки», как шрамы.
        «Война» здесь возникает не через взрывы, а через трещины в обыденности: «Где доски заменяют табуретки, / И гости, как в курятнике — наседки».

         Бесконечное — не вечность, а способность видеть связь между свадьбой соседки и гробом на табуретке: «И сильная высокая вода / Несёт корабль по волнам кругосветки, / Но в памяти — те запахи дождя».

        Что общего между «Временем» и «Бесконечным»?
        Швы вместо линий. Оба текста сшиты грубыми метафорическими нитками: в «Времени» — «память зим» как якоря; в «О бесконечном» — «провода, качаемые ветками лип», как струны для диалога с мёртвыми.
        Романова апеллирует деталями-призраками, оживляет не людей, а предметы-свидетелей: «Книги прочитаны» — но не закрыты, ведь их «шитьб;» длится; «Мелкие звенящие монетки» — брошены не в фонтан, а «к ногам танцующей соседки», став жертвой времени.
       Её цикличность рисуется через распад: бесконечное — не бессмертие, а способность распадаться и собираться заново: «И смех летел из той же всё беседки» — круг замкнулся: руины стали колыбелью для новых историй.

      Почему это не поэзия, а инженерия памяти?
      Потому что Романова: конструирует мосты из обломков («пыльцой цветущих лип» скрепляет эпохи); измеряет вечность не световыми годами, а «дыханьем былого дождя»; патентует формулу: бесконечность = внимание к деталям ; мужество помнить.
Её стихи — инструкция по сборке мира из того, что осталось: «Начнут всё снова завтра мои дети / Там, где оборвалась нить» («Начнут всё снова завтра…»).

      Ещё отмечу стихотворение: «Терпения, мой друг! Терпения!» Этот текст — гимн стоицизму в мире, где «ветер всё «крушит, и крушит, и крушит». Романова цитирует Александра Меня: «Терпение — это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали», — но добавляет своё: «Терпение есть победа и преодоление…». Здесь нет призыва смириться — только напоминание: даже в «аду пожарища» можно остаться человеком.
       «Терпение сильнее храбрости, / В большом пути — оно маяк. / Преодолеет сотню напастей». Здесь терпение — не пассивность, а оружие. Сравнение с «дождиком, крапающим по крыше» и «пар из клапана» создаёт образ мира, где даже тишина — форма сопротивления.
   
       Романова не пишет о войне — она рисует её последствия на лицах выживших: — «Парень на дне окопа» — история не героя, а того, кто «ловит гранаты» в одиночестве. Романовой хватает одной строки, чтобы вогнать читателя в дрожь: «Солдат с русским именем Лёха / И ранен, и оглушён».
      
       Здесь нет метафор — только фактура войны: «земля, сжимаемая ладонью», и коптер, несущий смерть вместо огня.
Война: не героика. Романова избегает батальных сцен — её война живёт в деталях-призраках:— «Парень на дне окопа» — не о подвиге, а о одиночестве перед лицом абсурда: «И сердце стучится о рёбра, / И миг уже предрешён».

        Здесь нет пафоса — только «холодная злоба» неба и гранаты, которые герой ловит «голой рукой», будто играет в русскую рулетку с судьбой.
В её «Будь счастлива здесь» — голос лирической героини сливается с эхом поколений: трансляция боли через ДНК, где «кровавый пот» на висках солдата становится наследственным кодом. Диалог с предками становится исповедью.

       «Синь воды уходит на покой» — не о природе, вода здесь — метафора ускользающей жизни: река, как жизнь, струится в никуда, уход «на покой» — не финал, а переход в иное состояние, где пеной станет то, что было болью.

      «Особенная мета» - стихотворение-парадокс о поиске смысла в мире, где «все дороги ведут в тупик»: Финал обманчиво прост: «Особенная мета — в тебе». Не место, а состояние души как точка отсчёта.

       Стихотворение «Своё сердце теперь храню на полке» представляет собой яркий пример того, как автор переосмысливает вечную тему потери через призму современного восприятия.
       Трагедия потери в современном поэтическом дискурсе.

       В творчестве Лианы Романовой особое место занимает тема утраты близкого человека.
       Стихотворение «Своё сердце теперь храню на полке» представляет собой пронзительное исследование глубины человеческого горя и процесса переживания потери.

       Центральным образом произведения становится сердце, помещённое на полку рядом с «золотыми часами» — символом памяти об ушедшем человеке. Метафора часов приобретает особое значение как хранитель времени, в котором ещё существовал любимый человек.

      Образ сердца, приколотого как бабочка, символизирует застывшее в моменте горе.
      Стихотворение построено на контрасте между желанием сохранить память о близком человеке и невозможностью принять реальность утраты.
Кольцевая композиция усиливает трагизм ситуации: от хранения сердца на полке повествование возвращается к этому же образу в финале, подчёркивая неизлечимость раны.
      Эмоциональная глубина не отпускает читателя.
      В стихотворении доминирует мотив физической боли, отражающей душевные страдания: «грудную клетку ломает», «опояшет болью».

      Лирическая героиня воссоздаёт в воображении привычные сцены («прихожу к тебе, представляю: сидишь на диване, куришь»), но сердце, как живое существо, напоминает о необратимости потери.
      Романова использует современный язык («мозолит», «таращусь, как сыч»), что делает стихотворение созвучным переживаниям современного человека.
      Повторы («глажу, глажу», «и туда-сюда») создают эффект зацикленности, характерной для процесса горевания.
 
     Философский аспект проявляется в финале стихотворения автор задаётся вопросом о природе человеческих чувств: «Почему же оно не каменное?»
Этот риторический вопрос поднимает проблему невозможности заглушить боль утраты, даже когда разум принимает произошедшее.

     Стихотворение Лианы Романовой — это глубокое исследование процесса переживания утраты, где личная трагедия становится универсальной историей человеческого горя.
     Автор создаёт пронзительный образ, заставляющий задуматься о хрупкости жизни и силе памяти.
     Произведение демонстрирует, как через метафорическое изображение физического страдания поэт передаёт неизмеримую глубину душевной боли от потери близкого человека, делая это переживание понятным каждому читателю.

     Поэзия Романовой даёт ощущение, что вы нашли старую аудиокассету с голосами тех, кого нет. И пока плёнка не порвалась, их смех, плач и шёпот будут звучать — как стихи Романовой, которые «ежеминутно и ежечасно» напоминают: память жива, пока тень от лампы рисует профиль на стене» (свет давно погас, но силуэт остался, как шов между «вчера» и «никогда»), пока лист падает в ту же лужу» (круг замкнулся: осень повторяет осень, а отражение в воде хранит лица тех, кто «ушёл, не допив чай»).
   
     «Память жива, пока снег пахнет детством» — где запах становится ключом к дверям, которые «время заколотило досками».

      Её стихи — не строчки, а осколки зеркал, в которых отражаются утраченные эпохи.
      Лиана Романова не пишет — собирает рассыпанные часы, где вместо стрелок — детские слёзы, запах фронтовой земли и трещины на ладонях тех, кто выжил. Её поэзия — это попытка спасти ускользающее через точность деталей и тихий бунт против забвения.

      Что остаётся после чтения?

       Ощущение, что вы нашли чемодан без замка — внутри письма с фронта, засушенные цветы и детские слёзы.

       Романова не даёт утешения — она заставляет смотреть в лицо истории, где «погорельцы кочуют с запада на восток», а «вечный огонь» в Трептов-парке горит не для мёртвых, а для живых, забывающих.
Философская лирика Лианы Романовой: шрамы времени и тишина вечности.
 
     Её стихи — не рифмованные размышления, а хирургические разрезы на теле эпохи, где каждая строчка обнажает нервные окончания памяти. Лиана Романова не пишет о времени — она препарирует его, превращая в череду образов-артефактов. Её поэзия — это диалог с вечностью, где даже тишина становится полноправным персонажем.
 
      Её лучшие стихи — как записи в дневнике, сделанные невидимыми чернилами: они проявляются только когда читатель готов увидеть в строке «Я сегодня проснулась в детстве» не сюжет, а зеркало собственных потерь.

   
     Почему это генетический код эпохи?

     Потому что Романова шифрует боль поколений в образах, которые становятся частью читательской ДНК: снег как «белая амнезия», стирающая границы между жизнью и смертью; флейты нимф — не миф, а звуки утраченных надежд, «что не смогли различить»; серпантин дней — не метафора, а реальный лабиринт, где «ветер по крышам юлит».

     Её строки — это письма из параллельной реальности, где война, любовь и память сплетаются в единый узор, как нити в руках пряхи, а философия становится кожей.

P.S. Помните: одно стихотворение может изменить взгляд на мир сильнее, чем тысяча новостных лент.

Селена Скрипт - литературный критик. 2025