Болгарские поэты Никола Инджов Бразильская мелодия
Никола Инджов (1935-2020 г.)
Болгарские поэты
Перевод: Олег Дмитриев
Никола Инджов
БРАЗИЛСКА МЕЛОДИЯ
Под моста Алмандарес
на мраморния дансинг
бразилска боса нова
танцувахме, и там
японци акробати
и негри тромпетисти
запомниха червения ти шал.
Така започна всичко.
Разказваха ми после,
че са видели твоя
червен блуждаещ шал
в Кохимар или нейде
по Кинта авенида,
а сигурно било е в Санта Фе.
Голяма е Хавана –
отвръщах и замлъквах,
защото бях със тебе
навсякъде, дори
във стаята, където
прозореца разсъмващ
закривахме с червения ти шал.
Какво дъждовно лято
със тебе преживяхме.
Гласът ти оттогава
прилича ми на дъжд.
ний бяхме чуждоземци
и мислехме, че може
родина да ни бъде любовта.
На тропика отчаян
Сънувах снегопади,
събуждах се и виждах
как твоето лице
отишло е далече –
в цъфтежа на кафето,
в големия разлив на Парана.
Представих си как редом
с хамали и студенти
вървиш през полицейски
кордони в месец май.
И как трептиш във боя
като испанска шпага
извадена от ножницата с вик.
О, тоя майски грохот,
утихнал във погрома –
той разлюля сърцето
на континента. Ти
във погледа на Рио
остави за надежда
червения бунтовнически шал.
В моторницата после
той светна като знаме,
което се спасява,
за да се върне пак.
На двадесет години
ти стана емигрантка.
Сънуваше Бразилия до мен.
Ти казваше, че тя е
земя една безкрайна,
сестра на океана,
но в моето сърце
Бразилия за мене
бе ти, такава малка,
загърната в червения си шал.
Отиде си. Не зная
къде те призоваха
суровите закони
на твоята земя.
Зеленоока моя,
Бразилия самотна,
най-милата чужбина на света.
Под моста Алмендарес,
на мраморния дансинг,
бразилска боса нова
остана да звучи.
Японци акробати
и негри тромпетисти,
видяхте ли червения й шал?
Мълчат. И те не знаят.
Животът продължава.
Не може да ни бъде
родина любовта.
Сега по мойте дрехи
намирам ненадейно
отронени ресни от шал червен.
1968 г.
Никола Инджов
БРАЗИЛЬСКАЯ МЕЛОДИЯ (перевод с болгарского языка на русский язык: Олег Дмитриев)
Под мостом Альмендарес
на мраморной эстраде
с тобою босанову
плясали мы, и там
японцы-акробаты
и негры-оркестранты
запомнили шаль красную твою.
Так это начиналось.
Рассказывали после,
что видели повсюду
блуждающую шаль:
в Кохимаре иль где-то
на Кинта-авенида,
а может, это было в Санта-Фе.
„Гавана необъятна...” –
я был немногословен,
поскольку был с тобою
повсюду – даже там,
в той комнате, где часто
рассветное окошко
той шалью занавешивали мы.
Мы пасмурное лето
с тобою пережили,
и с этих пор твой голос
напоминает дождь.
Из разных стран мы были
и думали, что может
стать общей нашей родиной любовь.
На тропике палящем
мне снились снегопады,
и я, проснувшись, видел,
как в яркие кафе,
в цветенье знойных красок,
в большой разлив Параны
ушло твое любимое лицо.
И я себе представил:
как шли с тобою в мае
сквозь цепи полицейских
рабочий и студент,
и вся ты трепетала
испанской тонкой шпагой,
из тесных ножен вырвавшейся в бой.
Пусть этот майский грохот
был заглушен погромом,
но сердце континента
сильней забилось. Ты
тогда во взгляде Рио
оставила надеждой
бунтарскую мятущуюся шаль.
Она в моторной лодке
взметнулась, словно знамя,
ушедшее, чтоб скоро
вернутся навсегда.
Ты стала эмигранткой.
Со мною рядом видишь
в тревожном сне Бразилию свою.
Ее ты называла
бескрайнею землею,
сестрою океана, –
и лишь в моей душе
Бразилия осталась
и маленькой и хрупкой,
закутавшейся в шаль, совсем как ты.
Ушла. Мне неизвестно,
куда тебя призвали
суровые законы
твоей большой земли,
Бразилия – с печалью
в больших глазах. Чужбина,
с которой породнился навсегда.
Под мостом Альмендарес
на мраморной эстраде
бразильской босановы
мелодия гремит.
Японцы-акробаты
и негры-оркестранты,
скажите мне, где эта шаль теперь!
Не видели. Не знают.
А жизнь идет, как прежде.
Но родиною нашей
не может быть любовь.
И на своей одежде
я нахожу случайно
комочки ярко-алой бахромы.
Свидетельство о публикации №125091801305