Эльбрус сердце земли

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

I. ПРОЛОГ — ПУЛЬС ГОРЫ

Я поднимаюсь туда, где ветер режет тишину как тонкая струна,
и понимаю: передо мной не скала, а огромная грудная клетка мира.
Под снегом бьётся сердце — медленное, глубинное, без спешки,
его удары слышны в долинах, где вода вспоминает своё имя.
Здесь карта не из дорог — она из артерий и нервов,
здесь стёжки — это русла, а меж ребер — ущелья и перевалы.
Я встаю лицом к свету и слышу, как гора учит меня дыханию:
вдох — как восход, выдох — как вечер, пауза — как звёздная ночь.
Мне дают закон ритма: удерживай меру, не рвись, не спи,
пусть шаг совпадает с ударом, а взгляд — с горизонтом.
Я пришёл с именем, а ухожу числом в живом узоре,
где каждое число — звук, и каждый звук — сосуд для света.
И если мне суждено сказать здесь единственную фразу,
то пусть она будет простой: «Я слушаю».

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

II. БЕЛАЯ ГРУДЬ НЕБА

Снег не белый — он прозрачный, в нём поселился воздух,
и потому вершина кажется не камнем, а остановившимся облаком.
Я смотрю — и время трескается, как лед на весенней реке,
из трещин выходит сияние, которого нет в словаре.
Тишина здесь — не отсутствие голоса, а голос без шёпота,
она держит тело, как ладонь держит воду: почти не касаясь.
Солнце ломает лучи о грань, и каждый осколок — молитва,
которую слышит даже тот, кто забыл язык своего сердца.
Я стою у кромки света и чувствую хрупкость радости,
как будто радость — это стекло, вынесенное из печи на ветер.
Но гора не ломает — она выдувает форму,
и мой вдох принимает её, как сосуд принимает тёплый мед.
Здесь ничего не обещают, но всё сбывается,
потому что обещания мешают, а сбывается то, что зрелое.
Я ухожу медленно, чтобы не расплескать свет в ступнях.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

III. АРТЕРИИ ЛЕДНИКОВ

Под ногами ходит древний хлад, как память кости,
но внутри этой памяти течёт молодая вода.
Ледники сползают к долинам — не падая, а двигаясь с достоинством,
и этот ход учит меня терпению, больше чем книги.
Синева трещин — как буквы забытого алфавита,
по ним можно прочесть историю света в камне.
Я склоняюсь к кромке льда, и в тишине слышно,
как капля рождается из века и сразу становится дорогой.
Эти дороги не знают пыли, их пыль — сияние,
и любая грязь здесь выдыхается в чистоту.
Я прикасаюсь ладонью и понимаю простую вещь:
движение — это не бег, это долгий наклон к морю.
Гора не спешит, и потому успевает всё,
а я учусь у неё расписанию великой мягкости.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

IV. ГОЛОС ОГНЯ ПОД СНЕГОМ

Снег — это только кожа; под кожей горячая тьма.
Она не жжёт — она держит, как печь держит хлеб до готовности.
Иногда на склонах говорят тёплые ключи,
и тогда становится ясен парадокс: холод поёт языком огня.
Я сижу у чаши и чувствую работу невидимого кузнеца:
сухожилия становятся гибче, сердце — внимательней, взгляд — тише.
Там, в глубине, не угли, а терпение, аккуратный жар,
который не рвёт металл, а даёт ему стать формой.
Я понимаю: сила — это не крик, а точность температуры,
не бросок, а аккуратная длительность усилия.
Голос огня под снегом учит меня не спорить с временами,
а входить в их такт, как в реку входят надёжные мосты.
И я благодарю тьму, которая греет ровно настолько,
чтобы в моём металле не завелась хрупкость.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

V. КАМЕННЫЕ РЁБРА

Склоны — это кости, они держат мир, не требуя славы.
На их полках растут сосны, как строки, записанные терпением.
Здесь архитектура без архитектора: всё выведено ветром и льдом,
все углы оправданы тяжестью, все линии — логикой дождя.
Я иду по ребру, и шаг учится нраву камня:
не суетиться, не сомневаться в несущей способности корня.
Каждый уступ — аргумент, каждая осыпь — напоминание,
что красота — это функция прочности, а не наоборот.
Когда туман затягивает мир, кости продолжают держать,
и в этой верности есть такая ясность, которой хватает на всех.
Я учусь у ребра не мягкости, а честности,
и эта честность неожиданно делает мягче мою речь.
Камень не обнимает, но он не бросает —
и это лучший вид тепла, что я знал.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

VI. ОКО ВЕЧНОСТИ

Иногда вершина смотрит прямо — без перевода,
и тогда любые слова кажутся мукой для воздуха.
Око горы — это не глаз, а круг внимания,
в котором каждая мелочь занимает своё место без борьбы.
Птица в этом круге — необходима, как снег,
а мой страх — лишний, и потому исчезает.
Я стою и учусь смотреть не захватывая,
а позволяя — чтобы мир вошёл сам, без толчка.
Так смотрит вечность: не выбирая, не сортируя,
а признавая формы как детей одного света.
От такого взгляда становятся твёрдыми колени,
и мягкими — решения, потому что нет нужды доказывать.
Око вечности — это ладонь без пальцев,
и я встаю в неё, как семя, которому пора быть деревом.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

VII. СОН ОБЛАКОВ

Туча проходит через вершину, как мысль через молчание,
и остаётся дуновение — лёгкая влага на ресницах.
Здесь перины не для сна, а для перехода,
и сон облаков напоминает: между мирами нет границы,
есть только медленная ткань, которая знает обе стороны.
Я ложусь спиной на склон и слушаю, как небо дышит,
каждый вдох — как разворот страницы, каждый выдох — как запятая.
И в этом чтении я перестаю быть читателем,
становлюсь строкой и наконец — шёпотом полей.
Облака не принадлежат никому, но касаются всех,
и их сон делает бодрее тех, кто умеет ждать.
Я встаю светлее, чем садился,
как будто мне подарили лампу, питаемую туманом.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

VIII. ЧЕЛОВЕК У ПОДНОЖИЯ

Я прихожу к подножию и оставляю оружие — аргументы, гордость, спешку.
Гора не берёт заложников: она берёт только внимание.
Я ставлю ладони на камень и понимаю: меня никто не спрашивает, кто я,
меня спрашивают — слышу ли я, и готов ли идти в своём темпе.
Тут нельзя быть выше, можно быть точнее;
нельзя быть первым, можно быть своим.
Я делаю шаг — и перехожу из страны сравнения
в страну меры, где нет чужих побед и моих поражений.
В этой стране я наконец-то становлюсь полезным:
моё дыхание совпадает с ритмом тропы, моя тень не мешает траве.
Так человек возвращается в оркестр, где он — не дирижёр и не солист,
а инструмент, который рад звучать честно.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;

IX. ЭПИЛОГ — СИМФОНИЯ СЕРДЦА ЗЕМЛИ

Все мотивы собираются, как птицы перед перелётом:
снеговый свет, терпение льда, тёплый шёпот глубины,
прочность ребер, круглый взгляд, путь облаков,
и человек, который научился стоять без громких слов.
Я слышу общий аккорд — он не громок и не тих,
он просто правильный, и от этого в сердце становится просторнее.
Симфония не кончается, потому что у неё нет сцены,
у неё — долины, где вода снова учится говорить.
Эльбрус держит этот строй без усилия,
как держат дыхание те, кто знают любовь.
Я ухожу не с вершины, а из середины,
потому что середина — это форма вечности.
И если мне дадут когда-нибудь вернуться,
я приду тем же шагом: меру сохраняя, благодарность неся.