И в час вечерний

А они… вон… Упорно твердят,
Оголтело скрипят зубами:
«Вы всё равно не сойдётесь взглядами!
Только твой вымысел между вами!»
А они… вон… Озлоблено голосят,
Губами взбивают почти что морскую пену:
«Туши уже свой долбанный очаг!
Разоришься, сжигая эти поленья!»
Монотонно иногда повторяют,
Въедаются в кожу едким шепотом:
«Идеальных таких не бывает!
Идеальных таких тебе память штопает
Из отъявленных средств контрацепции!»
А потом в тоску мою как вцепятся,
Заливают в нутро неверие,
Прокатывают его по венам, артериям
Вескими доводами и убеждениями,
Улыбаются, когда глаза от яркости
Тухнут в пепельно-серое.
Лечат они так унынием и истериками
"Наднебесное высокомерие",
Чтоб лишний раз во всякое не верилось.
А мне-то что?
Бросаю в очаг очередное сухое дерево.
Пламя взволнованно трещит  – ест его.
Пусть. Отдаю безвозмездно
Свет, тепло и у огня место
Тому, кому больше никогда со мной не интересно,
А мне с кем тесно! Душно и тесно! Тесно так быть!
Потому что действительно нужно
В час, когда тропа завьюжена,
Взять где-то искру, способную явить чудо мужества.
Чай сладок молчанием, в общем-то.
Кофе горчит из-за одиночества.
А у воды уже которую тысячу лет
Сохраняется привкус  надежды,
Что и для меня в чьём-то очаге
Алеет угля горсточка,
И в час вечерний светится и греет…
Греет…
Греет…