Я просто беспокойный ребёнок

Я просто беспокойный ребёнок, застрявший в сиреневом небе
с глазами, в которых всегда затаённая просьба:
не оставляй меня, даже если я говорю "уходи",
даже если молчу, даже если раню,
это не я — это мой внутренний шторм,
научившийся ждать, что тепло — временно.
Я — как треснувший сосуд,
в который льют снова и снова доверие,
но оно просачивается — не потому, что я не умею любить,
а потому что мне когда-то
не дали пить из чаши спокойствия досыта.
Я — тревога в теле,
как будто под кожей пружины,
как будто любовь — это минное поле,
а прикосновение — команда «в бой».
Я научилась читать лица быстрее света,
искать опасность в улыбке,
слышать "я рядом" и думать: "ещё не ушёл, но уже собирается".
Я не драматизирую — я помню.
Помнишь, как это — звать и не дозваться,
плакать в закрытую дверь,
чувствовать себя лишней, даже когда тебя обнимают.
Я просто выросла в доме,
где любовь — на таймере,
а тепло — как хлеб:
либо не хватит, либо не заслужишь.
И вот я во взрослом теле,
но с тем же дрожащим сердцем,
что каждый раз спрашивает:
«Ты правда здесь? Или это опять ненадолго?"
Я не слаба — я учусь жить,
когда внутри — постоянный сигнал тревоги,
как будто самолёт в шторме
пытается приземлиться на сердце.
Я не поломка — я следствие.
Я не сумасшедшая — я пережившая.
Я не навязчивая — я ищущая
ту версию любви,
в которой не нужно доказывать,
что я — достаточна.
И я пытаюсь начать говорить себе:
«Я не обязана быть удобной,
чтобы быть любимой.
Я не обязана контролировать,
чтобы не потерять.
Я имею право тревожиться
и всё равно быть целой.»
И начну — по миллиметру —
отпускать хватку.
Доверять. Себе. Жизни.
Тем, кто останется,
даже когда я не буду  гладкой и светлой.
Я — не тревога.
Я — хрупкая в своём мужестве,
живая — несмотря на весь опыт.
Я — не та, кто ломается.
Я — та, кто растёт,
даже на почве, где когда-то
не проросло ничего.