Лолли, по А. Куприну сборка

Лолли

(по А.И.Куприну, сборка)

1

Был самый старый он шталмейстер,
У Чарли страстью – цирк всегда,
Наездником он слыл, как гейзер,
Где в нём с напором бьёт вода.

Но в нём вода-то не простая,
Она -- природно горяча,
И он, лет двадцать опуская,
Наездник в роли был мяча.

Жокей, прыгун он был бесстрашен,
По всей Европе шла молва,
Он грациозен и отважен,
Кипела буйна(я) голова.

Как гимнастическое чудо
Ценились с Чарли номера,
Теперь же жизнь текла так скудно,
Как будто в жизни есть дыра.

По-прежнему работал в цирке,
Он – репетитор молодых,
Детей учил цирковной «стирке»
И не жалел волос седых.

Порой, когда с программой туго,
Хотя и был уже он стар,
На лошади арену круга
Он дарит людям «божий дар».

И бедный ожиревший Чарли
В красивом розовом трико,
Как будто в чём его застали,
Скакать ведь было нелегко;

Не рассчитав прыжок обычный,
Спиною падал для утех,
Эффект тем самым был приличный,
Безжалостный всех вызвав смех.

Он о своём блестящем прошлом
Любил поговорить со мной,
Хотя и было часто тошно,
Ведь Чарли мастер был большой.

Встречались с ним за кружкой пива,
Напротив цирка, здесь в пивной,
Где он обычно так игриво
Рассказ дарил всегда мне свой.

Рассказами был очарован,
Но как-то раз его спросил:
-- В рассказах к действиям прикован,
Судьбой людей не наградил.

Играет в жизни ли артиста,
В работе, как у всех судьба,
В душе ль его всё время чисто,
С самим собой идёт борьба?

-- Здесь очень трудно объясненье,
Мы мало верим в цирке в рок,
Не верим также мы в везенье,
Там каждый сам себе игрок.

Ты веришь в ловкость, силу, нервы,
Ты веришь только сам в себя,
Ты должен просто быть, как первым,
Во всём спокойствие храня.

А впрочем, иногда бывает,
Хранит от смерти и судьба,
В игре на сцене помогает
Людей к животным доброта.

Я вспоминаю этот случай,
О нём поведать Вам хочу;
Его в сознанье как не мучай,
Но Вам я, всё же, расскажу.

2

Я вместе с знаменитым цирком
Повсюду в Венгрии блуждал,
Гастроли шли с огромным шиком,
Страну от сна он пробуждал.

Прекрасная сложилась труппа,
В ней каждый сам себе артист,
К ней позже подключилась группа
Слонов, обученных «на твист».

Артисты были «высшей пробы»,
Ловки, красивы и смелы,
Слоны ж – под властию особы,
Энрико – «звали все слоны».

Высокий сильный он мужчина,
Арабской с негритянской – кровь,
Считался в труппе, словно «мина»,
Снискал всей труппы не любовь.

По виду – сумрачный, жестокий,
К всем людям и своим слонам,
Красив мужчина, черноокий,
Хоть злой, но нравился мадам.

Всегда казалось безотчётно,
Что он – преступник, негодяй,
В душе, как будто, скрыто чётко
Убийство, как ты не гадай.

Ни с кем не вёл он разговоров,
Боялись с ним заговорить,
Не терпит никаких он споров,
Он видом всех готов душить.

И даже «умные артисты»,
Его чудесные слоны,
«Признали», что-то в нём не чисто,
С ним – в состоянии войны.

Он с ними обращался грубо,
Он бил слонов по голове,
Боялись все, не быть бы худу,
Живым остался б он в борьбе.

Хозяин дорожил Энрико,
Слоны «несли» большой «навар»,
Одна из сцен смотрелась дико,
Вселяя в публику угар.

Угар от замираний сердца,
Названье сцены всех влекло,
В неё «насыпав много перца»,
С большим успехом всё прошло.

Она всей «Индии жемчужина»,
Навалом в цирк бежал народ,
Всей сценой публика возбуждена,
Как будто там церковный ход.

А суть всей этой пантомимы,
Что сын богатого раджи,
С умом обставленной картины,
С принцессой следуют пажи;

Влюблён в пленённую принцессу,
Она на казнь обречена,
Картина этого процесса
В арене вся отражена.

Арена – городская площадь,
На казнь принцессу в ней ведут,
Орудье казни ей – не лошадь,
А слон; все с замираньем ждут.

И в роли палача Энрико,
С огромным он своим слоном,
Пока всё смотрится так дико,
Всем кажется всё страшным сном.

Кладут на землю индианку,
Подводят близко к ней слона,
И палача приняв «осанку»,
Над нею поднята нога.

Чтоб раздавить прекрасну(ю) деву,
Но вдруг раджи влюблённый сын,
Стрелой влетает на арену
И в казнь «вбивает острый клин».

Он под венец ведёт невесту,
Уже танцуют все кругом,
Уже на сцене нет и места,
Любовь пришла к владыке в дом.

Принцессу в этом представленье
Всегда играет лишь звезда,
Из-за неё – успех, везенье,
И слон с Энрико, как всегда.

С подня;тою над ней ногою,
Огромен к сцене интерес,
И люди шумною толпою
Воспринимают весь процесс.

Звезды же имя – Лоренцита,
И небывалой красоты,
Любовью труппы всей обвита,
Наездница – любой мечты.

По матери – российска(я) полька,
И итальянка – по отцу,
Такая ей досталась долька,
Впитать тех наций красоту.

Когда же на своём Вулкане,
Громадном вороном коне,
Преодолев все страха грани,
Но страшно публике и мне;

Она влетала на арену,
Рождая в публике восторг,
Её Вулкан был словно в пле;ну,
Он с нею бегал и был горд.

Он знал её – одну хозяйку,
Не знал он больше никого,
Она одна «закрутит гайки»,
Всей воле подчинив его.

Храбра, смела, красива Лора,
Сложнейших мастер всех каскад,
В каскадах даст мужчине фору,
Её игра – так сущий ад.

3

Я расскажу про Лоренциту
Один отважный случай с ней,
Когда сыграв одну «сюиту»,
Она «сразила» всех людей.

Отвага в ней и дерзость, смелость
Вскипели как бы в один миг,
Поняв, что вовсе всё не мелочь,
Поднялся публики вдруг крик.

Случилось это в Будапеште,
Из клетки вырвался вдруг тигр,
А Лора, как всегда, по чести,
Других не пропуская игр;

Свои закончив выступленья,
Как зритель, в партере сидя,
Не ощутила те волненья,
Мгновенно к действию прийдя.

Смело;, как взрывом Лору с места,
В арену совершив прыжок,
Навстречу тигру, как с насеста,
Был артистический рывок.

В руках она держала плётку
И с ней напала на врага,
При этом проявив и смётку,
Лупила, сунув палку в глотку,

Не ожидая этой встречи,
От боли зверь оцепенел,
А потерявший дар всей речи,
Вдруг укротитель протрезвел.

С подмогой тащит зверя в клетку,
Накинув на него петлю,
Мгновенно укротили «детку»,
А Лоре, песню я спою.

Случилось всё молниеносно,
Как будто номер входит в план,
Но всё прошло довольно просто,
И случай принят за обман.

А вот и личной жизни вехи,
С них можно написать роман,
Ненастья в ней и все успехи
Сопровождали «сю» мадам.

Эпохой в жизни самой громкой,
Замужество с бароном Зэ.
С австрийским графом, жизнью лёгкой
Всё позволяла с ним себе.

В год промотала два мильона,
Но надоел богатый муж,
С «графини улетела трона»,
Ей просто оказался чужд.

И даже вопреки богатству,
Рассталась с мужем богачом,
Ей душу цирковое «братство»
Пронзило будто бы мечом.

В «главу» собачьего театра
Она влюбилась в первый раз,
Любви «не выпала ей карта»,
Он изменял ей каждый час.

Он пил и бил свою подругу,
Ответной не было любви,
Из жизни сделал Лоре «вьюгу»,
Печальной заслужив судьбы.

За ней поклонники кружились
Густой, несметною толпой,
Они напрасно волочились,
Она «дарила» всем отбой.



4

Дальнейшая судьба Лориты
Вся с цирком ей «легла, как в масть»,
Мы с ней судьбою, как обвиты,
И вновь её пленила страсть.

Но о себе поведать прежде,
Чтоб всё понятно было Вам,
О ней печёмся мы в надежде,
Сложна судьба у сей мадам.

Соперников мне, как артисту,
Не равен был в те времена.
Я был в профессии неистов,
Накрыла слава, как волна.

Турник, воздушная ль работа,
Прыжки с арены на коня,
Не утруждали мне заботой,
В них лучше всех был только я.

Мой номер заполнял газеты,
И я могу Вам показать,
В них даже про меня куплеты
Пытались, кстати, сочинять.

В то время был силён и молод
И вовсе не дурён собой,
По мне «испытывали голод»,
Девицы восхищались мной.

Конечно, нашей Лоренците
Я нравился уже давно,
А дальше, что не говорите,
И мне была – не всё равно.

Всё начиналось на манеже,
Я в мелочах ей помогал,
А эти мелочи всё те же,
С чего любой там начинал.

Подсаживал, держа за ножку,
Когда садилась на коня,
Их выводил я на дорожку,
К ней чувства явные храня.

Потом мы с нею объяснились,
Взаимной вспыхнула любовь,
Что в душах наших всё теснилась,
«Чуть не выплескивая кровь».

Для нас чудесным было время,
Была прекрасной мне женой,
С души слетали злость и бремя,
Лишь – Дорогая – Дорогой.

Мы выступали с нею вместе,
Большая к нам людей любовь,
Сказать всю правду Вам по чести,
Всегда кипела наша кровь.

На отдыхе и на манеже
Мы жизни радовались с ней,
Нашёл своё я счастье где же?
Где отдал жизни много дней.

Директор был доволен нами,
Зарплату он повысил нам,
Идея грянув, как «цунами»,
Что снилась долго по ночам.

Иметь свой цирк под съёмной крышей,
Создать в нём новый коллектив,
Украсить жизнь в своей лишь нише,
От всех несчастий оградив.

Но вот однажды мы с женою
Шли вместе вечером домой,
Она казалась вдруг другою,
А я ей будто не родной.

Лоретта будто бы не в духе,
Волненье взяло её в плен,
Но чувства в ней совсем не глухи
К различным видам перемен.

Она со свойственным ей жаром,
Мне рассказала всё, как есть,
Что этот Энрико нахалом
Пытался замарать ей честь.

Подкрался сзади к ней бесшумно,
Обнял, как обручем, любя,
Он думал, будет так разумно,
В миг от него с ума сведя.

И раньше тоже замечала
Похотливый горячий взгляд,
Она значенья не придавала,
Что мнит в виду сей мерзкий гад.

Я взбешен был таким рассказом,
Хотел вломиться к нему в дом,
Пресечь все дерзкие проказы,
Об стену, чтоб «коснулся» лбом.

Жена повисла мне на шею,
Не делать с этого скандал,
Чтоб слухи мне, как твоей фее,
Не поползли, справляя бал.

Я принуждён был согласиться,
Но зорко я решил следить,
Вдруг он решил бы вновь «всбеситься»,
И морду Энрико набить.

5

Прошло примерно две недели,
Не замечал я ничего,
Мы все забыли уж о деле,
О гнусной дерзости его.

Как вдруг события внезапно
Одно случилось за другим,
Но расскажу всё поэтапно,
Как был я ими весь раним.

Моя жена как раз в ту пору
«Влюбилась» в этого слона,
Ему носила целу(ю) гору
Деликатесов всех сполна.

Ещё как нежился в постели,
Утрами, Энрико-палач,
У Лолли были в колыбели
Конфеты, сахар и калач.

Она «мурлыкала» над Лолли,
Лаская с нежностью слона,
Она была с ним как бы в роли
Защитницы-опекуна.

От дрессировок с ним жестоких,
Побоев палкою в живот,
Уколов в хобот столь глубоких,
Что был эффект – наоборот.

Она поглаживала хобот
И «пела» нежные слова,
Что Лолли, как послушный робот,
«Порой кружилась голова».

«Котёночек и птичка, крошка»,
Мой Лолли, как же ты мне мил,
С тобой побуду я немножко,
Чтоб ты меня потом любил.

И «двухсаженная малышка»,
И весом боле ста пудов,
«Усвоив всё, что понаслышке,
В «восторге» от её трудов.

Он обожает Лоренциту,
Услышав издали шаги,
Он исполняет ей «сюиту»,
Он знает – это не враги.

Он испускал слоновы крики,
Похожие на трубный звук.
Об руки тёрся Лоринциты,
Довольный «искупленьем» мук.

Однажды, по обыкновенью,
Зайдя в «апартамент» к слону,
Она, к большому удивленью
И чуть не проглотив слюну;

Застала Энрико у Лолли,
То дрессировки выпал час,
И по хозяина он воле,
Без всяких лишних там прикрас;

Свистка услышав звук сигнала,
На задни(е) ноги слон вставал,
И так стоял он от начала,
Пока хлыста не получал.

Тогда всей тяжестью своею,
На ноги с шумом падал вниз,
Не подчиниться он, не смея,
Выполнял любой каприз.

Уже Лорита незаметно,
«Включить» хотела задний ход,
Энрико взглядом, искрометно,
К ней подскочил, закрыв ей рот.

Закрыл ей рот он не рукою,
Обнял, отвесив поцелуй,
Подумал, я её-то стою,
Верхом хоть сколько не гарцуй.

И оскорблённая вся в чувствах,
И вырвавшись с большим трудом,
С разбуженным Лорита буйством,
Хлестала по лицу хлыстом.

Она бежит, крича, к арене,
Но он догнал и вновь схватил,
Он взбешен был и весь, как в «пене»,
Рукою рот он ей закрыл.

Но в это время на арене
Я тренировку завершал,
Был разгорячен, тоже в «пене»,
Но крик супруги услыхал.

Влетел, как ястреб, за кулисы,
В объятьях вижу я жену,
Прервал я Энрико «капризы»,
На спину прыгнул я ему.

На пол упали мы с ним оба,
Катались долго по нему,
Такая жизненная «проба»,
Меня толкала ко всему.

Жена в объятиях другого,
Насилье над моей женой,
Стерпеть не мог я вот такого,
И бешенство владело мной.

Хотя он был меня сильнее,
Но гнев придал мне много сил,
Но битва за жену важнее,
И я его с напором бил.

Не помню, сколько длилась битва,
Но растащили нас с трудом,
По нам «прошлась» как будто бритва,
Мы словно тронулись умом.

По телу – синяки, ушибы,
А лица наши все в крови,
Как окровавленные «глыбы»,
Итог – за женщину борьбы.

А вечером ведь представленье,
Нам на арене всем играть,
Конечно, всем на удивленье,
Арена же нам просто – мать.

Замазав лица свои кремом,
Упрятав боль внутри себя,
Но в нас вселился словно демон,
При встречах – зубками скрепя.

Его зловещая улыбка,
До боли сжаты кулаки,
Друг друга видеть, словно пытка,
Ведь мы с ним навсегда враги.

Вот и «Жемчужина Инди;и»
Уже выходит на показ,
Враги-участники – живые,
Сейчас начнут всем свой рассказ.

В эффектной этой пантомиме
Я сын раджи был, как всегда,
Палач – Энрико в сей картине,
Лорита пленницей была.

Я, стоя у входной портьеры,
Все сцены видел, каждый шаг,
Какие соблюдались меры,
Опасный ли возник очаг.

Ведут на казнь мою Лориту,
И стража вся по сторонам,
Ей руки связаны за спину,
В лице – презрение к врагам.

Расстелен был среди арены
Большой узорчатый ковёр,
Чтоб для эффекта общей сцены,
Усилить казни сей простор.

Её кладут в него на спину,
На миг заметила меня,
Послав улыбкою мне «мину»,
Готова смерти сдать себя.

Под звуки траурного марша
Выходит Энрико-палач,
За ним «плывёт» как будто «баржа»
Слон Лолли, как его палаш.

Слон в шаге от моей Лориты,
Горою встал, узнав её,
Ей начал петь свои «сюиты»,
И с лаской дунул ей в лицо.

По знаку музыка вдруг стихла,
Энрико тут же подал свист,
А в цирке тишина повисла,
И поднят был Энрико хлыст.

И слон, привстав на задни(е) ноги,
Поднял передние над ней…
Да будут милостивы боги,
На счастье зрителей-людей.

Слегка нагнувшися к Лорите,
Палач ей что-то прошептал,
Но что Вы мне не говорите,
Её к себе он приглашал.

Она отвергла приглашенье,
Качая в стороны главой,
Тогда Энрико в раздраженье
Удар хлыстом «отвесил» свой.

Внезапно дрогнул телом Лолли,
Казалось, рухнет телом вниз,
Хотя и дрогнул он от боли,
Но не исполнил он «каприз»:

Чтоб раздавить мою Лориту,
Такая была явно цель,
И тем закончить всю «сюиту»,
Удар повторный был сильней.

Хотел вбежать я на арену,
Но тут случилось не;что вдруг,
Затеял слон всю перемену
На свой болезненный недуг.

Слон рассердился на Энрико,
Не стал он слушать палача,
Он опустился очень тихо,
Но жертву явно, как щадя.

Она лежала меж ногами,
Её ничуть он не задел,
Как догадались Вы и сами,
Энрико сценой не владел.

Тогда он, очень обозлённый
Стал бить по хоботу слона,
Но слон какой-то стал упорный,
Меж ними началась война.

Уже и публика «проснулась»:
«Довольно, хватит», -- слышен крик;
Удача явно отвернулась,
И вот настал всей сцены пик.

Он вновь решительное средство
Употребил против слона,
Но на себя навлёк лишь «бедство»,
Из злости, ярости – стена.

Булавкой уколол он хобот…
Обвитый хоботом, он в миг,
Под общий публики всей хохот,
Поднятый вверх, земли достиг.

Лежал без чувств он на арене,
Но в день другой пришёл в себя,
Не удалось на этой сцене
Лориту раздавить, ей мстя.

-- Но что же дальше с Лоринцитой? –
Спросил я Чарли, под конец;
Молчанье длилось лишь минутой:
-- С ним убежала под венец.

-- Проникнуть к женщине нам в душу
Довольно трудно иногда,
В слона «влюбилась», в эту тушу,
Меня покинув навсегда.

Январь 2016