Погребаечки на конкурс Tag des Friedhofs

Могла ли я представить, что буду работать в похоронном бюро, да ещё и в чужой стране? Невероятно, но уже год это именно так.

Мои отметки на Google-картах выглядят странно и слегка пугающе – на взгляд тех, кому неприятна тема кладбищ. Но для меня это места с особенной атмосферой и эстетикой памяти. Места, тихо рассказывающие истории из далёкого прошлого или едва минувших лет.

За прошлый год мне довелось работать носильщиком гроба на множестве берлинских кладбищ, и у меня появились свои фавориты. Это Alter St.-Matth;us-Kirchhof – там похоронено множество известных людей, например, братья Гримм. Однажды я провела там несколько часов, блуждая между памятниками и делая один поисковый запрос за другим. Ещё мне нравится Friedhof Berlin-Heerstra;e – лесное кладбище с озером в центре. Чередование подъёмов и спусков открывает красивые виды, хотя требует немалых усилий во время работы =) А кладбище, на котором я ещё не была, но видела в сериале «Вавилон-Берлин» и мечтаю однажды увидеть своими глазами (апдейт: увидено) – это S;dwestkirchhof Stahnsdorf.

Мне очень нравится, когда надгробные памятники содержат не только имя и годы жизни, но и нечто, ставшее символом дела всей жизни. Например, авторские фигурки на могиле скульптора, домики – в память архитектора, каменные книги – в честь писателя, палитра с красками – памятник для художника, маленькая барабанная установка на могиле музыканта… Или когда жизнь продолжается посредством растений – например, на территории Alter St.-Matth;us-Kirchhof есть две прекрасных женских фигуры, поддерживающие руками огромную чашу-клумбу, из которой свисают лианы, и украшенную цитатой из Гёте: «Das ewig Weibliche zieht uns hinan».

Но имена и даты – лишь одна часть истории. Вторая часть – это воспоминания и чувства тех, кто остался. Способ, которым они выражают отношение к умершему. Проводят границы между «было» и «есть» – и одновременно устанавливают между ними связь. За прошедший год у меня накопилось множество интересных историй, а коллеги с большим стажем могут рассказать ещё больше. Например, о том, как катафалк был украшен в стиле 19 века и запряжён чёрными лошадьми.

Мои самые печальные похороны? – Те, на которых не было ни родственников, ни пастора, ни цветов, ни музыки. Мы просто молча выполнили свою работу, похоронив одинокого человека. Я пыталась найти информацию об усопшем, но безуспешно. А случаи, когда приходится хоронить детей или подростков – хоть такое и случается крайне редко – каждый раз разбивают сердце.

Самые весёлые похороны? – О, таких историй гораздо больше. Однажды родственники выпускали в небо воздушные шары, а носильщиков гроба просили улыбаться и выглядеть жизнерадостно. В другой раз на пути из часовни к могиле процессию сопровождала живая музыка – из-за деревьев слышались то скрипка, то труба. Был случай, когда друзья усопшего принесли в часовню его канарейку, и она пела во время церемонии, а на крышку гроба ему прикрепили сомбреро и бутылку текилы. Кстати, об украшениях: обычно это цветы, но бывают и памятные рисунки, и птичьи гнёзда, и… деревянные вилки в полметра длиной – в знак того, что усопший работал в ресторане. А однажды весь гроб выглядел как плетёная корзина!

Самые странные похороны? – Те, на которых у гроба стояли два рыдающих парня, а в качестве музыкального сопровождения они использовали берлинское техно на полной громкости. Меня в тот момент одолели настолько противоположные эмоции, что было сложно сохранить нейтральное выражение лица. Однажды прямо во время похорон на кладбище привели учеников художественной школы, и они делали наброски издалека. А ещё один случай был на Пасху, когда мы явились согласно плану, а сотрудники кладбища внезапно сказали: «Покойный не приедет». Увы, это оказалось не чудесное воскресение, а всего лишь перенос даты…

Похороны с национальным колоритом? И такое бывало. Например, хорватская община несла перед гробом крест с традиционным белым полотенцем на нём, а у могилы был организован поминальный стол с едой и напитками. Похороны по православному обычаю – когда тело открыто во время прощания – тоже случались. Коллегам довелось выполнять и мусульманское погребение, когда останки спускают в могилу не в гробу, а в ткани, словно мумию (к этому допускают лишь мужчин, но я ничуть не жалею). А однажды вьетнамская община устроила оригинальную церемонию – в белых одеждах, с песнопениями, благовониями и сожжением на мангале специальных растений и древесины.

Перечитав свои заметки (возможно, когда-нибудь они превратятся в целую книгу), я понимаю: этот текст – не о кладбищах. Он – о людях. О тех, кому эти особенные точки на карте Берлина стали вечным приютом, и о тех, кто приходит проститься или навестить ушедших. О тех, кто узнал тайны этих мест, связав с ними свою профессию. И о тех, кто, проходя мимо, решил нырнуть в иные времена и поймать взглядом свет от упавших звёзд чужих жизней.